Исцеление любовью

Рэнсом не спорил.

Когда он покинул столовую и направился в гардеробную, за ним последовал только Дункан.

– Дункан, приготовьте мне ванну, лучший костюм и вещи в дорогу. Сегодня мы уезжаем.

– В Шотландию?

– Нет. В столицу.

Рэнсом принялся на ходу расстегивать манжеты.

Они сейчас же отправятся в Лондон. Там он сразу же явится в банк и опустошит свои счета. А если предатели-поверенные уже заморозили их, он пойдет по клубам, в которых все еще состоит, и постарается взять в долг или выпросить столько, сколько сможет.

И все средства, которые ему удастся собрать, достанутся Иззи. Пусть он не нравится ей, пусть о любви к нему не может быть и речи, но ему необходимо знать, что она обеспечена.

– Ваша светлость, – начал Дункан, – а вы уверены, что это разумно?..

Рэнсом прервал его:

– Нет. На этом и закончим. Мудрые советы мне не нужны. Вы мне не советчик, а камердинер.

– Я думал, меня повысили до дворецкого.

– А теперь снова понизили. Готовьте ванну. И костюм. И все прочее.

Раздеваясь, он слушал, как гремят чайники и как потом ванну подтаскивают по полу ближе к очагу.

Когда звуки смолкли, Рэнсом ощупью нашел ванну и погрузился в нее, предвкушая, что сейчас его обольют теплой водой.

Вместо этого на него обрушился поток ледяной воды.

– Какого?!.. – отплевываясь, вскричал он.

– Считайте это моим заявлением об отставке, ваша светлость.

– Вы не можете уйти!

– Еще как могу. Пенсию я обеспечил себе еще несколько лет назад. Но работу не бросал – по глупейшей из причин. Из-за обещания, которое дал давным-давно. Но сегодня в столовой вы просветили меня. Вы совершенно ясно дали понять, что любые клятвы и обещания… как же это? Кажется, «чушь собачья». Точнее не припомню.

Рэнсом смахнул с лица ледяные капли.

– Что все это значит? Вы никогда не приносили никакой присяги. Клятвы камердинера не существует. Как и Ордена крахмального воротничка.

– Вам – да, не приносил. А ей я поклялся.

– Мисс Гуднайт?

– Нет, вашей матери. Перед тем, как она умерла, я пообещал ей присматривать за вами. Нелепо, правда? Еще одна слезливая сказочка.

Рэнсом сделал медленный вдох.

Значит, мало того, что он стал невольной причиной смерти родной матери. Он испортил жизнь и Дункану. Что ж, теперь он знает и об этом.

С другой стороны, положить конец этой пытке – проще простого.

– Считайте, что этого обещания вы не давали.

– О, конечно, ваша светлость. Так и сделаю.

И на голову герцога обрушилось еще одно ведро ледяной воды.

– Вы болван, – выпалил Дункан с яростью, какой Рэнсом от него никогда не слышал. – Я видел вас в стельку пьяным, распущенным, предающимся всем мыслимым порокам. Но никогда не видел, чтобы вы вели себя так глупо, как сегодня. Если вы отпустите эту леди, значит, мозгов у вас нет и в помине.

Рэнсом передернулся. У него стучали зубы.

– Так будет лучше.

– Лучше? – Ему на плечи снова вылили ледяную воду. – Для кого?

– Для нее. – Он обтер ладонью мокрое лицо. – Для Иззи. Вы же слышали: я недостоин ее.

– Конечно, недостойны. Как и ни один другой мужчина. Кроме того, кто готов заложить душу, лишь бы завоевать свою возлюбленную, а потом всю жизнь выплачивать свой долг.

– Вскоре у меня не останется ничего. И я не собираюсь тянуть в пропасть вместе с собой ее, вас и всех остальных.

Дункан надолго замолчал.

– Знаете, она ведь любила вас.

«Любила»… Забавно: достаточно прибавить короткий хвостик к слову «любит», и чудесная фраза становится душераздирающей.

– Вы слишком много болтали с мисс Гуднайт.

– Я говорю не о мисс Гуднайт. А о покойной герцогине.

Рэнсом сжался от резкой боли.

– Еще одна женщина, для которой было бы лучше, если бы я вовсе не рождался.

– В то время я был еще молодым лакеем, меня наняли, когда герцогиня ждала вас. Все в доме ходили на цыпочках и боялись дышать. Мне рассказали, что годом раньше у герцогини родился мертвый ребенок. В людской поговаривали, будто бы врачи предупредили герцогиню, что следующих родов она не переживет.

Мертвый ребенок? Годом раньше?

Об этом Рэнсом слышал впервые.

– Но она решила пойти на риск, – продолжал Дункан. – Потому что хотела, чтобы родились вы. Когда закончились роды, меня прислали вынести из комнаты саквояж врача. Я уже собирался уходить, когда герцогиня взяла меня за руку… – Камердинер закашлялся. – «Пообещайте, – попросила она, – пообещайте показать ему, что такое любовь».

Рэнсом сидел не шелохнувшись.

– У нее началась горячка, – рассказывал Дункан, – ей оставалось уже недолго. Я понял, что она приняла меня за герцога. Но сказать ей об этом я не мог, а звать его уже не было времени. И потом герцог вряд ли сказал бы ей то, что она жаждала услышать.

Да, черта с два бы он дал такое обещание. Отец Рэнсома оставался холодным и злопамятным до самого конца.

– Я не мог допустить, чтобы молодая герцогиня умерла в тревоге. И я пообещал. Поклялся показать вам, что такое любовь. И потом еще тридцать лет делал все возможное, чтобы сдержать обещание.

Боже мой. Где еще одно ведро ледяной воды, когда оно так необходимо ему – чтобы капли на лице стали незаметными?

Погрузившись глубже в ванну, Рэнсом подтянул колени к груди и потер лицо обеими ладонями. Его горничным и гувернерам было запрещено относиться к нему по-доброму. Но кто всегда был рядом с ним? Кто выхаживал его после каждой попойки, зашивал раны, облачал его в безукоризненные фраки, тесные, как материнские объятия? Кто провел с ним последние семь месяцев, пока он, Рэнсом, с трудом отползал от самого края могилы?

Дункан.

Все это время рядом был Дункан.

– И только теперь… – хрипло выговорил Рэнсом. – Все это вы говорите мне только теперь.

– Раньше я думал, что вы не готовы выслушать меня. И я был прав.

– Но… зачем? Никакая пенсия в мире не стоит тридцати лет прислуживания мне. Вдобавок я не давал никаких оснований для преданности.

– Разумеется, не давали. Тридцать лет я держал свое слово потому, что оно придавало смысл моей работе. Иначе я не смог бы уважать себя. Конечно, это ничтожное, незначительное уважение, но все-таки уважение. Но, видимо, с вашей точки зрения, я зря прожил свою жизнь. Опять из-за каких-то дурацких клятв, а все они – чушь собачья… Но теперь, когда вы избавили меня от необходимости держать слово… – Камердинер тяжело вздохнул. – Я, наверное, поселюсь где-нибудь в Ирландии, в маленьком коттедже у моря. С нетерпением жду этого момента.

Рэнсом протянул руку, пытаясь нащупать поблизости полотенце или свою одежду.

– Где моя рубашка?

– Не знаю, ваша светлость. Это уже не моя забота. Но если позволите, на прощание я все же дам вам совет… Вы не в том положении, чтобы привередничать. Если вам предлагают любовь или дружбу, принимайте. Даже если предложивший наряжен в доспехи из чайных подносов. И не выбирайте одежду в полоску. Она вам не идет.

И Рэнсом остался один – слепой, голый, мокрый и дрожащий. Совсем один, как в день своего появления на свет.

Ему не оставалось ничего другого, кроме как начать заново.

И попытаться вернуть все, что он имел.

При свете единственной свечи Иззи мерила шагами свою спальню.

Она снова взглянула на часы. Половина третьего ночи. В прошлый раз она смотрела на часы всего девять минут назад.

Куда же мог уйти Рэнсом? Совсем один, среди ночи? По ее настоянию Дункан отправился искать его. Оба должны были вернуться еще несколько часов назад. Теперь Иззи тревожилась за обоих.

Она то злилась на него за побег, то боялась, что с ним случилось что-то ужасное. Рэнсом – взрослый мужчина, твердила она себе. Магнус не бросит его в беде. Но, с другой стороны, собака не способна предотвратить несчастный случай. А если он заблудился? Если свалился в реку?

Или он сбежал в Шотландию с кем-нибудь из фрейлин? Иззи не винила его, помня, сколько резкостей наговорила.