Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 35

Глава 3

Тропа войны

Человека на шпалах они заметили издали. С какой-то тряпицей на голове, голый по пояс, он стоял, чуть расставив стоптанные кривые кроссовки, и, опершись на грабли, терпеливо ждал приближения платформы.

– Ну вот… – промолвил Андрон. – Только их нам и не хватало!

Кажется, шкипер был слегка встревожен.

– Кто это? – спросил Димитрий.

– Дачник.

– Попросит подвезти?

– Да нет… Видишь, голову майкой повязал?

– Вижу… И что?

– Немирной… – Андрон произнёс это с таким выражением, что у Димитрия по спине пробежали мурашки. Вынырнувшее из девятнадцатого века опасное словечко «немирной» было, в его понимании, приложимо исключительно к чеченцам времён генерала Ермолова.

Неумолимо отсчитывая стыки, колёсный парусник неторопливо наезжал на голого по пояс незнакомца, но того это, кажется, нисколько не пугало. Лицо под повязкой оставалось безразличным.

– Как бы мы его не переехали…

– Как бы он нас сам не переехал! – Андрон сплюнул за борт. – Отступи-ка подальше. И без резких движений, лады? А то не так поймёт – может и граблями порвать… Они ж в основном с мародёрами дело имеют. Дикий народ…

Тупорылая платформа уже нависала над дачником. А грабли-то, кажется, и впрямь нелицензионные. Боевые. Грабловище (оно же чивильник) – чуть ли не в человеческий рост, хребет и зубья – кованые, заточенные, чуть загнутые вовнутрь.

Внезапно стоящий на шпалах вскинул своё многоцелевое орудие, упёрся в сцеп, и тут в глаз Уарову совершенно некстати попала соринка. Так он и не уразумел, проморгавшись, каким образом заступивший им путь огородник очутился на палубе. То ли прыгнул, то ли кувыркнулся…

– Здорово, Ильич, – сдержанно приветствовал его Андрон. – Никак на абордаж взять решил?

Названный Ильичом стоял в той же позиции, в какой секунду назад поджидал их на шпалах.

– Сдай назад, Андрон, – угрюмо, даже не ответив на приветствие, проговорил он. – Дальше не пропустим…

Андрон Дьяковатый недобро прищурился. На лице его было написано то, что обычно пишут на заборах.

– А договор? – сквозь зубы напомнил он. – На вилах клялись…

– Во-первых, клялись не мы. Клялось тебе садовое товарищество «Экосистема»…

– А во-вторых?

– Во-вторых, считай, что и «Экосистема» клятву разорвала.

– Чем же я их обидел?

Крякнул дачник, насупился. С виду – чуть постарше Андрона, так же, как он, коренаст, лицо – от долгой борьбы с природой – несколько туповатое. В данном случае – туповато-беспощадное.

– Пойми, – отрывисто сказал он. – Мы к властям нисколько не лучше тебя относимся. Только разборки свои с ними затевай где-нибудь в другом месте. А не здесь. Знаем мы, как наши вояки ракетные удары наносят! Сначала все дачи разнесут, а потом уж только, если повезёт, в вашу телегу угодят…

– Вояки? – очумело переспросил Андрон.

– Ну, наши вояки, баклужинские. И не вздумай рассказывать, будто он… – Последовал небрежный кивок в сторону Димитрия Уарова, отступившего, как было велено, на самую корму. – …тебя в заложники взял. В городе, может, и поверят, а мы с тобой не первый год знаемся… Тебя, пожалуй, возьмёшь! Сам потом не зарадуешься…

– Вы там что, до сих пор сады опрыскиваете? Химикатов нанюхались? Какой, в баню, ракетный удар? Какие заложники?

С тяжёлым подозрением немирной дачник вперил взор в озверелое лицо Андрона Дьяковатого. Бог его знает, чем бы кончилось это их противостояние, но тут лежащая в углу платформы двуручная пила затрепетала, издав звук, напоминающий утренний птичий щебет. Шкипер молча бросился на звук, схватил инструмент и, чуть изогнув стальное певучее полотно, припал к нему ухом.

– Да! – крикнул он. – Кто? Ты, Протаска?.. – долгая мёртвая пауза – и потрясённый выдох: – Да ты чо-о?..

Ильич, которому, надо думать, последние новости были уже известны, по-прежнему опершись на грабли, с сожалением оглядывал платформу. Дачники – существа не то чтобы изначально циничные – нет, просто они располагаются по ту сторону добра и зла. Предметы и явления делятся для них по единственному признаку: сгодится оно или не сгодится на дачном участке.





Здесь бы сгодилось всё.

Тем временем зубастое стальное полотно в руках Андрона мелодично взвыло на манер гавайской гитары – и онемело. Секунду самородок пребывал в остолбенении, затем швырнул визгливо сыгравшую пилу на место и с искажённым лицом шагнул к парламентёру.

– Куда я тебе сдам? – процедил он. – Ветер, глянь, в самую корму…

– Да какой это ветер! Так, сквознячок…

– Хотя бы и сквознячок!

Оба оглянулись. По правому борту сквозь перелесок успели проступить дачные домики, а возле насыпи обозначился тотемный знак садового товарищества «Дикая орхидея», членом которого, надо полагать, и состоял немирной Ильич. Времени на раздумья не оставалось. Либо туда, либо обратно.

– Туда!.. – решительно сказал дачник. По лбу его ползали слизняками огромные мутные капли пота. Тоже был явно испуган.

– Далеко ты уйдёшь при таком ветре! – буркнул Андрон. – Озеро ты шотландское!

Ильич встрепенулся, взглянул на небо, что-то прикинул.

– Ветер – обеспечим, – хмуро заверил он.

И спрыгнул за борт.

– Что случилось? – кинулся Димитрий к Андрону.

Тот пристально рассматривал белёсую размазню облаков над ближайшей рощицей.

– Обеспечат они! – проворчал он наконец вместо ответа. – А какой обеспечат? Слева? Справа? Попутный?..

– Что случилось?!

– А? – Шкипер несколько одичало покосился на пассажира. – То и случилось! Болтать меньше надо…

– С кем я болтал?

– С Аксентьичем!

Димитрий судорожно припомнил свой разговор с топтателем бабочек и ничего криминального ни в одном своём слове не нашёл.

– А он… что?

– Что-что! Пошёл в газету, наплёл с три короба. Дескать, хочешь отправиться в прошлое – человечество уничтожить… пока не размножилось… А те обрадовались, заголовок на всю первую страницу бабахнули…

Почувствовав слабость в ногах, Димитий Уаров вынужден был взяться за мачту.

– Как… узнал?.. – еле выговорил он. – Я же ничего ему…

– А то по глазам не видно, что ли? – огрызнулся Андрон. – А меня ты вроде как в заложники взял. Вся столица на ушах! Президентский дворец пикетируют. Слово уже такое придумали: хронотеракт…

Тень обречённости набежала на бледное чело пассажира. Димитрий заставил себя отпустить мачту и выпрямился.

– Возвращайтесь, Андрон, – твёрдо сказал он. – Вы – заложник, вас не тронут…

– Ага!.. – язвительно откликнулся тот. – А то я не знаю, как захват проводят! Сначала заложников перебьют, чтоб не застили, а там уж за террористов возьмутся…

Дальше разговор пришлось прервать, поскольку дачники обещание своё сдержали. Чёрт их знает, как они это сделали, но уже в следующую минуту со стороны Баклужино пришёл первый порыв, и дряхлая платформа повела себя подобно подскипидаренной кляче: пошла вскачь, еле удерживая колею в ребордах разболтанных колёс. Пришлось с риском для жизни срочно подкручивать девальваторы, чтобы чуть увеличить вес и прижать обезумевшую старушенцию к рельсам.

Только теперь стало ясно Андрону, до какой степени изношено его верное транспортное средство. Возможно, оно и раньше скрипело, дребезжало и брякало, как расхлябанный дощатый ящик с пустой стеклотарой, но в те добрые старые времена эти нежелательные звуки не бывали слышны за уханьем и грохотом вечного двигателя.

– Лишь бы брезент выдержал! – проорал Андрон, растравливая гика-шкоты (так он, во всяком случае, это называл).

Пассажир испуганно молчал. Команды, однако, выполнял с великой расторопностью, очевидно, стараясь хотя бы таким образом загладить свою вину.

Домики садового товарищества «Дикая орхидея» канули в кильватере. Справа бурлили лесопосадки, слева волновались поросшие камышом заливные луга – бывшие угодья хозяйства Красный Воруй. Саму станцию террорист с заложником проскочили железным галопом по стыкам – дыгдым, дыгдым. Собственно, станции как таковой давно уже не было – так, оземленелые, поросшие травой фундаменты да торчащая кое-где из земли ни на что не годная ржавь. Удивительно, однако, что при всём при том рельсы и шпалы не только уцелели, но и пребывали в относительно исправном состоянии. Суеверные люди искренне полагали, будто о путях заботятся две бригады нечисти, известной в народе под именем моторыжек. Лица, более склонные к рациональным объяснениям, предпочитали думать, что причина таится в завихрениях торсионных полей, свойственных любой аномальной зоне.