Священная

На лице Такера появляется та озорная улыбка, которая мне так хорошо знакома. И я даже не успеваю запротестовать, как он наклоняется и целует меня. Я смущенно пихаю его в грудь. Но через мгновение уже забываю обо всех вокруг и таю в его руках. Наконец, он отстраняется, давая мне отдышаться.

Что ж, быть такой девушкой совсем неплохо.

– Фу, снимите комнату, – с улыбкой возмущается Венди.

Мне трудно понять, как она относится к нашим отношениям, но, думаю, ей просто нравится подкалывать свою лучшую подругу, которая встречается с ее братом, делая вид, что это нечто противное. И, на мой взгляд, так она выражает свое одобрение.

На мгновение в кафетерии воцаряется тишина.

А затем все снова начинают говорить, наполняя столовую гамом и шумом.

– Ты же понимаешь, что теперь нас будет обсуждать весь город, – говорю я Такеру.

С таким же успехом он мог взять черный маркер и написать у меня на лбу большими буквами: «СОБСТВЕННОСТЬ ТАКЕРА».

– Ты против? – подняв брови, интересуется он.

Я тянусь к его руке и переплетаю наши пальцы.

– Ни капли.

Я с Такером. И, несмотря на мое незавершенное предназначение и все остальное, похоже, мне действительно удалось удержать его. Так что сейчас я самая счастливая девушка на свете.

2

Первое правило Клуба Ангелов

Мистер Фиббс, учитель английского языка, моего последнего – и слава богу! – урока в этот день, сразу же заставил нас приступить к первому заданию из пособия «Английский для колледжей» – эссе о том, какими мы видим себя через десять лет.

Я достаю тетрадь и щелкаю ручкой.

А затем пялюсь на пустую страницу. И пялюсь. И пялюсь.

Какой я буду через десять лет?

– Попытайтесь представить себя в будущем, – говорит мистер Фиббс, словно заметив, как я страдаю в своем углу.

Он всегда мне нравился. В своих круглых проволочных очках и с длинным хвостом светлых волос, торчащим над воротником, он напоминает Гэндальфа, или Дамблдора, или еще кого-то, столь же крутого. Но сейчас он режет меня без ножа.

– Просто представьте, – повторяет он.

Я закрываю глаза.

И передо мной медленно всплывает лес под оранжевым небом. А затем холм. И ожидающий меня Кристиан.

Я распахиваю глаза от внезапно нахлынувшей злости.

«Нет, ни за что, – думаю я. – Это не мое будущее».

Это прошлое. Мое будущее с Такером.

И его нетрудно вообразить. Я снова закрываю глаза и старательно представляю большой красный амбар на ранчо «Ленивая собака» и чистое синее небо над головой. Вижу человека, выгуливающего коня в загоне. Конь похож на Мидаса и с такой же коричневой шкурой. А затем у меня перехватывает дыхание, потому что я замечаю в седле маленького хихикающего мальчика, пока Такер – а это точно он, ведь его задницу я узнаю где угодно – ведет его вдоль забора. Увидев меня, мальчик машет рукой. И я машу ему в ответ. Такер поворачивает и подходит ко мне.

– Посмотри на меня, посмотри на меня, – кричит мальчик.

– Конечно, смотрю! Привет, красавчик, – говорю я Такеру.

Он перегибается через ограду, чтобы поцеловать меня, и обхватывает мое лицо ладонью. И в этот момент я замечаю на его пальце простое золотое кольцо.

Мы женаты.

Это лучшая мечта всех времен. Где-то в глубине души я понимаю, что это всего лишь мечта, вызванная моим чересчур ярким воображением и принятием желаемого за действительное. К тому же это не видение. Не то будущее, которое мне уготовано. Но именно этот человек мне нужен.

Я открываю глаза, сжимаю в руке ручку и пишу:

«Через десять лет я буду замужем. У меня будет ребенок. И я буду счастлива».

Я щелкаю ручкой и перечитываю слова. Они меня удивляют. Я ведь никогда не мечтала о том, чтобы выйти замуж, не заставляла мальчиков на детской площадке читать со мной клятвы и не обматывалась простынями, изображая, как иду к алтарю. В детстве мы с Джеффри представляли, что палки – это наши мечи, и гонялись друг за другом с криками: «Сдавайся или умри!» Нет, я не была сорванцом. Мне, как и любой другой девочке, нравился фиолетовый цвет, красить ногти лаком, ночевать у подружек и выводить имя красивого парня на полях школьных тетрадей. Но я никогда не представляла, как выйду замуж. Как стану миссис Такая-то. Конечно, я понимала, что рано или поздно это случится. Просто мне всегда казалось, что до этого момента еще далеко и не стоит об этом волноваться.

Но, возможно, на самом деле я одна из таких девушек.

Я вновь опускаю взгляд на тетрадь. Мне удалось написать три предложения. Венди, скорее всего, сочинит целую книгу о том, какой потрясающей будет ее жизнь, а моя уместилась в три предложения. И почему-то мне кажется, что не их ожидает от учеников мистер Фиббс.

– Так, у вас еще пять минут, – говорит учитель. – И затем зачитаем ваши эссе.

Меня охватывает паника. Нужно что-то придумать. Кем я буду? Анджела станет поэтессой, Венди – ветеринаром, Кей Паттерсон возглавит сестринское общество и выйдет замуж за сенатора, Шон станет олимпийским чемпионом по сноуборду, а Джейсон – одним из тех компьютерных гениев, которые зарабатывают миллиарды долларов, придумывая какой-нибудь новый способ поиска информации. А я… я… я стану капитаном круизного лайнера. Или известной балериной Нью-Йоркского городского театра балета. Или кардиохирургом.

Я останавливаюсь на кардиохирурге. И моя ручка вновь летит по странице.

– Время вышло, – объявляет мистер Фиббс. – Заканчивайте предложение и давайте читать.

Я быстро пробегаюсь по написанному. Это хорошее эссе. Да, в нем нет и капли правды, но оно хорошее. «Нет ничего более вдохновляющего, чем многогранность и красота человеческого сердца», – дописываю я последнее предложение. И почти верю в это. Вот только от мечты о Такере практически ничего не осталось.

– Кардиохирург, да? – спрашивает Анджела, когда мы вместе идем по набережной Бродвея в Джексоне.

Я пожимаю плечами.

– Ты написала, что станешь адвокатом. Ты действительно в это веришь?

– Из меня бы вышел отличный адвокат.

Мы заходим на сводчатое крыльцо с надписью «Розовая подвязка», и Анджела достает ключи, чтобы отпереть двери. Как и всегда в это время суток, театр выглядит совершенно пустым.

– Входи.

Подруга кладет руку мне на плечо и подталкивает в пустой вестибюль.

С минуту мы просто стоим в темноте, а затем Анджела куда-то исчезает. И через мгновение на сцене вспыхивает круг света, благодаря которому становится видно, что там все еще стоят декорации к мюзиклу «Оклахома!» – фермерский дом и искусственная кукуруза. Я неохотно бреду по проходу мимо красных бархатных кресел к столам с чистыми белыми скатертями, стоящим у оркестровой ямы. Именно там мы провели весь прошлый год, склонившись над записями Анджелы и многочисленными старинными книгами или разговаривая об ангелах, ангелах и еще раз ангелах. Порой мне даже начинало казаться, что у меня скоро расплавится мозг.

Анджела практически вприпрыжку несется к передней части театра, взбегает по ступенькам и замирает на краю сцены, где ей будет прекрасно видно всех, кто зайдет в зал. В свете прожектора ее черные волосы приобретают темно-синий оттенок, что выглядит совершенно неестественно. Подруга убирает челку за ухо и смотрит на меня сверху вниз с невероятно самодовольным выражением лица. Я сглатываю.

– Что случилось? – спрашиваю я, пытаясь сделать вид, будто мне неинтересен ответ на этот вопрос. – Прям умираю от любопытства.

– Терпение – лучшая добродетель, – шутит она.

– А я не настолько добродетельна.

Анджела загадочно улыбается.

– Думаешь, я еще не догадалась об этом?

В задней части театра появляется человек, и у меня все сжимается внутри от нарастающей паники. Но затем он выходит на свет, и теперь мое дыхание перехватывает совершенно по другой причине.

Это не Кристиан. Это мой брат.

Я перевожу взгляд на Анджелу, и она пожимает плечами.

– Тебе не кажется, что он заслуживает знать все, что знаем мы?