Пропавшие девушки Парижа

Потом начала отбивать сообщение телеграфным ключом. Она несколько недель училась набирать буквы азбукой Морзе и практиковалась так много, что морзянка ей даже снилась. Но ей до сих пор не удавалось печатать быстро, гладко и без ошибок, как это требовалось в реальной обстановке.

Однако работа с приемопередатчиком заключалась не только в кодировании и владении азбукой Морзе. Буквально в первые дни учебы инструктор по радиосвязи, молодой лейтенант, откомандированный УСО из Блетчли-парка, отвел Мари в сторону.

– Мы должны зафиксировать ваш почерк и присвоить вам личные проверочные коды.

– Не понимаю.

– Видите ли, приемопередатчики взаимозаменяемы: если у кого-то есть катушки и кварцевые резонаторы, он всегда сумеет выйти в эфир. Любой, кому удастся раздобыть эти элементы, сможет вести радиообмен. Если донесение пришло действительно от вас, в штаб-квартире это смогут определить только по вашим личным проверочным кодам и почерку. Начнем с почерка, – продолжал инструктор. – Набейте мне сообщение о погоде.

– Незашифрованное?

– Да, просто наберите. – Его просьба Мари показалась странной, но она без лишних слов отстучала строчку о том, как быстро здесь меняется погода: то ураганные ветры, то яркое солнце. Потом подняла на него глаза. – Продолжайте. Пишите о чем угодно, кроме личных данных. Текст должен состоять из нескольких строк, чтобы мы могли идентифицировать ваш почерк.

Озадаченная, Мари повиновалась.

– Вот, пожалуйста, – сказала она, заполнив страницу чепухой – рассказом о том, как минувшей весной неожиданно разразилась метель, похоронившая под снегом цветущие нарциссы.

Набранный ею текст распечатал телетайп, стоявший в передней части аудитории. Инструктор взял распечатку и показал ей.

– Видите, вот это ваш почерк: вы давите на первую часть слова, делаете длинные паузы между предложениями.

– И вы определили это всего по одному сообщению?

– Да, хотя для сравнения у нас есть другие ваши учебные тексты. – До той минуты Мари не задумывалась о том, что на нее ведут досье, хотя, конечно же, определенный смысл в этом был. – Но, в принципе, от сеанса к сеансу почерк не меняется. Ваш почерк столь же уникален, как ваша манера письма или подпись; по нему определяют, что радиограмму передали вы, и никто другой. Сила удара по телеграфному ключу, время и расстояние между буквами создают особенности индивидуального стиля. У каждого радиста свой собственный неповторимый почерк, по которому мы определяем, что вы – это вы.

– Могу я чуть изменить свой почерк, чтобы подать сигнал, если что-то пошло не так?

– Нет, очень трудно радировать в несвойственном тебе стиле. К примеру, вы ведь, когда пишите, не думаете, какую манеру письма избрать. Пишите, и все. И если захотите написать что-то в неузнаваемой манере, вам придется использовать недоминантную руку. То же самое с почерком радиста: вы вырабатываете его неосознанно и изменить не можете. Но если что-то пойдет не так, сигнал можно подать другим способом. Для этого существуют личные проверочные коды.

И инструктор принялся объяснять, что каждый агент имеет личный проверочный код. Это – некая аномалия в тексте радиограммы, по которой адресат устанавливает, что данное сообщение пришло именно от нее. В частности, Мари всегда должна допускать «ошибку», на месте тридцать пятой буквы набивая «п» в своем донесении. Ее второй проверочный код – замена каждой второй «о» на «а» в тексте. Первый проверочный код называют «обманным», объяснил инструктор.

– Немцам известно, что мы используем проверочные коды, и они попытаются выведать у вас ваш код. На допросе вы можете выдать им свой «обманный код». – Представив себя на допросе, Мари внутренне содрогнулась. – Однако подлинность сообщения подтверждает именно второй – настоящий – код. Вот его вы не должны выдавать ни при каких обстоятельствах.

Мари завершила свой повторный тест, убедившись, что включила в передаваемый текст и обманный код, и настоящий. Затем обернулась. Элеонора сидела на том же месте в углу и, как ей показалось, наблюдала только за ней. Подавив чувство неловкости, Мари начала выполнять задание с доски. Работая с более длинным текстом и новым шифровальным ключом, что был напечатан на другом шелковом лоскутке, она постепенно набирала темп и спустя пять минут закончила набивать сообщение. Довольная собой, она подняла голову.

Элеонора вырвала из телетайпа распечатку текста Мари и решительным шагом подошла к ней. Вид у нее был сердитый.

– Нет, так не пойдет! – заявила Элеонора раздраженным тоном, чем немало озадачила Мари: ведь она все сделала абсолютно правильно. – Вы должны не просто стучать телеграфным ключом, как по клавишам пианино. Этого недостаточно. Ваша задача – осуществлять радиообмен и «говорить» естественно, чтобы был слышен ваш индивидуальный «голос».

Мари хотела возразить, сказать, что именно это она и сделала, или хотя бы спросить, что конкретно Элеонора имеет в виду. Но та, не давая ей опомниться, выдернула из рации телеграфный ключ.

– Зачем это?! – воскликнула Мари. Не отвечая, Элеонора взяла отвертку и стала дальше демонтировать приемопередатчик, раздирая его на части с такой свирепостью, что болты и шурупы отлетали на пол, закатываясь под столы. Остальные девушки наблюдали за ней в ошеломленном молчании. Даже инструктор опешил.

– О! – вскричала Мари, хватаясь за разобранные части. В этот момент она на физическом уровне ощутила свою тесную связь с рацией, на которой она работала со дня прибытия в учебный центр.

– Мало уметь работать с рацией, – надменно произнесла Элеонора. – Вы должны научиться ремонтировать ее, собирать с нуля. У вас десять минут на то, чтобы собрать приемопередатчик. – И Элеонора удалилась. А Мари захлестнул гнев. Элеонора не просто наказывала ее за недавний порыв в столовой; она стремилась вывести ее из строя.

Мари смотрела на демонтированные компоненты приемопередатчика и пыталась вспомнить инструкцию, которую она заучивала на первых занятиях по радиосвязи, пыталась представить в своем воображении нутро рации. И не могла.

– Начни вот с этого, – посоветовала Джози, подходя к ней. Она поправила завалившуюся на бок часть основания рации и стала придерживать ее, пока Мари крепила к ней несущую плату. Остальные девушки тем временем тоже встали со своих мест и, ползая на четвереньках, принялись собирать разлетевшиеся компоненты и крепеж.

Держи. – Джози дала Мари круглую ручку, которая вкручивалась в передатчик. Тонкими пальцами она проворно затянула винт, который никак не поддавался Мари. Джози показала на один болт, который она плохо прикрутила.

Наконец приемопередатчик был собран. Но заработает ли он? Мари постучала телеграфным ключом и стала ждать. Раздался тихий щелчок: код, который она ввела, был зарегистрирован. Рация снова работала.

Мари подняла голову, глазами ища Элеонору: хотела посмотреть на ее реакцию. Но Элеонора уже ушла.

– За что она тебя так ненавидит? – шепотом спросила Джози, когда остальные вернулись на свои места.

Мари не ответила. Спина ее словно одеревенела. Не спрашивая разрешения, она покинула аудиторию и пошла по коридору, заглядывая во все двери, пока не нашла Элеонору в одном из пустых кабинетов. Та изучала какие-то документы.

– Почему вы так строги ко мне? Вы меня ненавидите? – подступила к ней Мари, повторяя вопрос Джози. – Приехали сюда только для того, чтобы разделаться со мной?

Элеонора подняла голову от папки.

– Ничего личного. Либо у вас есть качества, необходимые для успеха, либо – нет.

– И, по-вашему, у меня таких качеств нет?

– Не важно, что я думаю. Я читала ваше досье. – До сей минуты Мари не задумывалась о том, что написано о ней в досье. – Вы обрекаете себя на провал.

– Французским я владею не хуже других, даже в сравнении с мужчинами.

– Быть не хуже мужчин недостаточно. Они не верят, что мы пригодны для такой деятельности, значит, мы во всем должны быть лучше их.

– С каждым днем я наращиваю скорость и кодирую… – не унималась Мари.