Немая девочка

Закончил разговор Торкель уже находясь во дворе. Жилой дом казался пустым и темным, автомобиля перед домом не было. Во всяком случае, действующего. Сбоку от большого сарая стояли останки двух автомобилей, дверцы и передние брызговики наполовину сняты. По краям зданий росло множество крапивы, и чем дальше Торкель продвигался к жилому дому, тем отчетливее видел отсутствие ухода. Белая краска вокруг окон отслоилась, и в нескольких местах деревянного фасада виднелись явные признаки повреждения от влаги.

Торкель испробовал звонок, но тот, похоже, не работал, во всяком случае, прислонившись к двери, он не услышал ни звука. Несколько раз безрезультатно постучав, он сдался. Их нет дома. Торкель написал, в чем состоит его дело, на обратной стороне визитной карточки и, проходя мимо почтового ящика, опустил ее туда.

Уже стало по-настоящему темно. И прохладно. «Надо было взять машину, – подумал он. – Типичная для ранней весны ошибка. Всегда забываешь, насколько холодно становится с исчезновением солнца». Он застегнул молнию на куртке и двинулся в обратный путь. Ему хотелось надеяться, что Билли уже закончил поиски вокруг дома и они смогут поехать обратно.

Себастиан открыл окно и выглянул в принадлежащий гостинице «Орел» темный сад. Госкомиссия оккупировала четыре из семи номеров в желтом здании начала XX века, которое, по словам разговорчивой дамы на рецепции, строилось как внушительных размеров частный особняк и именовалось в народе «Домом пальмы», поскольку при входе стояла пальма высотой в два этажа. Потом здесь проживало несколько семей, квартировали офицеры, а в конце сороковых годов дом перестроили в гостиницу, и тра-та-та. Себастиану не хватило сил даже притвориться заинтересованным.

Вдыхая струящийся в окно чистый ночной воздух, он уселся на кровать, взял пульт и включил телевизор.

Кто-то пел.

Кто пел и что, Себастиан не знал, но разбираться не стал.

Он лег. Его взгляд упал на противоположную стену. Стены комнаты покрывали обои в мелкий синий цветочек, причем узор был такой частый и расплывчатый, что возникало ощущение, будто в комнате взорвался какой-то инопланетянин с синей кровью. Белые занавески, белый ночной столик с прикроватной лампой из латуни, письменный стол у стены напротив двери. Белая дверь в туалет. Себастиан предположил, что при обустройстве интерьера руководствовались такими словами как «уютно» и «по-домашнему».

Он не находил себе места.

Знакомое ощущение.

Простое лекарство.

Но даже секс манил недостаточно сильно. Выходить, ресторан, угощать напитками, болтать, возможно, танцевать. Слишком затруднительно, и есть риск, что толку будет слишком мало. Будь это просто, тогда пожалуй, но когда Себастиан после допроса спросил Флавию, знает ли она приятные рестораны, и если да, то не хочет ли она составить ему компанию в одном из них – если не на ужин, то хотя бы на бокал вина после работы, – та четко дала понять, что ее дома ждет муж.

Поэтому он посидел на коротком совещании, когда вернулись Торкель и Билли, узнал больше о месте преступления и убитой семье, но ничего такого, что сразу дало бы им толчок для работы. Они решили начать с утра пораньше со встречи с прокурором и отправились в гостиницу.

В машине Себастиан присматривался к Торкелю. Тот казался подавленным. Возможно, на него подействовало место преступления, но скорее дело было в Урсуле. В процессе работы ее отсутствие стало более заметным. Кроме того, во время короткого совещания Торкель сказал, что решил привлечь ее к расследованию, обеспечив ей доступ ко всем снимкам и сведениям.

Он ни с кем особенно не говорил на нерабочие темы, а Себастиану вообще не сказал ни слова не по делу.

Не пора ли разобраться с этой ситуацией? Одно дело не разговаривать об этом, когда они в принципе не видятся, а здесь им предстоит находиться в компании друг друга круглосуточно. Выиграет ли он что-нибудь, если поднимет эту тему?

Все едино.

Продолжать пялиться в стенку он не может.

Раз уж с сексом не получилось, пусть будет Торкель.

Буквально через секунду после того, как Себастиан постучался, Торкель открыл дверь, будто стоял у двери и ждал. Не говоря ни слова, он развернулся и пошел в комнату. Себастиан вошел, закрыл за собой дверь и застыл как вкопанный, не в силах толком переварить увиденное. Стены, казалось, атаковали его.

Цветы и снова цветы.

Абсолютно повсюду.

Не маленькие и неброские, как у него в номере, нет, большие, яркие букеты, наводящие на мысль о провинции Даларна с ее знаменитыми цветочными орнаментами, вплотную друг к другу, словно какой-то подражатель Карла Ларссона под кайфом дал волю кисти.

– Как у тебя тут красиво, все в цветочках, – кивая на обои, заметил Себастиан и предположил, что, оформляя эту комнату, дизайнеры руководствовались формулами «интимно» и «по-летнему».

– Что тебе нужно? – поинтересовался Торкель, продолжая распаковывать лежавший открытым на одной из кроватей чемодан.

– А ты как думаешь?

Торкель прошел мимо него с двумя рубашками и повесил их в шкаф, стоящий сразу за дверью.

– Мне подумалось, не хочешь ли ты поговорить об Урсуле, – сказал ему в спину Себастиан.

– С тобой?

Торкель закрыл шкаф и повернулся к Себастиану.

– В нее выстрелили у меня дома.

– И что же она там делала? – почти выпалил Торкель. Прозвучало более ревниво, чем он намеревался, но ему слишком хотелось знать.

Его это грызло.

Съедало изнутри.

Он любил Урсулу. Она развелась. Внезапно появился шанс для чего-то долговечного. Ему трудно было жить одному. Всегда. Он мечтал о второй половинке.

Мечтал об Урсуле.

И вот ее ранили. Чуть не отняли у него. Дома у Себастиана Бергмана – именно у него.

– Мы просто ужинали, – ответил Себастиан и посмотрел на Торкеля испытующе. Что ему сказала Урсула? Едва ли рассказала правду. Рассказывать, собственно, было особенно нечего. Они не спали друг с другом. Правда, собирались. В тот вечер. Если бы не появилась долбанутая Эллинор со своим пистолетом. Но этого она, наверное, не рассказала. Урсула умеет хранить тайны. Не хуже самого Себастиана. Возможно, даже лучше.

– Она регулярно с тобой ужинала? – поинтересовался Торкель, попытавшись сохранить нейтральный тон. Однако ревность опять дала себя знать. Он ничего не мог с этим поделать. Сколько раз он пытался пригласить Урсулу на ужин, но получал отказ.

– Нет, изредка ужинала, но регулярно… нет.

Себастиан умолк. Он начал жалеть, что не пошел в ресторан, но было слишком поздно. Торкель стоял и молча вглядывался в него, явно ожидая продолжения.

– Думаю, дело было в разводе с Микке и вот этом всем, – начал он. – Ей, вероятно, требовалось с кем-то поговорить.

– И она выбрала тебя, а не меня?

– Видимо, так было проще. Я хочу сказать, она умная. Она наверняка знала о твоих чувствах к ней, а… со мной ничего такого быть не могло. Это было… безопасно.

Себастиан пожал плечами, словно желая подчеркнуть невинность ситуации. Урсула, возможно, из них двоих лучше умеет хранить тайны, но никто, черт возьми, не лжет так убедительно, как он, подумал он и посмотрел на Торкеля наичестнейшим и самым искренним взглядом. Торкель не смог сдержать насмешливой улыбки.

– Ужин у тебя дома. Безопасно? – Он пошел обратно к кровати и достал последние вещи. – Неужели ты когда-нибудь ужинал с женщиной без того, чтобы потом не переспать с ней? Или до ужина? Или во время?

Разумеется, правда. Ужин бывал прелюдией. Иногда стимулирующим и полезным, иногда неизбежным злом. Себастиан посмотрел на опять вернувшегося от шкафа Торкеля.

Когда-то они были друзьями.

Себастиан не чувствовал необходимости полностью возвращаться к этому, но все-таки он предпочитал, чтобы Торкель не испытывал к нему откровенной враждебности. Когда Себастиан только вернулся в Госкомиссию, после нескольких лет отсутствия, Торкель искал открытости и доверия. Себастиан решил наконец их ему предоставить.