Майнеры

– Он просил показать ему деньги, что мы конфисковали на прошлой неделе.

– Тот миллиард в целлофановых пакетиках?

– Да.

– И ты…

– Я показал. – Виктор откинул голову на мягкую спинку дивана. – Может, это его убило? Может, он подумал, что никогда в жизни не заработает такую сумму и у него крыша поехала? Все в жизни хотят достатка, красивый дом, машину… а у него – что есть? Драная хрущевка.

Марго хотела сказать, что у него есть дети, но решила промолчать. Она уже достаточно выпила, ссора с мужем не входила в ее планы. Тем более он не виноват. Справка из центра планирования семьи черным по белому разъясняла: проблема не в нем. Значит, проблема в ней.

– Света сегодня рожает, – сказала Марго, покачивая бокал с джином в руке. – Она написала СМС. Еще она беспокоится, что Дима не поднимает трубку.

Хорошо, что она первая сказала это и ему не пришлось отводить взгляд, сообщая жене о родах невестки. Поэтому и напилась, подумал он. Принимает близко к сердцу. Наверное, стоило сказать всю правду с самого начала. Хотя… какую правду? В анализах наверняка ошибка – сколько мужчин ставят на себе крест из-за врачей, потом не вылазят от психотерапевтов, а то и вовсе попадают в дурдом или заканчивают самоубийством. Он не из таких.

– Он смотрел на тот миллиард как человек, который не ел месяц и теперь видит перед собой кусок пахучего черного хлеба. Я даже испугался.

– Но с ним все в порядке? Он же не закатил истерику? Никогда не поверю, что Дима на такое способен.

– Истерику? Нет. Он просто отказался у нас работать и ушел совершенно счастливый, словно унес этот миллиард с собой в кармане.

– Может, он хотел попросить у тебя в долг?

– Марго… я же не телепат, ты знаешь, я всегда помогу, если попросят.

– Да. Ты всем помогаешь. – Она поставила бокал на стойку и прильнула к нему. – Только вот…

– Что? – он посмотрел на голову жены, лежащую у него на плече.

– У них уже второй. А у нас…

– Марго…

– …ни одного. Только вонючая собака в вольере! И каждый день я приезжаю в этот пустой дом!

– Марго, не надо!

– Чертов дом! На хрена он мне, на хрена все эти ремонты, все эти кардены, «лексусы». – Она заплакала, спрятав лицо в ладонях.

Он отстранился. Встал.

Она любит его, но ее тоже можно понять. Света рожает и счастлива без копейки денег. И Дима будет летать на небесах, когда увидит лицо ребенка.

Сжав зубы, он прошел в коридор, открыл дверь в подвал, зажег свет. Медленным шагом, стараясь не упасть от выпитого, Виктор спустился по лестнице. Здесь находилась еще одна дверь, скрытая невзрачным деревянным штакетником. Тяжелая сейфовая дверь. Он открыл ее, приложив палец к сенсору, и вошел. Автоматически включился свет. В комнате, представляющей собой изолированный бетонный бункер, на стеллажах, прилегая одна к другой, лежали плотные пачки денег. Рубли, доллары, евро, фунты, в разной упаковке и разного достоинства. Он знал, что здесь больше миллиона долларов. Виктор сел на табуретку, стоящую у стеллажа, взял плотную пачку стодолларовых купюр и поцеловал ее.

Марго может говорить что угодно. Только вот что имеет настоящую ценность. И больше ничего.

Но теперь он был в этом не уверен. Совсем не уверен.

Глава 10

– Окунь, – сказал голос снаружи. – Будка, похоже, закрыта намертво, вряд ли внутри кто-то есть.

– Я слышал от третьей смены, что там наркоманы собираются, иногда их можно развести на деньги, но обычно проблем больше, – сказал второй голос, тоже молодой, но более начальственный, строгий. – Правда, это было в прошлом году, летом. По весне холодно, они по подвалам сидят.

Внезапно железная дверь будки содрогнулась от сильного удара, металлический гул разнесся по пустому помещению, едва не заставив Ларина вскрикнуть от неожиданности и звуковой волны, резанувшей по ушам.

– Черт! – вскрикнул снаружи голос. – Ах, бл… как же больно!

– Железная, идиот! Это же распределительная будка, в них чугунные двери стоят, не пробьешь!

Полицейский снаружи растирал ногу, покряхтывая.

– Пятка болит, – проскулил он. – Ступать не могу… ай, черт! Придется больничный брать. Я ничего не сломал, как думаешь, Окунь?

– Мозги ты себе сломал. Причем давно, – голос того, кто звался Окунем, двигался по периметру строения.

– Здесь дырка в стене, – сказал голос после некоторого молчания.

– Залезть можно?

– Нет, на два кирпича.

Скоков, стоявший ближе к отверстию в стене, услышал сопение и даже ощутил запах дешевого курева, ворвавшийся внутрь. Полицейский топтался возле дыры, стараясь заглянуть внутрь. Потом он чиркнул выключателем и выругался.

– Твою мать, вчера же работал. Батарея села в фонаре.

– Возьми мой, – сказал второй полицейский.

Прижавшись локтями друг к другу, Ларин и Скоков замерли. Кажется, они даже прекратили дышать. Внезапно Ларин вспомнил про недопитую бутылку водки на столике и стоящие стаканы на одной из табуреток, и у него взмокла спина. В животе заныл тягучий, как горькое лекарство, страх.

Если их сейчас обнаружат, они не смогут объяснить происхождение трупа, версия о самообороне выглядит смешно, и не потому, что она правдивая, а потому, что никому из полицейских такой исход не нужен. Суд и вовсе посмеется над их рассказом. Нужно быть наивным дураком, чтобы доверить жизнь и судьбу слепой Фемиде.

Луч фонаря прорезал темноту распределительной станции. По очереди он выхватывал скудный антураж помещения – грязный покосившийся диван, политическую карту мира на кирпичной стене позади него, правее – небольшой столик с бутылкой водки, издалека непонятно, пустая она или нет, две табуретки возле стола, грязные стаканы на одной из них, под столом – пустые смятые пачки сигарет, шприцы, множество окурков… потом луч прошелся по углам, обнаружив в одном из них метлу, лопату и рваные резиновые сапоги, в другом – жестяную тару из-под пива с картонкой наверху и висящий на гвозде черный халат.

Луч двинулся по левой стене, на которой отпечатались белые прямоугольники демонтированных трансформаторных щитов. Из стен торчали толстые обрубки кабелей, концы их блестели распушенной фольгой. Правая стена выглядела совершенно голой, не считая нескольких неприличных слов, написанных черной краской или куском смолы.

– Кто-то здесь все-таки бывает, – заключил Окунь. – Вряд ли живет, но… нужно взять на контроль. Почему мы раньше сюда не заходили?

– У нас маршрут, – сказал второй. – Что нам тут делать?

– Ну да. – ответил Окунь. – Только… запах какой-то странный оттуда идет. Не то одеколон, не то еще что-то… Надо на всякий случай вызвать наряд, чтобы вскрыли дверь и проверили. На нас же потом и повесят, чуть что. Вдруг там террористы взрывчатку делают?

Ларин в эту секунду проклял себя за то, что пользуется дорогим одеколоном BVLGARI, который ему подарила жена на день рождения.

– Ну сейчас там никого нет, – взмолился второй полицейский. – Просто в рапорте укажем. Ты же не собираешься ее ногами ломать?

– Один уже сломал, – засмеялся Окунь. – Идиот.

– Я же не думал… Там вон картонная дверь болтается, я решил, что вторая такая же.

– Эх… ладно… идти сможешь? Сейчас уже поздно вызывать, темно. Напишем рапорты, пусть сами решают, ломать или строить.

Человек за кирпичной стеной закряхтел, охнул, потом ответил:

– С трудом, постараюсь…

Зашипела рация.

– Ничего нет, – сказал Окунь кому-то. – Проверили массив, тут закрытая трансформаторная будка с металлической дверью. Пустая. Хлестов ногу повредил, хотел выбить дверь. Возвращаемся на базу.

– Вас понял, двенадцатый, – ответила рация.

– Идем, – сказал Окунь напарнику, – давай помогу, а то копыта переломаешь оставшиеся. И я с тобой калекой стану. – Голоса удалялись.

Как по команде Ларин и Скоков опустились на корточки.

– Фу-ух, – сказал Ларин шепотом. – Кажется, пронесло.

– А вы молодец, – сказал Скоков.

В темноте Ларин повернул к нему лицо, но увидел лишь белки глаз.