Страница 72 из 73
Некоторое время Раскольников был полпредом в Эстонии (1930–1933) и в Дании (1933–1934).
В 1936 году он был назначен послом в Болгарию, где провел почти весь период великой чистки. Здесь он жил с женой и сыном, ни в чем себе не отказывая. Второй его супругой стала Муза Васильевна Канивез (девичья фамилия Ржечицкая или Ивановская). По воспоминаниям Игоря Северянина, это была «элегантная и миловидная женщина», знавшая наизусть много его стихов. Она окончила в Москве экономический факультет Плехановского института.
Ремонт резиденции полпредства был поручен одному из самых высокооплачиваемых архитекторов. Мебель была куплена и в антикварных магазинах Москвы и Берлина, и у самых дорогих софийских торговцев. Газетчики не преминули отметить, с каким вкусом Раскольниковы подобрали самый изысканный бархат и шелк для мебели и портьер, шикарные люстры, старинные картины и вазы. Полпред приобрел «Кадиллак» и много ездил по стране. Роскошь советского полпредства, многочисленные и дорогие туалеты мадам Раскольниковой кого-то восхищали, а кого-то коробили — на слуху были сообщения о катастрофических масштабах голода в советской России. Матери Георгия Димитрова советский посол откровенно не понравился. В досье болгарской полиции было написано: «Неглупый человек. Достаточно отшлифован для своей дипломатической карьеры и умеет держаться в любом обществе. Он прекрасно знает, что нарушение общепринятых правил этикета, которое он себе позволит, ему простят как дипломату новой формации, а известными кругами это будет даже приветствоваться. Энергичен. Для чисто партийной работы в Советской России он не был бы годен, так как он ближе к буржуазии, чем к пролетариату. Он предан пролетариату только до тех пор, пока пролетариат связывает его с прошлым и позволяет вести ему буржуазный образ жизни».
Может быть, преданность Раскольникова пролетариату и была спорной, но сомневаться в правильности решений Партии он себе не позволял. Однако в записках, не предназначенных для постороннего глаза, давал товарищам свои характеристики. О Сталине он писал: «На фоне других, более выдающихся современников он никогда не блистал умом. Зато он необычайно хитер. Можно сказать, что весь его ум ушел в хитрость, которая у всех ограниченных людей вообще заменяет ум. При этом он коварен, вероломен и мстителен». Раскольников сначала полагал, что дело Тухачевского — прямой результат работы немецкой разведки. Однако исчез Дыбенко, старый товарищ по Центробалту, Кронштадту и Октябрю. Исчез Антонов-Овсеенко, потом Александр Ильин, брат Раскольникова…
Сам он за время этой «сладкой жизни» неоднократно получал вызовы в Москву — якобы для переговоров о назначении на более ответственную работу. Зная о судьбе, постигшей большинство советских дипломатов, Раскольников всячески оттягивал свой отъезд из Болгарии. По многим признакам чувствовалось, что недоверие к нему растет. Органами НКВД в самом посольстве было установлено наблюдение за полпредом «на основании данных о том, что он якобы хранил документы Троцкого».
В марте 1938 года Раскольникова вызвали в Москву, но он как мог, затягивал возвращение. Он еще пытался «выяснить ситуацию»: ездил в Женеву на свидание с Литвиновым (10 сентября 1938 года), встречался с Сурицем, советским послом в Париже (12 октября 1938 года) и объяснял Сталину причину своего неподчинения (письмо от 18 октября 1938 года). Унизительная позиция — ждать ответа сверху, который так и не придет. С начала 1939 года Раскольников жил под очень сильным нервным напряжением: сначала, в феврале, умер его полуторагодовалый сын от энцефалита, потом он узнал из газет, что в Советском Союзе ему грозит объявление вне закона за измену родине. Понимая, что станет очередной жертвой массовых репрессий, Раскольников решил не возвращаться в СССР и направился в Париж. Там он жил несколько месяцев, не занимаясь политической деятельностью и не выступая в печати. Но из поля зрения НКВД Раскольников не выпадал: его заверяли, что советское правительство не имеет к нему никаких претензий, и он без всяких опасений может вернуться на родину. Однако Раскольникову было хорошо известно, что «самовольное пребывание за границей» приравнивается к измене Родине.
Тем не менее, он не исключал возможность возвращения в Советский Союз. Об этом свидетельствует его униженное и льстивое послание Сталину: «Дорогой Иосиф Виссарионович! После смерти товарища Ленина мне стало ясно, что единственным человеком, способным продолжить его дело, являетесь Вы. Я сразу и безошибочно пошел за Вами, искренне веря в Ваши качества политического вождя и не на страх, а на совесть разделяя и поддерживая Вашу партийную линию».
Низкое подобострастие не помогло: 17 июля 1939 года Раскольников был объявлен вне закона за «переход в лагерь врагов народа», лишен советского гражданства, заочно исключен из партии и также заочно приговорен к высшей мере наказания. 26 июля он передал в зарубежную печать статью «Как меня сделали врагом народа», в которой обосновывал свою позицию. В августе появилось открытое письмо Раскольникова Сталину, ставшее наиболее резким и в то же время наиболее обоснованным обвинением вождя в массовых репрессиях. Письмо было опубликовано в Париже в газете «Новая Россия». Но странно, что подлинник письма никто никогда не видел.
В конце августа Раскольников, находясь в Ницце, заболел воспалением легких и 12 сентября скончался. По словам жены, причина его смерти — тяжелая неизлечимая болезнь. Однако эта кончина произошла при столь загадочных обстоятельствах: выпал из окна или выброшен агентами НКВД, покончил с собой в состоянии умопомрачения или не перенеся сообщения о советско-германском пакте, умер от инфаркта … — что поневоле вызывает много вопросов и недоумений. Его молодая вдова вернулась в Советский союз, была хорошо встречена властями, обеспечена жильем и работой.
До наших дней смерть Раскольникова остается загадкой. В 1963 году он был официально реабилитирован. Но через два года заведующий Отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС С.П. Трапезников, потребовал, чтобы троцкиста Раскольникова все-таки предали забвению. Только с Перестройкой во время новой волны разоблачений сталинских преступлений Федор Раскольников получил признание как жертва репрессий и стало можно вспоминать об этом «герое былых времен».
Гибель от рук чекистов друга и покровителя Раскольникова, Льва Троцкого, признанного Сталиным «врагом № 1», многократно и подробно описана во многих источниках.
Похоже, что единственный близкий родственник Ларисы, ее брат Игорь Михайлович, избегал посещать Ваганьковское кладбище, чтобы лишний раз не привлекать внимание к сестре-«троцкистке». Напрасно. Сталин приказал, чтобы никаких упоминаний о Ларисе Рейснер и ее отце нигде не было. Могилу Ларисы сравняли с землей.
Многие современные исследователи гадают: за что такая немилость? И в ком дело: в Раскольникове или в Радеке? Но ведь «измена» Раскольникова и расправа с Радеком произошли несколько лет спустя после смерти Ларисы.
Почему-то не рассматривается самая очевидная причина — Троцкий! Все знавший и ничего не забывавший Сталин воистину достал Ларису из-под земли.
Большинство воспоминаний об этой незаурядной женщине — в превосходной степени. Но имеются и другие. В. Солоухин пересказывал устойчивый слух, что Лариса Рейснер умерла «по ведомству Менжинского», дабы унести в могилу тайну смерти Блока и ответственности за нее вождя мирового пролетариата.
Во времена «оттепели» вышел большой гослитиздатовский однотомник избранной прозы Ларисы Рейснер. Имя этой выдающейся женщины, активной участницы революционных событий и талантливой писательницы, было возвращено из небытия. Вспомнили о могиле, но никаких ее следов к тому времени не осталось. К счастью, поэт Алексей Сурков, в свое время участвовавший в похоронах Ларисы, опираясь на сохранившиеся ориентиры, смог указать место захоронения. В начале 1964 года там был установлен скромный надгробный памятник из черного камня, стоящий и поныне. На нем надпись: