Хроники: пламя

– Ну а ты откуда такая зелёноглазая и красивая?

– Всю жизнь прожила в Питере, и, несмотря на то, что родители практически круглый год катаются по миру, ни разу не выезжала за его пределы, – протянула я, – скука смертная. Кстати, мы пришли, – я улыбнулась и посмотрела на парня.

– Можно я… – Никита смущённо, насколько это было возможно, улыбнулся.

Не знаю, чего я ожидала. Он заворожил меня. Внутри всё задрожало. Я случайно прикоснулась к его прохладной руке.

– Что можно?

Никита в мгновение изменился в лице. Скулы напряглись, глаза прищурились. Он сжал кулаки и глубоко вдохнул, неспокойно меня осматривая. Глаза как-то необычно быстро потемнели. Он отдёрнул руку, поднёс её к лицу и жадно вдохнул ещё не успевший исчезнуть с кончиков его пальцев мой запах.

– Ничего. Ты начала меняться… Процесс запущен. Мне нужно идти, – кинул грубым голосом Никита, поворачиваясь спиной.

Он почти бежал от моего дома, попутно доставая из кармана телефон.

Я не поняла, что случилось, ещё пару минут стояла в недоумении и смотрела ему вслед. Сердце чуть не выпрыгнуло. Оно так колотилось, что рёбра заныли от боли.

Как только дверь за мной захлопнулась, я сползла вниз, усевшись в коридоре. Ничего не понимая, смахнув тонкую струйку солёной воды со щеки, я шмыгнула носом. Было так неприятно, так обидно и в то же время стыдно. Слёзы все лились и лились по успевшим раскраснеться ещё больше щекам. Внутри творилось что-то невероятное. Я отчётливо понимала, что влюбилась. Да ещё так сильно, что была готова на любую глупость, лишь бы только увидеть Никиту снова. Я просто не могла о нём не думать. Попыталась переключиться на что-то другое, но не вышло. «Ты начала меняться». Что это значит? Это я начала? Он себя-то видел?

Зазвонил телефон, и я от неожиданности подскочила на месте.

– Алло! – раздался глухой голос на том конце провода.

Всё внутри сжалось. На глазах снова появились слёзы.

– Мамочка! – почти закричала я.

– Здравствуй, моя хорошая! Как ты там без меня? Справляешься? Как мальчики? – тысяча вопросов в секунду. В этом вся мама.

– Да, мам, всё в порядке, всё-таки не первый раз! Тем более вы уехали только утром. Ничего ещё не успело измениться.

– Какой-то голос у тебя грустный, ты там, что плачешь?

– Нет, мам… – я смахнула слезинку со щеки, стараясь сделать голос веселее, – просто устала сегодня очень.

– Опять взяла на себя какие-нибудь обязанности?

– Да, как обычно! Всё по-старому, ничего не меняется. Как папа? Вы, что уже добрались?

– Всё очень хорошо! Но мы не там, где должны были быть. Долететь-то долетели, но автобус не пришёл. Но нас приняли хорошо. Мне очень нравятся здешние жители, они все доброжелательные. А папа…он, как всегда, прекрасно, весь в делах. Не поверишь, нарядился в одежду местных и выплясывал с ними. А мне сделали татуировку на руке, – голос становился всё тише и тише, связь была плохая, и мама уже на последних минутах, чуть ли не прокричала, – солнышко, мне пора. Очень люблю тебя и скучаю!

– Я тоже скучаю. Люблю тебя, – услышав глухое «ту-ту-ту-ту-ту», я положила трубку. Но не встала с пола, всё продолжала сидеть и думать о новом знакомом.

Больше всего на свете мне захотелось, чтобы в этот момент рядом оказалась мама. Ведь она всегда меня поддерживала, давала ценные советы. Папа тоже иногда мог сказать что-то интересное, но, в основном, его волновало только одно – нужно ли набить парню, обидевшему меня, морду. Я всегда говорила нет, и папа, спокойно взяв газету под мышку, уходил в библиотеку.

Я пошла на кухню.

Тишина. Впрочем, как и во всём доме. Я боялась этой тишины. Она для меня значила одиночество. Пустые комнаты, темнота, наползающая со всех углов, и шорох сухих веток под окном. Вот и всё мое развлечение. В детстве я спала с мягкими игрушками, ставила их вокруг себя, делая оборонительную линию, одну из многочисленных собачек укладывала под подушку, другую крепко обнимала. Сейчас хотелось сделать то же самое.

Я прошлась по всему дому, полила мамин цветок, который она купила, чтобы доказать папе, что может заботиться не только обо мне. В итоге им занимаюсь я, а папа делает вид, что спора не было. Он вообще очень мудро поступает в отношениях с мамой. Намеренно временами не обращает внимание на её эмоциональность. Она побубнит немного и успокоится. Не представляю, если бы папа отвечал ей криком на крик. Я бы точно смылась из дома.

Снимала бы где-нибудь на окраине маленькую квартирку или комнату, главное, чтобы хватило места для мольберта. Завела бы кота. Животные, правда, меня не слишком любят, лошади так вообще шарахаются, стоит мне появиться в радиусе ста метров. Ну а кошки ещё ничего. Смотрят с подозрением сначала, а потом ластятся. Ещё почему-то меня любят вороны и змеи. Уж не знаю, чем я им приглянулась. Я бы предпочла дружить с какими-нибудь хомяками или милыми щеночками.

Круглые чёрные часы показывали 22:30. Есть совсем не хотелось, но нужно, иначе можно закончить голодной смертью. Ведь сегодня, кроме зелёного чая, в мой желудок ничего не попало. Может, и вчера тоже. В животе предательски урчало. Я открыла холодильник, мама заботливо заставила все полки. Она знала, что готовить сама я не буду, по крайней мере, до тех пор, пока не позеленею от истощения. Дожёвывая последний сладкий кусочек малинового пирога, я поднялась в свою комнату.

И здесь тишина. Ничего удивительного. А, что я могла ещё ожидать, кого хотела здесь увидеть? Я села на кровать и уткнулась лицом в подушку. Я громко закричала. Вот в такие моменты меня грела мысль, что никто не слышит.

Внизу что-то громко стучало. По телу, от кончиков пальцев на ногах до головы, пробежали мурашки. Обычно в это время без звонка гости ко мне не приходили. Быстро спускаясь вниз, я успела удариться об перила, – теперь наверняка будет синяк, и, думаю, немалых размеров, – проскользнуло в голове.

На улице никого. Я стояла босыми ногами на ненавистном мне коврике с надписью: «Входите, пожалуйста!» зря не добавили «ВСЕ!» это было бы дополнение к и так безгранично глупой фантазии его дизайнера. Ноги начали замерзать, и я быстро шмыгнула за входную дверь. Холодный воздух, успевший, как вор, проникнуть в дом, следовал за мной до самой комнаты. Показалось, что здесь что-то не так, что во время моего отсутствия кто-то тут побывал. Стакан, который обычно стоял справа от кровати, на этот раз оказался слева, но, сославшись на усталость, я быстро о нем забыла. Темнота душила. Я быстро шмыгнула под тёплое одеяло и стащила с тумбочки дневник. Настольная лампа горела тусклым желтоватым светом, словно давая разрешение написать пару строк.

Я постоянно о нём думаю, не знаю, что со мной происходит… Это Любовь?

Любовь похожа на болезнь, лёгкая форма простуды может перерасти в пневмонию. Я сейчас не была готова болеть.

В попытках понять, что со мной происходит, я запуталась ещё больше. Рациональность твердила, что нельзя влюбиться в кого-то так быстро, всего после пары дурацких вопросов. Но в остальном я была уверена, ради Никиты я теперь была готова почти на всё.

Веки медленно опускались, и уже какие-то картинки возникали в голове. В один момент мне даже показалось, что в комнате кто-то есть, но, включив свет, я никого не увидела и снова рухнула на подушку. Эмоции немного утихли, и я смогла уснуть.

В эту ночь я впервые увидела кошмар. Большая тёмная комната. Я стою посередине, опутанная длинными алыми полосами. Первые минуты комнату наполняла тишина и спокойствие, но чуть позже сквозь стены начал просачиваться густой зловонный туман и ледяной холод. Тонкие иголки вонзались в тело, заставляя его корчиться от боли, алые полосы стягивали руки и ноги, ломали кости. К горлу подкатывал ком и мешал дышать. Из груди вырывался горячий воздух, обжигая сухие потрескавшиеся губы. Мне удалось закричать, и только тогда кошмар отпустил из своих грубых объятий.

Задыхаясь, я убрала мокрые волосы со лба и сделала такой большой глоток воды, что ком распирающий горло с трудом прокатился внутрь. Закрыла глаза. Попыталась уснуть. Но кошмар снова и снова возвращал меня в тёмную комнату.