Дискрет

При внешнем сканировании лица Олеси отмечаю припухлость и покраснение в области глаз, свидетельствующие об интенсивной работе слёзных желёз. Аллергии в её медкарте не значится, температура тела не повышена, что исключает простуду. Остаётся естественная физиологическая реакция на негативные эмоциональные раздражители, аккредитованная ранее как «распускание нюней». Ещё один плюсик.

Хорошая пара.

Сейчас они ссорятся. Олеся сидит на койке, ноги поджаты, руки попеременно дёргают клапан наколенного кармашка — левая открывает, правая пытается закрыть. Слёзных выделений более не наблюдается, процесс распускания нюней завершён, голос высокий и неприятно вибрирующий.

— Как ты мог?! Ну, как ты только мог, а?! Ведь у нас всё так хорошо было… Я тебя с мамой познакомила! А ты…

Санчес стоит у двери. Руки скрещены на груди, мелкие движения мимических мышц позволяют судить, что его недоумение и обида непритворны. Пожимает плечами:

— Не понимаю, чего ты вечно бесишься? ПМС что ли, да? А, может, этот, типа, недотрах? — В голосе штурмана появляются игривые нотки. — Ну, так это мы быстро того… поправим!

Он бухается на койку и пытается притянуть к себе Олесю, но та уворачивается.

— Не трогай меня! Как ты мог? Она же не человек!!! Она же даже не женщина!!!

Олеся — с Ирланда. Я правильно спрогнозировал, пристрастия Санчеса не найдут с её стороны понимания.

— Тварь, — говорит Санчес вдруг, сузив глаза и глядя поверх Олесиного плеча. Точно в зрительные рецепторы одного из моих стасиков, который слишком сильно высунулся из вентиляционного отверстия.

— Что?! — Олеся дергается возмущённо, но замечает, куда направлен взгляд Санчеса. Оборачивается.

И тоже видит.

— Развелось пакости, — шипит Санчес сквозь зубы, шаря рукой по койке и не обнаруживая ничего тяжелее подушки. На столике рядом — брусок рекламного стереокуба. Санчес хватает его и отводит локоть, прицеливаясь.

Не спешу убирать стасика — пока угроза на уровне десятых долей процента. Мобильные датчики смонтированы на генетической основе самых трудноистребимых существ, им не так-то просто причинить вред. А происходящее достойно фиксации и последующего анализа.

— Не трогай! — кричит Олеся, вскакивая и полностью перекрывая наиболее удобный обзор. — Сам ты тварь, а он хороший!

Приходится переключиться на рецепторы пока не обнаруженного штурманом стасика, скрытого за креплением койки. Обзор значительно хуже, практически с уровня пола, но хоть что-то видно.

Санчес в недоумении рассматривает стереокуб — стандартный бонус с видами лучших курортов, такие прилагаются к фирменному коктейлю в любом портовом баре. Первые выводы у нас одинаковые, только мой мыслительный процесс протекает со скоростью на порядок выше. И потому я уже восемь секунд в ступоре, а штурман ещё только слегка недоумевает, не понимая, чем для Олеси так ценен набор рекламных фото.

— Да ладно, чего ты… — бормочет Санчес, возвращая куб на столик и пытаясь разуться без помощи рук. — Счас, погоди, я эту тварь ботинком…

— Сам ты тварь! — визжит Олеся и молотит его по груди маленькими кулачками. Её состояние идентифицируется мною как легкая форма предменструальной истерии. — А он хороший! Он мне колечко достал!!!

— Да ты что, о переборку треснулась? Всякую мерзость ещё…

— Сам ты мерзость! И не кричи на меня!!!

Информации достаточно.

В памяти эпизода с колечком нет, поиск в архиве. Результаты положительные, время фиксации — 10 в 4 степени секунд до стыковки с пересадочной станцией.

Каким образом Олесе О, Брайен удалось загнать кольцо в канал скрытого стационарного видеодатчика — само по себе достойно отдельного тщательного анализа. Когда-нибудь займусь. Кольцо было крупным и почти полностью перекрыло обзор, пришлось задействовать стасика. Эпизод помечен как «нетипичная реакция. Недостаточно информации для анализа» и отправлен в архив, в раздел «без права доступа до времени Ч».

Стасикам неслучайно оставлена внешняя форма, свойственная их генетическим прообразам и провоцирующая людей на агрессивное поведение. Своеобразный естественный отбор — когда пассажирам удаётся повредить или даже уничтожить очередной мобильный датчик, в сервис-центре тут же получают подробный отчёт. И в следующей партии устраняют отмеченные дефекты.

Попытка Санчеса схватить что-то потяжелее и ударить как следует — вполне естественна, так реагирует подавляющее большинство. Реакция Олеси, когда на полочке у своей кровати она обнаружила стасика, только что освободившего видеодатчик от мешающего предмета, оказалась нетипичной и с высокой долей вероятности определена мною как радость. Тогда я тоже слегка завис, пытаясь проанализировать ситуацию при явной нехватке данных — настолько, что Олеся успела провести пальцем по верхней пластине стасика и классифицировать его как «хорошенький» прежде, чем я отослал ему сигнал экстренного возвращения…

На поиск в архиве и анализ ситуации уходит чуть больше секунды реального времени. Санчес ещё только вываливается из двери Олесиной каюты — боком, неловко, один ботинок он наполовину снял, и никак не может засунуть ногу обратно.

— Дура психованная! — кричит он уже из коридора. — Ну и целуйся сама со своими тараканами!

Дверь захлопывается.

Наблюдаю за реакцией Олеси. Реакция типичная и предсказуемая. Интенсивность распускания нюнь высокая, классифицируется как рыдание.

Информации достаточно. Но удовлетворения нет. И с вероятностью три к одному тщательный анализ не поможет.

Возвращаю стасиков — того, что был в воздуховоде, и ещё с десяток произвольно отобранных. Провожу перекрёстное сканирование и сравнительный анализ. Тщательно, всеми доступными средствами. Результат предсказуем — датчики идентичны.

Близость к ступору.

Одна информация исключает другую, анализ невозможен. Тот стасик, что был в воздуховоде, чем-то отличается, он должен отличаться, но я не могу обнаружить это отличие. Посылаю ему приказ обломить себе левую антенку-усик, пометив на будущее. Анализирую заново.

Результат тот же.

Стасик шевелит антенками, целой и укороченной, послушно поджимает лапки. Вероятность того, что с кольцом был именно он, высока, но не равна единице. Стасики закреплены за каютами, но это не жёсткое правило, точность не выше 70 %. Олеся же почему-то была уверена на все сто.

Почему?

Недостаточно данных. Недостаточно…

В этот момент мы начинаем прыжок.

На меня пребывание в туннеле не оказывает негативного воздействия, я ведь не хомо, и тем более не сарк. Моя природа псевдобиологична — да и то только потому, что именно у биологических конструктов зафиксирован наивысший коэффициент выживания.

Я — малая часть внутренней системы рейсового пассажирского кара серии F класса «Агент», самоназвание экипажа — «Карфаген». Та самая часть, которая фиксирует всё, но ни во что не вмешивается. Просто собирает и архивирует информацию. Чтобы предоставить её на рассмотрение комиссии по чрезвычайным происшествиям, когда «Карфаген» будет разрушен.

Я — то, что когда-то называли «чёрным ящиком», а потом переименовали в «афро-американский» по причине, для анализа которой у меня недостаточно информации.

В туннеле пространство и время искривлены настолько, что биологический разум неспособен их воспринять. Витам кажется, что прыжок происходит мгновенно. Для стороннего наблюдателя так и есть. Но изнутри все туннели имеют разную протяжённость, и субъективное время на их прохождение тоже затрачивается разное. Туннель от Дзетты Кита до Оноры довольно короткий, и потому я решил проверить ЮКМ, вместо выстраивания новой прогрессии — всё равно времени на подробный анализ слишком мало.

Виты назвали бы это везением. Определение «рациональное использование предоставленных ресурсов» кажется мне более правомерным.

Каюта ЮКМ пуста.

Переключаю восприятие в ускоренный режим. И сразу обнаруживаю, что уже вполне обоснованно могу классифицировать ЮКМ как вероятного террориста — мирные перевозчики не собирают в своей каюте воедино разрозненные части взрывного устройства, и не блокируют перед этим стационарные датчики.