Законы безумия

И мы не беспределим. Нет, мы лишь поддерживаем порядок: не даем задирать слабых, ставим на место борзых. Здесь наше слово увесисто, а решение – неоспоримо. Эта, казалось бы, на первый взгляд игра – далеко не детская безобидная забава, нет. Наш интернат на окраине города, недалеко от промзоны, мы видели многое, сбегая туда ночами, а потому знаем цену человеческой жизни, при нас людей не раз закатывали в бетон, чему мы были лишь сторонними наблюдателями. Именно поэтому мы не понаслышке знаем, как сурова может быть жизнь, в которой мы лишь инструмент порядка в одной небольшой, созданной человеком системе, и да, тот человек, который создал эту ср*ную систему, однозначно был го*нюк.

Хлопаю Мелка по плечу, облокачиваясь на дерево.

– Мы сегодня в город, ты с нами?

– Нет, у меня тренировка.

– Ты задрал всех со своими тренировками. Спортсмен х*ров.

– Иди в ж*пу, Мелок. У меня соревнования скоро.

– Зачем тебе это надо? – закуривает сигарету. – Не понимаю…

– Значит, надо, – отмахиваюсь, зная, что Мелок все равно не поймет моих стремлений. Заниматься борьбой я начал в шесть лет, сразу же как в интернате открыли секцию по самбо. Какой-то меценат решил сделать детишкам подарок, и мне он оказалось кстати. Я упорно тренировался. У меня всегда был большой энтузиазм на этом поприще, в восемь я поехал на свои первые соревнования, где взял золото. Тренер в тот же день положил на меня глаз, и не слезает и по сей день. Сплошные тренировки, режим, соревнования…

– Ребята, – кричит Танюха, она подходит к нам быстрым шагом, – там, – заводит руку за спину, – там, в общем, у нас новая директриса, к себе вас зовет, – убирает руки в карманы легкой курточки, осень в этом году теплая.

***

Мы, как стадо на выгуле, стоим в коридоре. Ждем. Чего, собственно, загадка. Минут через пятнадцать к нам выходит невысокая, стройная брюнетка. На вид ей лет тридцать пять. Если она наш новый Царь и Бог, то я готов кончить прямо здесь.

Оборачиваюсь, зная, что такие мысли не у меня одного.

– Ребята, всем добрый день! Меня зовут Баженова Марина Юрьевна, я новая заведующая, – сцепляет пальцы в замок, держа руки перед собой. Улыбается.

И откуда столько веселья и доброты? Очередная показуха. Посмотрим, что она скажет через пару-тройку дней. Как и все предыдущие, натырит бабла, отпишет себе под шумок несколько квартир и свалит в закат. А, еще до*бется до всех с новыми порядками.

– Я рада со всеми вами познакомиться. Надеюсь, мы найдем общий язык.

– А нам оно надо? – ржет Мелок.

Марина хлопает глазами, теснее сплетая пальцы.

– Как тебя зовут, скажи, пожалуйста? – опять улыбочка.

– Ну Мел…Серега.

– Сережа, значит. Хорошо. Ребята, как я понимаю, у всех вас есть какие-то вопросы, а может быть, даже претензии. Предлагаю сделать вот что… сейчас Ольга Павловна раздаст всем листочки, и вы напишете все, что вам не нравится, и все, чего бы хотелось.

– И что будет с теми, чьи претензии вам не зайдут? – не могу промолчать. Знаю я, как эта х*йня работает. – Сначала записки пишем, а потом палкой по хребту получаем или на голом кафеле всю ночь спим. – С*ки. Цепляю ее взглядом, читая там явное недоумение. Она либо напрочь отбитая, что так невинность корчит, либо реально не в теме.

– Палкой… на кафеле… – хмурится, полностью гася улыбку. – Как тебя…?

– Богдан. Богдан Шелест, – продолжаю смотреть ей прямо в глаза. Если думает, что я дебил и поверил в этот цирк, – ошибается. А если думает, что срулю – хрен там.

– Ребята, напишите, пожалуйста, ваши пожелания, – явно нервничая, – а ты, Богдан, зайди в мой кабинет.

Ну вот. Все как и всегда. Спектакль длился недолго. Только теперь мне не десять лет, и отх*рачить меня поленом не прокатит. Убираю руки в карманы, беззаботно двигаясь в ее кабинет. Демонстративно прикрываю дверь, чувствуя предвкушение скандала. Эмоции. Эмоции – это самая кайфовая вещь в мире. Негативные эмоции могут стать самой лучшей подпиткой. Когда тебе плевать, когда ты так долго жрал лишь их, к тебе приходит ма-а-а-ленькое осознание – они прекрасны. Ты не просто жрешь их, ты манипулируешь, насыщаешься болью и злобой этих людишек. Они все, все эмоционируют, даже не понимая, какое наслаждение доставляют.

– Присаживайся, пожалуйста, – указывает на стул.

Я расслабленно падаю на него, закидывая ногу на ногу. Один. Два. Три. Поехали…

Марина садится напротив, складывая руки на стол. Она внимательно на меня смотрит, но по-другому. В ней нет того, чего я жду. Она не зла. Она подавлена. Растеряна. Печальна. Но она не в ярости. Что с ней не так?

– Вас правда здесь били? – слабым голосом.

– Че?

Она серьезно? Что за бред?

– Хватит строить из себя хорошую. Можешь сбросить маску.

– Почему вы никому не говорили? Это же уголовное дело.

Она говорит так тихо, что я еле разбираю ее шепот.

– Господи, – касается пальцами лба, – какой ужас. Я даже подумать не могла… – поднимается из-за стола, а потом копается в своей сумке.

Я все это время сижу в немом ступоре, потому что пока вся эта ситуэйшен за гранью моего понимания.

– Папа, – улыбается, прикладывая айфончик к уху, – привет, у меня будет к тебе дело, я заеду вечером. Хорошо. Целую.

Кладет телефон на стол, поворачиваясь ко мне, вздрагивает, будто забыла, что я вообще здесь.

– Богдан, – протягивает лист, – напиши все, что с вами здесь происходило, и распишись внизу.

– Зачем?

– Ты же хочешь, чтобы виновники были наказаны?

– Да тут у всех рыльце в пушку. Вас сожрут с такими замашками.

– Не сожрут, – голос становится жестче, и со мной будто уже говорит кто-то другой, – если работники сменятся, жрать будет некому. Пиши. Имена и фамилии тоже. А потом пусть ко мне зайдут все ребята. По очереди, конечно.

Голос вновь становится мягким. Марина вытаскивает из стакана ручку, обходит стол, замирая за моей спиной.

– Ручка, – кладет поверх листка.

– Как, вы там сказали, вас зовут? – оборачиваюсь, встречаясь взглядом с ее ярко-голубыми глазами. Они очень выразительные. Синяя радужка с мелкими крапинками, я ни у кого не видел таких.

– Марина Юрьевна, – ее лицо светлеет, а все вокруг словно озаряется ее улыбкой.

Я долго смотрю на белый лист, мысленно решая задачку. Все это странно. Такого здесь точно не происходило. Никто и никогда ничего не хотел менять. Все ломались под натиском коллектива, подыхая в этом болоте. А что, если это шанс на нормальное существование? Или же это путы, они вроде и излучают добро, но не факт, что не таят в себе тьму и злобу. Хотя… к го*ну нам не привыкать, а вот если это реальный шанс что-то поменять, то рискнуть стоит.

Сжимаю ручку, вписывая первую фамилию.

Глава 2

Богдан.

Сентябрь проносится быстро. Я не успеваю размотать нескольких соперников по рингу, как на дворе властвует декабрь, и все кутаются в теплые шарфы и шапки. Жизнь переходит в другой ритм, все вокруг меняется.

Впрочем, как и наша жизнь в детдоме. С приходом Марины все реально изменилось. Большинство воспиталок уволили, на бывшую директрису завели дело, а нас даже свозили на экскурсию в Питер. И вроде как жизнь даже пошла в гору.

Кстати, за оперативность мы все сказали спасибо Марининому отцу. Он лично ездил с нами в Питер к «Авроре». Седой старичок, вице-адмирал, бывший первый зам. главнокомандующего ВМФ. Встретил бы я его на улице, никогда б не сказал, что он был важной шишкой. Но от бывалого величия остались только награды и звезды на погонах висящего в шкафу кителя. Ну и связи, конечно.

Он рассказал столько забавных и интересных военно-морских историй и баек, что хватит на всю жизнь. Марина тоже тогда ездила с нами. Мы просидели с ней полночи на балконе, разговаривая обо всем на свете. Именно в ту ночь я узнал, что два года назад она похоронила сына. Что он был миротворцем и их завалило в горах. Что ей даже не дали посмотреть на тело. Честно, я ожидал от нее чего угодно, но только не такой истории. Она никак не ассоциируется с человеком, у которого произошла подобная трагедия. Она всегда улыбается, приходит на помощь. Или это я дурак и не понимаю того, что так она лишь старается заглушить свою боль. Избавиться от нее, делая добрые поступки.