Взаперти

– Ой, этот маньяк угрожает мне, что ли? – вскидывает тонкие брови-скобочки Элиша. – Ух ты!

– Дрона разбила я, – перебивает Бемби. – Ты должен наказать меня.

– Должен? – нарочито удивляюсь. – Мэм, вы меня с кем-то путаете! Я, как выразилась ваша подруга, маньяк. И если я считаю, что гораздо эффективней наказать вас через мисс Бренниган, я так и поступлю.

Полицейская хмурится. Элиша встает, обнимает подругу, на лице у той мгновенно появляется мученическое выражение.

Нет, вы все-таки не пара. За месяц не выучить, что человек ненавидит прикосновения, – это надо умудриться. Очень раздражают эти ошибки, но Эмберлин слишком активна, чтобы месяц сидеть сложа руки, а выбранный для нее напарник вернется в город только в октябре. Хорошо, что Эбенизер не переехал навсегда.

Играет победный марш в первом боксе, переключаюсь туда. На руке Бет уже рисуется имя, Эл стоит за ее спиной, потирая запястье. Переминается с ноги на ногу, ловит за локоть. Сглатывает, не находя слов.

– У тебя лицо отца, – коротко и прохладно говорит Бет, отступая.

Эл, на миг опешив, смешно разводит руками:

– Извини. – Потом предлагает серьезно: – Хочешь, можешь мне нос сломать, буду меньше похож.

Она медлит, но все-таки улыбается.

Вот зачем я создал тесты: чтобы люди, никогда не говорившие о своей боли, научились это делать. Не закукливались, а жили, двигались, как бы мучительно это ни было. Миротворец создает ситуацию, в которой у тебя нет выбора. Делай – или навеки замри в своем страдании. Делай – или останешься здесь навсегда. Хотел бы я знать, что сказала им Элли, если они отправились проходить этот тест вместе.

Опять настойчиво пищит будильник, послушно иду к морозилке за пиццей, кидаю ее на решетку духовки. Я все-таки не настолько садист, чтобы кормить гостей пиццей, разогретой в микроволновке.

Плохая шутка, Эдриан. Они могут называть меня как угодно, но я не маньяк и не садист. Я хочу научить этих людей доверять друг другу.

На второй день парк и кухня кажутся почти родными. Я, кивнув мистеру Джонсону, неторопливо шагаю к охраннику. Усатый мужик чуть моложе меня отрывисто представляется:

– Гарольд Блэк. – Дожидается, пока я предъявлю корочку, сплевывает себе под ноги. – Нужно было сразу послать на хрен этого пацана.

– В самом деле? Почему?

– А потому что ни хрена он не бездомный. – Гарри смотрит на меня исподлобья глазами картежника, выложившего на сукно козырный туз.

– Мало ли где он получил одежду, – пожимаю плечами.

– Не в шмотках дело. Держался он не так. Не боялся.

Это уже интересно. Делаю пометку в блокноте, уточняю:

– Не боялся?

– Вообще, – уверенно подтверждает охранник. – Держался с такой скромностью, смотрел снизу вверх, девчонки от этого млели. А сам весь умытенький и с осаночкой. Таких бездомных не бывает. Вот Джерри, тот нормальный был. Вы ж про него вчера спрашивали?

Киваю, готовясь записывать. Похоже, сегодня у нас удачный день. Гарри в самом деле знает многое, а главное, соглашается прийти в отделение, чтобы составить фоторобот. Он и описывает намного точней, чем вчерашняя бездомная. Я спорить готов, что догадаюсь, какие именно глаза и подборок он выберет.

– Давайте я, что ли, заявление напишу, – мрачно бурчит Гарри. – А то не дело, что парня никто искать не будет. У него и так жизнь была не сахар, сразу видно.

Когда я осторожно уточняю насчет наркотиков, охранник аж взвивается:

– Он же не идиот! Точно чистый, я его звал как-то простирнуть шмотье и помыться, видел руки. Не, ничем таким он не баловался. Хороший пацан, был бы помладше, я б предложил в опеку обратиться, а там, может…

Неожиданно замолкает. Приглядываюсь внимательней – обручальное кольцо на пальце. Своих детей нет? Или давно вылетели из гнезда. Вот и пожалел парня.

Кое-кто из моих коллег подумал бы о куда более неприятных вещах. Я их фиксирую дальним краем сознания – проверить охранника, соотнести, когда и где еще гостил пропавший парень. Мало ли. С голодухи на многое можно решиться. Увы, бездомные и проститутки остаются главными жертвами хоть маньяков, хоть просто придурков всех мастей.

Возвращаюсь к ноутбуку с вскрытой банкой рыбных консервов. Иногда так хочется поесть прилично, сходить в кино, побродить по парку. Потом вспоминаю, чем кончилась нормальная жизнь, и все мои желания смывает, словно рисунки на песке.

Десятый этаж встречает пиццу радостными воплями – Эл и Элли стараются. Элли, впрочем, разочаровывается, вскрыв коробку:

– Гавайская! Кто догадался пихать вместе курицу и ананасы? И почему так мало, где признание нашего героизма?

Эл со смехом умоляет пожертвовать ананасы страждущим, а не мусорке, Бет неуверенно улыбается, Элвин, утащив один кусок, снова забивается в угол. Он съедает едва ли половину запланированного мной пайка, но он и на свободе так делал. Очень удобно было грузить его в машину. Удобно и страшно. Он оказался намного легче, чем было записано в старой медкарте, и я испугался, что переборщил со снотворным. Препараты для компенсации передозировки я заранее не покупал, пришлось заезжать в аптеку вместе с гостем. Помню, свернул в первую попавшуюся подворотню без камер, открыл багажник, почти уверенный, что там труп. Но Элвин лишь наморщил нос от капнувшей на него воды и чихнул, как бродячий кот.

Хорошо, что Миротворец паниковать не умеет и уже тогда знал, как вырубать гостей хоть с помощью снотворного, хоть без.

Проверяю восьмой, Элиша мучает остатки разбитого дрона. На что она надеялась? В основе – банальный квадрокоптер, а электронные мозги после близкого знакомства со стеной наверняка разлетелись вдребезги. В любом случае без программы в них не влезть, а гости у меня принудительно перемещены в двадцатый век. Все личные вещи ждут у входной двери, в подписанных белых ящиках. Сумки, документы, кошельки, техника: телефоны, планшеты, даже фитнес-браслеты с плеерами, выключенные и с вынутыми аккумуляторами где возможно. По ним слишком легко было бы выследить моих гостей. Конечно, я выбирал тех, кого в принципе не станут искать. Но всегда лучше перестраховаться.

Облизывая вилку, возвращаюсь к десятому – Элли опять болтает за всех и успела растормошить Эла настолько, что он шутит обо мне в полный голос. Впрочем, я не против легкого отношения и не собираюсь наказывать за слова.

Элли вытирает пальцы, кидает салфетку в опустевшую коробку.

– И что, тут всегда такое меню?

Бет кивает, пристраивая картонку на гору таких же. Элли округляет глаза:

– Фига себе, нездоровый рацион! Что он, не мог кухню с продуктами замутить? Не то чтобы я была великим кулинаром, но…

В самом деле, потолок общения Элли с плитой – яичница. Советую:

– Пройди дальше, и тебе воздастся.

Она вскидывается с неожиданной яростью.

– Я тебе что, осел, чтоб меня морковкой на веревочке подманивать?!

– Мы все для него ослы, – тихо объясняет Бет. – А морковка – возможность выйти отсюда живыми.

– Лучше сжую погонщика, – отшучивается Элли. – Дальше пойдем?

Энтузиазма никто не проявляет, и я начинаю надеяться, что, может, наконец-то высплюсь. Особенно если девушки на восьмом тоже будут паиньками и лягут спать, а не попытаются устроить побег.

– Да ладно, – не теряет надежду Элли, – один бокс можно пройти!

Я даже переключаю камеру, чтобы рассмотреть лица, – Бет бросает взгляд на Эла и делает вид, что увлечена пятнышком соуса на халате, Эл так же подчеркнуто смотрит в окно. Элвин вообще отвернулся от всех, ладонью накрыл карман, словно защищая драгоценную дозу.

Да, Элли, все-таки Миротворец был прав. Твое доверие – фальшивка, и они чувствуют это. Впрочем, она не пытается переубедить их, просто пожимает плечами и уходит в ванную. Я долго думал, устанавливать ли там камеры. Все-таки поставил – надо же знать, если кто попытается собрать бомбу из туалетной бумаги. Не могу понять, что происходит, на всех трех камерах – темнота со светлыми пятнами. Наконец догадываюсь.