Омут

– Верочка, – говорила Александра, – ты не верь тому, что говорит отец про конец света, это всё неправда. Никакой конец света не наступит, и те, кто ходит на эти собрания, совсем даже не избранные, а обманщики, но читать молитвы мы должны, чтобы отец не рассердился. Он не должен знать, что я тебе про них так говорю, иначе он забьёт меня до смерти.

Вера матери верила, потому что помнила времена, когда они вместе ездили в парк и часто бывали у бабушек. Папа тогда приходил с работы весёлый, шумный, приносил гостинцы Верочке, мама радовалась его приходу, и глаза её блестели. Он работал механизатором, целыми днями в полях, загорелый, сильный, красивый. Вера росла тихой, спокойной девочкой. У неё были большие серые глаза, вопросительно смотрящие на мир, только вид был какой-то запуганный. Рослая, в отца, а волосы достались от матери, огненно-рыжая копна опускалась, как и у матери, ниже пояса. Вера заплетала их в тугую толстую косу. В школе друзей и подруг у Веры не было, потому что отец ей не разрешал ни с кем общаться и строго следил за этим, говоря:

– Верка, не наводи на грех, узнаю, что водишь дружбу с неверующими, пожалеешь, что на свет родилась.

Вера в школе была середнячком, звёзд с неба не хватала, но и отстающей не была. Подруг у неё не было, единственная девочка, которая с ней общалась, – соседка по парте Галина Непийвода. Её одноклассники всегда смеялись над ней из-за фамилии, и поэтому у неё тоже не было подруг, она общалась только с теми, кто её никогда не дразнил. Там, на Украине, откуда она приехала с родителями и бабушкой, эта фамилия распространённая, а здесь была в диковинку, и народ первое время веселился, но чисто по-соседски, беззлобно. Все одноклассники знали, что у Веры семья сектантская. У Веры в классе был мальчик, Тимофей Соколов, рослый, общительный и всегда весёлый, он каждое утро с пятого класса подходил к Вере и вместо приветствия спрашивал:

– Молилась ли ты на ночь, Дездемона?

Вера сначала обиженно отворачивалась и уходила от него, а когда стала постарше, начала отвечать, чтобы он отстал.

– Молилась, придурок, – надув губы и опустив голову, говорила Вера. Он, весело заржав, говорил:

– Верующим ругаться запрещено, грех большой.

– Отмолю… – обещала Вера.

Он уходил и больше не подходил к ней до следующего утра, но, когда она заболевала и не приходила в школу, обеспокоенно спрашивал у Галины:

– Галка, почему Веры нет в школе?

– А я ей нянька?

– А по-человечески поинтересоваться не пробовала?

– Не пробовала!

– Так попробуй. Сходи после школы и узнай, что случилось.

– Ладно, схожу, Отелло.

– Я не Отелло.

– А она тебе не Дездемона и не доставай её своими дурацкими вопросами. – Да я же шучу, Галка.

– Она и так переживает, что её заставляют молиться, а ещё ты тут. А вообще, ты знаешь, вряд ли я смогу узнать, почему её не было в школе.

– Почему? Вы же подруги?

– Они к себе никого не пускают и ни с кем не разговаривают.

– Так придумай что-нибудь. Скажи, классная попросила узнать, почему Вера не пришла в школу.

– Ладно, я попробую…

Однажды Вера пришла из школы на пятнадцать минут позднее, чем обычно, и отец взялся за вожжи. Это было жутко больно и обидно, но Вера, стиснув зубы, не издала ни единого звука, от этого отец ещё больше озверел и перестал соображать, что делает. Александра, боясь, что он забьёт дочь до смерти, кинулась её спасать, но он отшвырнул её рукой. Она отлетела и ударилась головой о перила крыльца. Прижав руку к ушибу, увидела на ладони кровь и, схватив попавшее под руку полено, огрела мужа сзади по голове. Фёдор бросил вожжи и обхватил голову руками, зашатался и сел на лавочку. Удар по голове его отрезвил, и он, посмотрев на дочь, увидел, что на ней порвана одежда, но жалости в его глазах не наблюдалось. С ним вообще в последнее время что-то творилось неладное. Он быстро раздражался, ему хотелось всё крушить. Жена и дочь его раздражали, он всё больше времени проводил в своей молельне.

Посидев немного на лавочке, встал и пошёл в дом. Поднявшись на крыльцо, повернулся к Вере и сказал:

– Иди, возьми Библию и читай, – отвернулся и ушёл в дом.

Александра подошла к дочери, помогла ей подняться и, отряхнув одежду, повела в дом. На следующий день Вера сидела в своей комнате и читала Библию. Отец не пустил её в школу, потому что во время молитвы она задумалась и про молитву забыла. Отец по ней видел, что она думает о чём-то мирском, потому что на лице блуждала улыбка, а глаза были мечтательные. Он вспомнил, когда они с Александрой были молодые и собирались пожениться, у неё такие же глаза были.

***

Галина после школы подошла к дому, где жила Вера, постучала в ворота и стала ждать. Не дождавшись никого, постучала ещё раз посильнее, услышала тяжёлые шаги. Вдруг ворота резко распахнулись, и в проёме возник здоровый заросший мужик.

– Чё надо?

– Я хотела узнать, что с Верой, она в школу не пришла сегодня.

– Ну не пришла и чё?

– Может, ей домашнее задание записать, чтобы она не отстала.

– Не отстанет, иди, заботливая.

– А завтра Вера придёт в школу?

– Посмотрим! Иди, – и закрыл ворота.

Вера постояла, посмотрела на закрытые ворота и сама себе сказала: – Вот и поговорили.

Она повернулась и пошла домой. Осень в этом году оказалась затянувшейся и сухой, в огородах всё давно было убрано, заготовки сделаны, сено в стогах, а бабы на лавочках семечки лузгают да косточки соседям перемывают. Увидев Галину, возвращавшуюся от Вериного двора, их соседка Настасья Васюткина, смахнув с губ кожуру от семечек, ехидно спросила Галину:

– Ну, что, Галька, пустили тебя к подружке?

– Не пустили, тётка Настасья, – тяжело вздохнув, ответила Галина.

– И не пустят. Этим сектантам не положено общаться с мирскими, грех большой.

– Я думаю, они сами не хотят ни с кем общаться. А как же тогда они разрешают Вере в школу ходить?

– А попробовали бы запретить, их осиное гнездо тогда быстро бы разогнали. Вот подишь ты, была семья как семья и чё с ними сделалось, в одночасье вдруг раз и стали сектантами.

– Смотри, тётка Настасья, чтобы тебя туда не затянули, а то грехов-то, поди, за свою жизнь поднакопила, что не отмолишь, так лучше и не начинать.

– Да больших грехов за мной нет, а мелкие Бог мне и так простит, искуплю добрыми делами.

– Это какими, например? – поинтересовалась Галина.

– Да мало ли, вон Петровна, моя соседка через дорогу, с палочкой ходит, вдруг оступится, а я рядом буду и поддержу её, чтобы не упала, вот и доброе дело.

– Ну, тогда, конечно, искупите. Ладно, тётка Настасья, пойду я, тоже добрые дела делать.

– Иди-иди, начинай, – ехидно сузив глаза, сказала Настасья и вновь принялась лузгать семечки, глядя по сторонам.

На следующее утро перед уроками Тимофей подошёл к Галине:

– У Веры была?

– Была. Только меня даже во двор не пустили. Открыл ворота её отец, но так ничего и не сказал, почему Веры не было в школе и придёт ли сегодня. Слушай, Тимка, этот дядька такой здоровый, обросший и хмурый, если бы я его не знала, то перепугалась бы точно. Верка, наверное, его боится, хоть он и отец, вид у него жуткий.

– Да Вере-то чего бояться, он же ей отец. Короче, Веры сегодня опять не будет в школе, плохо.

– А ты-то, Тимка, что так переживаешь?

– Так уроки же пропускает, – Тимофей, махнув рукой, пошёл в класс.

***

Вера второй день сидела и читала заданный отцом урок по Библии. Отец опять не пустил её в школу, а мать потихоньку шептала ей на ушко:

– Читай, доченька, а то опять не сможешь отцу пересказать прочитанное, и он снова тебя не пустит в школу.

– Мама, я не хочу это читать, мне неинтересно, я хочу в школу.

– А что делать? Мне это тоже неинтересно, но я его боюсь, поэтому мы должны делать, что отец велит.

– А давай мы сбежим от него к бабушке, – горячо зашептала Вера матери.

– Он приедет за нами и вернёт назад, да ещё вожжами отходит.