Страница 2 из 20
Однако ребята явно не учли дороговизну пребывания в Калифорнии и вскоре остались без гроша в кармане. «Боб соврал, будто умеет кататься на лыжах, и устроился на работу по продаже лыжного снаряжения в универмаге», – рассказывала Грейс[20]. Сама она, раз уж оказалась в Лос-Анджелесе, попыталась пробиться в вожделенный кинобизнес. Триумфом Грейс в этой сфере было признание ее «лучшей актрисой» выпускного класса в старшей школе. Но к тому времени, когда у нее появилась возможность профессионально реализоваться, отношение Грейс к актерству существенно испортилось. Она обнаружила, что ей «ненавистно быть переводчиком идей и эмоций других людей»[21]. И в это же время она забеременела, что, понятно, заставило ее окончательно отказаться от своей детской фантазии. Как и от любой другой фантазии.
Грейс с горечью осознала, что независимость от родителей не изменила ее жизнь к лучшему. Казалось, она только похоронила себя под новыми слоями обыденности и рутинной работы. Грейс совсем не хотела ребенка; она даже не особенно любила детей[22]. Молодая женщина всерьез подумывала сделать аборт, но боялась процедуры, которая в те времена была незаконной и часто опасной для здоровья и даже жизни. И она решила приспособиться к создавшимся обстоятельствам, смириться с фиаско, постигшим ее в спринтерском забеге к свободе. Грейс рассуждала так: «Да ладно, всё в порядке. У пионеров ведь тоже бывают дети… в своих увлекательных странствиях они просто берут их под мышку и идут дальше»[23]. Однако все попытки подбодрить саму себя оказались тщетными. И замужняя беременная, застрявшая в Калифорнии Грейс вынуждена была подытожить свое печальное положение одним-единственным словом: «безнадега». Боб, должно быть, почувствовал ее отчаяние. И начал задавать ей те же вопросы, которые в детстве задавали родители: «Кто ты? Чем собираешься заниматься в жизни?» – «Ну, композитором я стать не могу, мне уже слишком поздно, – отвечала Грейс. – Но я неплохо писала». Однако они оба, немного подумав, вынуждены были признать, что ее работы далеки от идеала.
– Слушай, а как насчет того, чтобы стать художником? – однажды спросил Боб.
– Я совсем этого не умею.
– Да ладно, давай попробуем, – предложил молодой муж[24].
И они оба записались на курсы изобразительного искусства для взрослых в местной средней школе. «Стоило мне взять в руки карандаш, чтобы нарисовать вазу, я вдруг вся вспотела. Я страшно страдала, а вот у Боба все получалось. Он уже нарисовал вазу, а я все плакала и потела с этим карандашом в руке, – рассказывала Грейс[25]. – Я никогда раньше не плакала. И совершенно не понимала, почему плачу»[26]. «Я просто каким-то чудом почувствовала, что это для меня очень-очень важно»[27]. На следующий день Грейс купила акварельные краски – чрезвычайно сложный художественный материал, на который часто ошибочно обращают взор новички, – и, хотя ей было невероятно трудно и у нее ничего не получалось, не бросала занятий на курсах. Затем она вернулась к углю и карандашу. «Все это время я была беременна, а потом, когда родился ребенок, я рисовала уже сама по себе, самостоятельно», – вспоминает Грейс[28]. Считается, что рождение первенца становится для любой матери если не главной радостью, то как минимум новой сферой ответственности, однако внимание Грейс было разделено с самого начала. Ее сын Джеффри всегда будет считать искусство своим соперником в борьбе за любовь матери, и в какой-то момент станет совершенно очевидно, что он в этой борьбе безнадежно проиграл[29].
Незадолго до рождения Джеффа японцы напали на Перл-Харбор. Паника на Восточном побережье была небольшой по сравнению с хаосом, возникшим в Калифорнии, которая находилась в пределах досягаемости японских самолетов. Ситуация в стране практически мгновенно развернулась в сторону войны, и столь же быстро толпы военнообязанных граждан начали стекаться из небольших городов к военным базам по всей территории США. Боб, которому тогда был двадцать один год, знал, что его непременно призовут, и потому они с Грейс и малышом собрали вещи и отправились на восток, в Блумфилд, где поселились у его родителей. Они прожили в этих многолюдных кварталах около года, до апреля 1943 года, когда Бобу все-таки пришла повестка. Уверенный, как многие другие мужчины, что погибнет на войне, Боб, уезжая, сказал Грейс: «Иди вперед и сама создавай свою жизнь»[30]. Так Грейс в двадцать один год осталась с ребенком, которого никогда особо не хотела, в доме родителей мужа. Ну и жизнь! Единственная возможность, которая ее действительно интересовала, – жизнь художника – стала для нее совершенно недоступна. Грейс казалось, что она достигла самого дна.
Так же, как Элен и Ли, Грейс влилась в ряды миллионов американок, откликнувшихся на патриотический призыв пойти во время войны на работу, стала одной из тех, кого журнал Life окрестил «героинями нового порядка»[31]. Однако ее резоны, в отличие от Элен и Ли, были продиктованы не столько необходимостью заработать на жизнь, сколько желанием сбежать из дома мужниных родителей. Патриотизм служил прикрытием для ее бунта. Чтобы устроиться на работу на авиационном заводе к северу от Ньюарка, Грейс соврала, что она опытный «прокладчик курса». Ее зачислили в соответствующий отдел, и девушка оказалась настолько способной, что начальник отправил ее на вечерние курсы при Инженерном колледже, чтобы сделать из нее профессиональную «техническую рисовальщицу»[32]. Так Грейс оказалась среди единомышленников. Дело в том, что рисовальщиками тогда становились многие художники, нуждавшиеся в заработке. В сущности, в те времена школой искусства для большинства становились курсы технического рисунка[33]. Однажды во время перерыва на кофе разговор однокурсников перескочил на тему «настоящего» искусства, и один из коллег спросил Грейс, художница ли она, как и многие из них. Она ответила, что да, она пробовала себя в этом деле. Тогда парень спросил, что она думает о современном искусстве, на что девушка заявила: «Понятия не имею, что это такое». И он принес ей альбом работ Матисса[34]. «Мне стало ужасно интересно, и я спросила: “А можно мне взять это на время? Потому что мне кажется, что я тоже так смогу”. Я притащила альбом в свою комнату в дом родителей мужа… и очень скоро поняла, что я так не могу»[35]. В ответ на ее сетования коллега сказал ей, что берет уроки у местного художника Исаака Лейна Мьюза, и если Грейс хочет научиться писать, как Матисс, то Айк – именно тот, кто ей нужен. И она поступила на еженедельные вечерние курсы[36].
На первом же уроке рисунка в мастерской Айка он, какое-то время постояв за спиной новой ученицы, сказал:
– Судя по всему, вы давно не рисовали; ну ничего, попрактикуетесь, и дело пойдет лучше.
– Я никогда раньше не рисовала с натуры, – призналась она в ответ на критику.
– Ну, тогда у вас просто отлично получается[37].
Эти слова сразу же укрепили уверенность Грейс в собственных силах.
И в крошечной мастерской, устроенной в спальне, которую Грейс делила с сыном, и в классе Айка молодая женщина чувствовала, что живет полной жизнью. Во всех остальных ситуациях – что на работе, что в роли матери, верной жены воюющего солдата и послушной невестки – она жила словно во сне. Все ее мысли были сосредоточены на творчестве, и прежде всего на главном вопросе: как им заниматься. «Это было ужасно, ведь раньше у меня не было для этого никаких возможностей. Оказалось, я чертовски хорошо рисую, но для настоящего искусства у меня ничего не было, потому что в детстве я никогда не занималась творчеством. Жизнь изначально не дала мне ничего, что могло бы послужить мне подспорьем на этой ниве, – объясняла потом Грейс. – Я была на редкость неуклюжим художником». Однако самым важным в данной ситуации было то, что она уже точно знала: она – художник. И чтобы испытать чувство сладкого триумфа в момент, когда она сможет с полным правом себя так назвать, ей нужно было только одно – упорный труд[38].
20
Oral history interview with Grace Hartigan, AAA-SI.
21
Mattison, Grace Hartigan, 11; Curtis, Restless Ambition, 22–23.
22
Rex Stevens, interview by author.
23
Curtis, Restless Ambition, 22; oral history interview with Grace Hartigan, AAA-SI.
24
Nemser, Art Talk, 153.
25
Nemser, Art Talk, 153.
26
Grigor, Shattering Boundaries, film.
27
Mary Gabriel, “Amazing Grace”, 64.
28
Nemser, Art Talk, 153.
29
Nemser, Art Talk, 154.
30
Oral history interview with Grace Hartigan, AAA-SI; Curtis, Restless Ambition, 24; Grace Hartigan, Factors & Persons Who Helped to Influence, notes, Grace Hartigan Papers, Syracuse.
31
Costello, Virtue Under Fire, 189.
32
Mattison, Grace Hartigan, 11; Curtis, Restless Ambition, 25.
33
Ashton, The New York School, 15. Учебные курсы изобразительного искусства за пределами Нью-Йорка были редкостью и начали серьезно распространяться только в конце 1950-х годов – благодаря возрастающей популярности абстрактного экспрессионизма.
34
Gabriel, “Amazing Grace”, 64; Nemser, Art Talk, 153.
35
Gabriel, “Amazing Grace”, 64–65.
36
Oral history interview with Grace Hartigan, AAA-SI; Rex Stevens, interview by author.
37
Grigor, Shattering Boundaries, film.
38
Nemser, Art Talk, 154.