Страница 26 из 29
Заметив, что здесь творится нечто непредвиденное, к Острогляду побежал от дальних саней сам Плетина с рогатиной в руках. Слыша за спиной шум бегущих ног, Острогляд обернулся и шагнул навстречу новому врагу.
– Уж я вас, волчью сыть, поволочу по снегу по белому! – орал он, не переставая. – Будет вам от рук моих плакати!
– Бей, бей! – кричал своим Плетина, пытаясь достать его рогатиной, будто медведя.
Но это был особенный медведь, вооруженный и обученный бою. Острогляд ловко отводил выпады щитом и пытался сблизиться на такое расстояние, чтобы рогатина стала бесполезна и он мог достать врага мечом. В этом деле он был куда опытнее Плетины, и драговижский старейшина мог бы здесь и голову сложить, если бы не подбежали ему на помощь еще двое. Теперь Острогляду пришлось сосредоточиться на защите: прикрываясь щитом и отводя выпады рогатин клинком, он пятился к засеке. Встав меж торчащих ветвей, Острогляд очутился почти как в крепости; ветви мешали его противникам нанести удар, а главное, они не могли сами подойти к засеке, чтобы, как было задумано, стрельбой отгонять от нее оружников с той стороны. Острогляд же ловко отбивал клинком жала рогатин, пытавшихся его достать. Рогатины дрожали в руках драговижичей: непрерывный яростный крик и ловкость обращения с оружием, какой они не ожидали от немолодого и полного боярина, лишали их присутствия духа. «Дюже страшно!» – так выразил общие чувства Лычак, сестрич Плетины, когда при обсуждении дела Берест сокрушался, как это они упустили старшего посла – ведь совсем был в руках!
Видя, что в ближнем бою противника не взять, Плетина попятился.
– Стреляйте же, немытики! – кричал он своим.
К завалу полетели три стрелы, но все три застряли в ветвях, не достав Острогляда. Метнули две сулицы: одну Острогляд отвел щитом, вторая задела ему ногу. Но он стоял, не собираясь сдаваться.
– Резвун! Репец! – в перерывах между угрозами кричал Острогляд. – Ко мне! Я здесь!
В суматохе он не успел увидеть тела своих отроков, которые уже не могли прийти ему на помощь.
Но еще оставался замыкающий дозор. Он шел в полусотне шагов позади и уже должен был услышать шум. Однако с той стороны, из-за елей, тоже доносились звуки схватки.
Для себя Берест отобрал полтора десятка самых крепких и решительных молодцев: им предстояло взять на себя замыкающий дозор. Выбрав место поглуше шагах в ста до выезда на пустошь, они притаились по обеим сторонам дороги – за стволами, в подлеске и за буреломом. Грязно-белые непокрытые кожухи, бурые и серые свиты делали их почти незаметными в зимнем лесу. По знаку Береста они приготовили луки и наложили стрелы. Уже были обрушены ели, спереди доносился крик и шум начавшейся драки возле саней. А лесная дорога была пуста. Мгновения тянулись невыносимо мучительно. Казалось, где-то близко бьются с врагом их родичи – крики Острогляда и шум долетали и сюда, – а они сидят попусту, ничего не делают, за кустами хоронятся…
– Ждите… – шептал Берест, по своей старой памяти понимая, как тяжело его соратникам. – Сейчас они появятся. Задние всегда отстают шагов на полста…
Вот у поворота тропы что-то мелькнуло, обозначилось движение, показались два всадника…
И тут же один повалился с седла со стрелой в груди. Случилось то, что Берест заранее пытался предотвратить, но что у необученных и неопытных ратоборцев случается сплошь и рядом: едва увидев врага, кто-то с другой стороны дороги забыл, что нужно ждать знака, и выстрелил немедленно.
– Да грызи тебя упырь!
Берест выбранился вслух. Они должны были выждать, пока весь передовой дозор оказался бы на дороге прямо между двумя полосами засады, и тогда единым залпом можно было бы снять сразу человек десять-пятнадцать – если повезет и все попадут в цель. Но кто-то особо нетерпеливый все испортил: впервые в жизни собираясь стрелять по человеку, позабыл все наставления.
Рухнули надежды снять одним залпом всех или большинство – оставалось попытаться задержать дозор на дороге, не пропустив к хвосту обоза.
– Щиты! – донесся оттуда чей-то крик. – С дороги! Рассыпься!
Старшим над двумя десятками замыкающего дозора был Торлейв. Он знал, что Лют выделяет людей больше обычного, поскольку считает эту часть пути особенно опасной: после того как здесь прошли Святославовы сборщики, окрестные жители озлобились. Горина уже осталась позади, но, едва увидев, как отрок рядом с ним падает наземь, прошитый стрелой насквозь, Торлейв сразу сообразил: это то самое, чего Свенельдич-младший ждал.
В свои девятнадцать лет сын Хельги Красного боевого опыта не имел: в зиму древлянского разорения ему было всего девять, а в лето войны с Жировитом волынским отрок, разумеющий по-гречески, ездил в Царьград с купцами. Но сейчас он сообразил: раз по ним стреляют из засады, нужно как можно скорее перестать быть удобной целью.
Однако обязанность охранять обоз никто с них не снимал, и Торлейв, уже согнав коня с дороги к деревьям и прикрываясь щитом со стороны леса, крикнул:
– Через лес вперед, к обозу!
Рассыпавшись порознь, два десятка всадников двинулись сквозь густые заросли. До них уже долетали звуки схватки и вопли Острогляда – ясно было, что там требуется помощь. Но по лесу не помчишься вскачь, особенно по глубокому снегу, и кони шли шагом. То и дело из зарослей и из-за груд бурелома вылетали стрелы. Стрельба не причиняла большого вреда: разбойникам было трудно целиться и еще труднее попасть среди ветвей. Однако самому Торлейву стрела уже ударила в щит, и краем глаза он приметил, что двое или трое из его людей ранены.
Сколько здесь этих разбойников? Враг почти не показывался на глаза – лишь качались еловые лапы и мелкие елочки, за которыми кто-то перебегал. Порой удавалось заметить, как фигура в кожухе и с личиной вместо лица, пригнувшись, с луком в руке, торопливо перебирается от одного укрытия к другому. Одного такого кто-то из отроков успел застрелить, и тело осталось лежать на виду, но остальные старались не высовываться. Поначалу стрелы летели спереди, но теперь, по мере продвижения дозора вперед, больше обстреливали сбоку.
С громким ржаньем завалилась уже вторая лошадь – в животных было легче попасть, а щитом всадник прикрывал себя. Слыша позади чью-то «йотуну мать», Торлейв понял: так только лошадей напрасно погубим.
– Назад! – крикнул он. – Спешиться!
Дозор вернулся к дороге. Кияне спешились, Торлейв оставил двух человек при лошадях, а остальных повел снова через лес вперед. Теперь у него осталось в строю менее пятнадцати человек, за вычетом одного убитого и нескольких раненых. Теперь русы, наоборот, сбились в кучу, приняв вид «боевого пятна»: внешний ряд прикрывался щитами, а из внутреннего пятеро самых лучших стрелков выцеливали каждое шевеление в завалах и зарослях. Неизвестно, удалось ли поразить кого-либо, но черти в личинах, опасаясь получить стрелу в глаз, сами прекратили стрельбу.
Прижимаясь к толстому стволу, Берест наблюдал за этим и невольно скалил зубы в досаде. Истребить замыкающий дозор не получилось, и теперь русы, пусть медленно, но продвигались вперед. Берест было подумал, не вывести ли своих людей навстречу, но отказался от этой мысли: кияне были все в шлемах и с щитами, а у них ничего этого не было – как и опыта открытой оружной схватки. Он только положил бы своих полтора десятка, этой ценой задержав русов всего на несколько ударов сердца. В двух шагах от него какой-то отрок, привыкший стрелять по зверью на охоте, слишком высунул голову над грудой бурелома, чтобы прицелиться получше, – и мигом получил стрелу в лоб.
Однако свое дело они почти сделали: не позволили дозору вовремя оказаться там, где люди Плетины обчищают сани.
Со стороны пустоши долетел звук рога: Плетина давал знать, что отходит.
– В лес! – крикнул Берест и, пригнувшись, побежал назад за бурелом.
На бегу он пошатнулся, наступив на корягу под снегом, оперся о ствол ближайшей ели. Тут же в ствол возле его плеча с хрустом впилась стрела…