Через Западный океан

Другие слухи предвещали страшные бури с внезапно меняющимися ветрами, не указанными ни на одной карте. Такие свирепые штормы не могла выдержать ни единая, самая устойчивая и маневренная каравелла, хоть и с наилучшим снаряжением, крепчайшим корпусом, великолепными мачтами и превосходными парусами.

Наконец слухи о гигантских чудовищах, выплывающих откуда-то из глубин и могущих наброситься на несчастное судно, чтобы разгрызть его, как скорлупу от ореха, людей же проглотить похлеще самых огромных, виденных некоторыми моряками акул. Еще шептали на ухо о неизлечимых болезнях, превращающих человека в безобразное подобие жабы и несущих страдания и смерть, хуже всякой чумы или проказы. Словом, набрать команду с опытными капитанами и матросами становилось невозможным. Люди отказывались под разными предлогами, часто прикидываясь больными. Другие ссылались на священные обеты, данные в таком-то монастыре перед образом такого-то святого не покидать землю в течение двух, трех, а то и пяти лет.

Тогда вмешался после отчаянных просьб мессера Кристобаля Колона настоятель Палосского монастыря Хуан Перес, пользующийся огромным уважением в Палосе как у знатного сословия, так и у простонародья, ибо он считался пастырем высокого служения, праведности и справедливости. Перес вызвал к себе в монастырь известных мореходов братьев Пинсонов. Он имел с ними долгую, религиозно-возвышенную и вместе с тем практически-обнадеживающую беседу. К тому же он напомнил, что адмиралу Колону покровительствует не только королева Испании, но именно королева Кастилии, в чьем непосредственном владении находится город Палос.

После этой беседы три брата Пинсона, самые энергичные и смелые из палосских корабельщиков, решили вверить мессеру Кристобалю Колону свой корабль и даже принять личное участие в плавании. Свое решение братья Пинсоны подтвердили и осуществили. Они снарядили каравеллу, называемую «Нинья».

Один из них, Винченцо Пинсон, взял на себя управление «Ниньей» и сумел набрать вполне опытную команду. Тогда городские власти купили и снарядили судно «Санта-Мария», а агенты королевы Изабеллы – третий корабль, совсем небольшую «Пинту». Последним судном взялся командовать второй брат из Пинсонов Мартино Алонсо, помощником которого стал третий брат Франсиско Мартинес.

Командование «Санта-Марией» мессер Кристобаль Колон оставил за собой. Он взял в помощники племянника своей второй, недавно умершей жены, Диего де Арана.

Все три судна, которыми мессер Кристофоро Коломбо, он же Кристобаль Колон, располагал для своего фантастического и чрезвычайно опасного для того времени великого плавания были малы, слабо вооружены и недостаточно экипированы.

Старые корабельщики и прочий портовый люд ходили смотреть, как снаряжают и наполняют провизией суда, предоставленные «адмиралу Колону» (так теперь официально назывался мессер Кристофоро Коломбо). Они качали головами, перемигивались и посвистывали, выражая таким образом свое крайнее неодобрение по поводу качества подготовленных к дальнему плаванью каравелл.

– По правде говоря, – толковали между собой жители Палоса, как прожженные моряки, а таковыми считали себя даже ремесленники и торговцы, – если уж не кривить душой, все три судна на самом-то деле представляют собой ничтожные, не годные ни на что суденышки.

Действительно, самое большое из них, «Санта-Мария», имело всего шестьдесят шесть человек экипажа. На «Пинте» было лишь тридцать человек, а на «Нинье» – только двадцать четыре. С этими суденышками и ста двадцатью членами их экипажей адмирал Колон отправлялся открывать новые пути к берегам Ципанго, Индии и Катая, для чего ему нужно было переплыть океан, который до него не преодолевал ни один корабль, ни один мореплаватель.

3 августа тысяча четыреста девяносто второго года от Рождества Христова «эскадра», состоящая из трех каравелл, после торжественного молебна (а провел службу сам настоятель главного палосского монастыря почтеннейший отец Хуан Перес) вышла из Палоса.

Большая толпа зевак, даже жители из других городов, приехавших в Палос к такому событию, не говоря о десятках родственников матросов и прочих членов экипажей, собрались на берегу.

Родственники, жены, дети и родители плакали, провожая своих молодцов и считая, что их отправляют в поход, из которого никто не вернется. Кое-кто из придворных, сопротивлявшихся решению отправить корабли через Западный океан, а также члены «хунты» – духовных лиц, тоже не соглашавшихся с королевой Изабеллой и высокопреподобным отцом Хуаном Пересом, нарочно явились к пристани в черных плащах с капюшонами, надвинутыми глубоко на лица, как бы подчеркивая гибельный, погребальный характер всего этого события.

Монархи при отплытии не присутствовали. Впрочем, говорили будто бы королева Изабелла приезжала и была на молебне, который отслужил ее духовник Хуан Перес. После чего она поспешно уехала, а король Фердинанд так и не появился.

Адмирал Кристобаль Колон стоял в соборе впереди всех, молился истово и проникновенно. Рядом находился его брат Бартоломео, племянник его умершей жены де Арана, капитаны братья Пинсоны и двое юношей – слуги адмирала Чекко и Ренцо. Они чувствовали себя счастливцами. Исполнилась их мечта, так же как и мечта их обожаемого мессера Кристофоро, которого они между собой попрежнему называли по-генуэзски.

Дня за два до отплытия произошел странный и неприятный случай.

К вечеру, на закате солнца, возвращаясь в свой дом и сопровождаемый, как обычно, слугами Ренцо и Чекко да младшим братом Бартоломео, адмирал услышал хриплый возглас:

– Эй, адмирал Колон! Я хочу продать вам карту!

Мессер Коломбо остановился, остановились и его спутники. Они увидели сидевшего на земле и прислонившегося к стене какой-то лачуги грязного нищего в лохмотьях. Нищий омерзительно ухмылялся беззубым ртом. Лицо его, покрытое багровыми пятнами и глубокими отвратительными морщинами, вызывало отталкивающее впечатление. И все-таки Коломбо не мог безучастно пройти мимо.

– Чекко, подойди к нему. Посмотри, что за карта, – сказал он.

Чекко взял из рук нищего, у которого вместо пальцев были чумазые обрубки, большую карту западного побережья Африки и Азорских островов. На изображенном пространстве океана были мастерски нарисованы голубой краской неизвестные морские течения и указаны стрелами направления ветров.

– Карта стоящая, но, кроме течений и ветров, на ней ничего не нарисовано, – произнес Чекко, внимательно рассматривая карту.

– Разуй глаза, тупоголовый дурак! Погляди, с краю, с западной стороны океана, видны очертания берега неизвестной страны. Но обозначены они пунктиром, потому что никто еще не побывал там и не сделал точный рисунок материка, – прохрипел нищий. – Не хотите – не берите, адмирал Колон. Я найду другого покупателя.

– Сколько ты хочешь за нее? – спросил мессер Коломбо.

– Я хочу три золотых, – ответил нищий.

Чекко показал карту патрону и покачал головой.

– Дайте мне один дублон, – попросил он адмирала шепотом. – Этот проходимец хочет вас надуть. Карта не стоит трех золотых монет.

Подойдя к нищему, Чекко бросил ему монету. Нищий жадно схватил ее и тут же завопил:

– Я же сказал: три золотых! Как ты смеешь обманывать меня, щенок!

– Ты сам понимаешь, что карта не стоит трех дублонов. Никто тебе не даст за нее и одного.

– Наклонись ко мне. Я скажу тебе кое-что по секрету, – приглушенно пробормотал нищий.

Чекко сделал еще шаг и наклонился к нему. Тогда этот смрадный урод набрал полный рот слюны и плюнул юноше в лицо.

– Ах, негодяй! – Чекко в бешенстве ударил нищего ногой.

– Ай-ай, – заскулил нищий, падая на землю. – Убивают старого капитана Гуасильо! Проклятые генуэзцы…

– Оставьте его, ваша милость, – обратился к адмиралу случайно проходивший горожанин. – Господь и так наказал его за бесчинства и преступления. Это прокаженный.

Мессер Коломбо встревожился.

– Сейчас же дома нагрей воды, умойся тщательно горячей водой. – сказал он Чекко. – И выпей крепкого испанского вина.