Страница 16 из 19
– Что ты имеешь в виду? Они же называют себя «христиане», верно? Вон, даже кресты носят!
Я говорил: возможно, это христиане только по названию, а на самом деле они и в Бога-то не верят. Родители отвечали на это: что же, значит, бывают и такие христиане, которые даже не верят в Бога. Под религиозной принадлежностью они понимали не веру, а культурную идентичность. Беда в том, что никто не давал им повода думать иначе. Если бы они близко узнали хоть одного христианина, живущего иначе, быть может, это помогло бы им исправить предрассудки и увидеть христианство в лучшем свете.
Но для их детей – второго поколения мусульман на Западе – все иначе. Это второе поколение так же разнородно и разношерстно, как и их американские сверстники. Если что-то и можно сказать о них обо всех и сразу, то, скорее всего, вот что: они смотрят на мир как представители западной культуры, но по-прежнему связывают себя с исламом.
Некоторые из них, как я, научились мыслить критически, но не утратили любовь к исламу. Многие мои кузины, образованные женщины, носят бурки и защищают свой выбор рациональными аргументами. Другие – как и некоторые мои кузены-мужчины – отказались от всех связей с исламом, отвергли исламскую культуру, но по-прежнему называют себя «мусульманами».
Останется ли молодой мусульманин связан со своей культурой или порвет с ней – это зависит от того, насколько сильным окажется для него притяжение ислама. В семьях, где родители очень благочестивы, как в моей, больше шансов вырастить ребенка, готового жить традиционной исламской жизнью. Там, где родители – чисто номинальные мусульмане, скорее всего, таким вырастет и ребенок.
Очень важно и то, кто друзья ребенка и во что они верят, и то, чему его учат в школе. У нас с Баджи сейчас совершенно разные взгляды. Она по-прежнему носит бурку и любит ислам, но ислам для нее соединен с западным плюрализмом. Она верит, что Аллах приводит людей к христианству, индуизму, иудаизму и всем прочим религиям и что в каждой религии можно найти спасение, ибо все пути ведут к Аллаху. Она верит в это, хотя мы с ней и выросли в одном доме. Опыт, полученный вне дома, дал ей совсем иное мировоззрение, нежели мне.
Что до кузины – в конце концов она «одумалась» и не вышла замуж за того индуса, но, пожалуй, так и не оправилась вполне после этой драмы. Еще одного моего кузена родные жестоко бранили за желание жениться на филиппинке; он тоже «одумался», в конце концов взял в жены пакистанку, живет себе и, кажется, ни о чем особо не вспоминает. Еще один кузен хотел жениться на американке, стойко выстоял под огнем всех уговоров и упреков – и все-таки женился.
Все эти американские мусульмане второго поколения – мои родственники, все мы примерно одного возраста, происходим из одного пакистанского городка, выросли в одном джамаате. Но мы смотрим на мир и ощущаем себя в нем совершенно по-разному.
Быть может, важнее всего то, что никто из них, абсолютно никто не смотрит на мир так, как наши родители. Нет даже отдаленного сходства. Однако все они называют себя мусульманами и отождествляют себя с верой своих родителей.
Так что же означает быть мусульманином на Западе? Это может означать что угодно. Если вы действительно хотите понять, что за человек этот мусульманин и во что он верит, лучший способ – сблизиться с ним и спросить его самого. Но «прикинуть» можно уже по тому, иммигрант ли он – или мусульманин из второго поколения. Этот фактор вносит разительные отличия.
13. Теории обморока и подмены
В моей душе Восток и Запад встретились под фоновый аккомпанемент исламской апологетики. С постмодернистским релятивизмом, захватившим многих из моего поколения, мне долго бороться не пришлось. То, что истина есть, для меня было очевидно. Какие еще варианты? Если истины нет, значит, то, что ее нет – это и есть истина; а значит, истина все же есть. Какая тут альтернатива? Истины просто не может не быть.
Такое миропонимание мусульмане по традиции разделяют с христианами. И те, и другие верят в существование истины – и, не в последнюю очередь, полагают, что истинна их вера. Однако точек пересечения между ними намного больше. У мусульман и христиан более или менее схожие представления о едином Боге, о физической и духовной реальности, об ангелах и демонах, добре и зле, Страшном Суде, рае и аде, боговдохновенных Писаниях, а также о многих более частных вопросах веры.
Но эти общие черты – обоюдоострый меч. Они дают площадку для диалога: христианину и мусульманину легко найти общий язык. Однако на фоне такого множества общих точек особенно ярко выступают разногласия по двум самым чувствительным вопросам, в которых эти религии расходятся – в понимании фигур Иисуса и Мухаммада.
Христиане верят, что Иисус есть воплощенный Бог. Такая вера необходима для ортодоксального христианина[15]. Мусульмане верят, что Иисус – пророк и не более того, а кто считает его воплощенным Богом, тот богохульствует и, если верить Корану, обрекает себя на ад[16].
Мусульмане верят, что Мухаммад – посланник Аллаха. Вера эта так важна, что составляет половину шахады, основного исламского вероисповедания. Христиане же верят, что всякий, учащий противно тому, что написано в Евангелиях – лжеучитель[17].
Эта разница в верованиях объясняет, почему диалоги христиан и мусульман, как правило, сосредоточены в основном на Иисусе и Мухаммаде. И по той же причине младшим подростком я, желая лучше выполнять свои обязанности «посла ислама», стремился не только заработать безупречную репутацию, но и разобраться в этих спорных вопросах и научиться отстаивать исламскую точку зрения.
Что касается Мухаммада, о нем на Западе по большей части ничего не знают. Я мог говорить о нем все что хотел, и мне верили. Разумеется, я не старался никого обманывать; но скоро выяснилось, что защищать Мухаммада перед обычным христианином очень легко, просто потому, что тот совсем не в курсе. Я просто пересказывал собеседникам то, что сам узнал о Мухаммаде в раннем детстве, особенно то, как он проявил милосердие к жителям Мекки – и оставлял их с куда более положительным впечатлением о Мухаммаде и об исламе, чем прежде.
В том, что касается Иисуса, у христиан с мусульманами есть два основных пункта разногласия: что Иисус умер на кресте – и что называл себя Богом. Обе эти мысли Коран уверенно отрицает[18]. Чтобы быть хорошим послом ислама, мне требовалось изучить вопрос и научиться аргументированно доказывать, что Иисус никогда не претендовал на звание Бога и не умирал на кресте. О втором вопросе основатель нашего идейного течения написал в помощь джамаату небольшую книжечку. Она называется «Иисус в Индии»; я перечитал ее несколько раз[19].
Первый случай похвастаться новыми знаниями в школе выпал мне, когда мы сидели в школьном автобусе, ожидая, пока придет водитель и нас развезут по домам. Дело было незадолго до Пасхи, и я обсуждал планы на каникулы со своей подругой Кристен. Урок у нас закончился раньше обычного, так что мы сели в почти пустой автобус и стали ждать. Мы были из старших учеников, и на наши удобные места в конце салона никто не покушался.
Мы сели друг от друга через проход, и Кристен стала мне рассказывать, что будет делать в Благую пятницу[20].
– «Благая пятница»? – переспросил я. Я понятия не имел, что это значит.
– Ну да, это день, когда Иисус умер на кресте.
– Что же в этом «благого»?
– То, что он, когда умер на кресте, снял с нас наши грехи, – ответила Кристен.
Меня это заинтриговало. Я и раньше слышал, что христиане в это верят, но никто еще так прямо мне об этом не говорил.
15
Рим 10:9.
16
5:72.
17
Гал 1:6–9.
18
4:157; 5:116.
19
Mirza Ghulam Ahmad, Jesus in India (Surrey: Islam International Publications, 2003). Впервые издана в Индии. Издание расширенное и дополненное.
20
Благая пятница – в русской традиции Страстная пятница; пятница перед Пасхой, когда христиане вспоминают распятие Христа. – Прим. пер.