Год Оракула

– Две минуты, Джим, – ответил глава аппарата.

– Пойдем тогда, – предложил Франклин, показывая в конец лужайки, еще дальше от уходящего Хальворссона.

Они двинулись по проложенному Жуликом в снегу следу.

– Что там у тебя? – спросил Лейхтен.

Франклин сделал глубокий вдох, отчаянно жалея, что говорит не с президентом, а с этой жабой, захапавшей себе доступ к начальству. Лейхтен смотрел на него с неприкрытым и жадным любопытством.

– Может быть, есть иной способ найти Оракула, – медленно сказал Франклин.

Лейхтен приподнял бровь:

– Вот как? И такой, что его нельзя обсуждать в присутствии директора Хальворссона?

Франклин кивнул:

– Подход этот необычен, Тони, и мне кажется, ты не захочешь, чтобы об этом нашем разговоре знал кто-нибудь, без кого можно обойтись.

– Понимаю. И ты уверен, что этот разговор нужен?

– Да, – просто ответил Франклин. – Если честно, я не думаю, что мы сможем найти тебе этого типа в ближайшее время. Он очень умно использует технологии. Вся его система задумана и создана так, чтобы не давать нам ничего, что можно расколоть. Мы, конечно, не АНБ, но техники у меня хорошо знают свое дело, и они мне говорят, что у нас просто нет технологий, чтобы взломать защиту Сайта за разумное время. Могут понадобиться годы. Мы работаем в эту сторону, но сейчас мы даже не знаем, куда ведут почтовые адреса. Мои люди могли бы поймать его сыщицкими методами, но для этого Оракул должен совершить какую-нибудь ошибку. Сейчас, когда у него есть деньги, ситуация поменялась. С одной стороны, это нам на пользу – деньги оставляют след. С другой стороны, можно нанимать людей, которые помогут заметать следы. Так или этак, работа детектива требует времени. Ты ясно дал понять, что времени у нас нет, и я склонен с тобой согласиться.

Лейхтен выдохнул, пустив длинный клуб пара.

– Джим, объясни мне, зачем я тут до сих пор стою с тобой. Если бы я хотел себе яйца отморозить, я бы твоей жене присунул.

Франклин улыбнулся Энтони Лейхтену – очень натянутой улыбкой.

– Я к этому подхожу, Тони, – сказал он, потом помолчал, заставляя себя успокоиться. – Я знаю человека, который мог бы нам найти Оракула. Быть может.

Лейхтен нахмурился:

– В одиночку?

– Не совсем. Обычно участвуют группы специалистов.

Франклин запнулся. Он думал о том, какое крысиное гнездо разворошат следующие его слова, и решал, стоит ли того Оракул.

Подумал… и рассказал Лейхтену про Тренера.

Глава 7

Преподобный Хосайя Брэнсон сидел в гостиной и смотрел в телевизор, показывающий видеосъемку его дома.

Джонас Блок стоял в дверях. Мария Брэнсон проводила его туда чуть раньше, ограничившись парой коротких фраз. Жена преподобного обычно напоминала бодро разговаривающего зверька из диснеевского мультфильма, но в этот вечер она казалась изможденной и опустошенной. Напряжение, охватившее «Брэнсон министриз» три дня назад, после предсказания Оракула, явно присутствовало и в их доме.

Джонас кашлянул. Брэнсон повернул голову, и разочарование на его лице тут же сменилось уверенной и приветливой улыбкой.

Брэнсон встал, подошел к Джонасу, хлопнул его по руке, крепко ее пожал. Одет он был в джинсы и футболку, волосы растрепаны, на лице грубая щетина, но улыбка… как неоновый крест над зданием «Брэнсон министриз», загорающийся на закате и видный на многие мили.

– Спасибо, брат Джонас, что пришел, – сказал его преподобие.

– Как же иначе, сэр. Я просто рад, что вы меня позвали. Мы все так волновались. Но вам нужно знать, нам звонили… ну, отовсюду звонили. И спрашивали про предсказание Оракула. Мы просто не знали, что делать.

Брэнсон показал на телевизор, где все еще в прямом эфире показывали его дом, а репортер, захлебываясь речью, строил догадки, зачем бы это мог быть вызван к его преподобию личный секретарь.

– Я знаю о вспышке интереса в медиа, – ответил Брэнсон. – Это с избыточной ясностью видно прямо из моего окна.

Джонас кивнул.

– Вы молились по этому поводу? – спросил он. – Просили научения?

Брэнсон потянулся за пультом и выключил телевизор:

– В определенном смысле.

Он прошел по комнате, миновал большую, тяжелую, деревянную дверь, неуместную на фоне шикарной мебели «Крейт энд баррель». Казалось, что в гостиную проповедника вдруг через какой-то телепорт занесло предмет из обстановки староанглийского имения. Как будто эта дверь нарочно была поставлена для возбуждения любопытства: что же за ней?

Брэнсон подошел к приставному столу, уставленному бутылками, стаканами и еще какими-то питейными принадлежностями, взял графин с янтарной жидкостью и налил две щедрые порции. Одну он передал Джонасу, другую поднял в безмолвном тосте и сделал глоток. Приподнял бровь и так держал ее, пока Джонас не поднес к губам свой стакан.

– Правда, восхитительно? – спросил Брэнсон. – «Биас Апостолес». Вряд ли где-либо можно найти «Пало Кортадо»[2] получше.

Джонас вежливо кивнул:

– Очень хорошее вино, ваше преподобие. Я не слишком разбираюсь, но оно очень вкусное.

Он смотрел на Брэнсона, ожидая объяснений, зачем его позвали, но их, похоже, не предполагалось. Его преподобие поднял полупустой стакан, покрутил им в воздухе, лицо его стало задумчивым – но только на секунду. Тут же вернулась широкая улыбка, но в ней появился намек на что-то тревожащее.

Джонас ощутил некоторую досаду.

Этот человек будто понятия не имеет, что происходит вокруг его дома. У него в церкви. Его народ остался без руководителя, а он тут выпивает у себя в гостиной. Паства задает вопросы, все думают, будто его преподобие испугался, прячется в ужасе после предсказания Оракула, и это никак не помогало поддержать заявления Брэнсона, что этот человек – обманщик.

– Сэр, я понимаю, что когда Оракул вас назвал на Сайте, это было потрясением, но пожалуйста, скажите, что нам делать. Мы должны знать, как реагировать. У нас должен быть план.

– О, план у меня есть, Джонас. В конце концов, три дня прошло. Время мне воскреснуть, как ты думаешь?

Он повернулся к тяжелой деревянной двери, задумавшись. Сделал длинный глоток хереса, потом обернулся опять к Джонасу.

– Как ты думаешь, я хороший человек? – спросил он.

Джонас, обескураженный прямотой вопроса, понимал все же, что ответ может быть, естественно, только один.

– Да.

– Отлично, – сказал Брэнсон. – Я рад. И я тоже так думаю. В прошлом году «Брэнсон министриз» собрала больше ста тридцати миллионов долларов и почти все их потратила. Чистая вода для Африки. Школы. Лекарства для бедных. Я не из тех проповедников-барышников, что выжимают из своей паствы каждое пенни и тратят на «Феррари» и пластическую хирургию.

Он показал рукой со стаканом на Джонаса.

– И ты, Джонас, как никто можешь быть уверен, что это правда. Ты мой ближайший помощник, ты видишь все. От тебя секретов нет.

Он снова посмотрел на деревянную дверь, потом опять на Джонаса.

– Иными словами, согласен ли ты, что наша церковь представляет собой ценность, и велика будет потеря, если ей придется исчезнуть?

– Да, конечно, ваше преподобие. Не думаю, что кто-нибудь сказал бы иначе.

– Согласен с тобой, – сказал Брэнсон. – Итак, мы установили, что я хороший человек, а созданное мной имеет ценность. – Он подался вперед, пристально глядя на Джонаса. – Но у меня есть тайна. – Он показал на деревянную дверь. – Она там.

Джонас невольно шагнул назад. Поставил на журнальный столик почти нетронутый бокал.

– Ваше преподобие, наверное, я должен уйти?

Брэнсон подошел к деревянной двери, вытаскивая из кармана большой железный ключ.

– Не говори глупостей, Джонас.

Он отпер дверь, открыл ее, шагнул внутрь, исчезая во мраке.

– Заходи. И свой херес возьми, вещь дорогая.

Джонас заколебался, но понял, что никак не может уйти, не узнав, что там за дверью.

Качая головой, он поднял свой стакан и пошел в соседнюю комнату за Брэнсоном.

2

«Пало Кортадо» – сорт сухого хереса, в переводе с испанского: «перечеркнутая черта» – так обозначают бочки, в которых получается этот напиток. «Биас Апостолес» – название марки.