Страница 3 из 11
Когда-то давно в магазине Матильда, росшая в большой семье с маленьким достатком, увидела очень красивый пеньюар. Он был розовый с белыми кружевами, тогда она решила, что это платье. Именно смотря сквозь витрину на эту невероятную красоту, Мотя поняла, что у её мамы нет и никогда не было таких красивых вещей. Все наряды Степаниды Егоровны были серыми, тусклыми и бесформенными, впрочем, как и её фигура. Да и в квартире семьи Портнягиных было всё очень серо и печально, вещи если и покупались новые, то без вкуса, главное, чтоб удобно было да пятен не видно, если что.
В их семье всегда и всё было очень просто, единственный момент, когда мать скреативила, было имя дочери – Матильда. Казалось, она сама не поняла, как это получилось. В роддоме, где рожала Степанида Егоровна, жила кошка Матильда. Животное было до безумия милым и красивым настолько, что сентиментальная после родов женщина влюбилась в кошку без оглядки. Даже пыталась выкрасть бедное животное во время выписки, но потерпев неудачу, назвала маленькую дочь в честь милого представителя семейства кошачьих.
Мотя плакала три дня, когда узнала, что названа в честь обычной кошки. Поэтому маленькая девочка, глядя на витрину с красивой одеждой, решила: надо обязательно купить маме этот красивый наряд, и тогда она расколдуется, станет такой же доброй и любящей, как их соседка, тётя Лена. Эта красивая женщина даже по дому ходила в шикарных платьях и тапках на маленьком каблучке с красивыми помпонами. Скорее всего, размышляла Мотя, именно от этого соседка, пахнущая духами, была всегда в хорошем настроении. Конечно, позже, когда Мотя выросла, то поняла, что никакие платья маму не расколдуют и дело вовсе не в одежде. Однако её детское озарение теперь преследовало саму Матильду – выбирая себе наряды, она покупала самые яркие, самые броские вещи, обязательно в стразах и бантах. Делала она это неосознанно и скорее всего потому, что где-то в глубине души маленькая девочка по имени Мотя боялась быть заколдованной и стать похожей на свою мать.
Средний палец на левой руке покраснел, а красивый длинный красный ноготь треснул пополам. Из этой трещины, словно в замедленной перемотке, на затёртый пол маленького коридора капала алая кровь.
– Ты чево здесь удумала, – мать всё-таки вышла коридор, – давай в ванну и там бинтуй, нечего мне тут полы портить. Сейчас кровь въестся в линолеум, и всё. Что я делать-то буду, у меня нет денег на новый. Ты, что ли, со своей зарплаты его менять будешь?
Матильда уже давно закрылась в ванной, пустив холодную воду на изуродованный палец, и горько плакала, а мать всё не прекращала свои ругательства в её сторону. Дешёвая тушь быстро побежала, и на Мотю из зеркала смотрел печальный клоун с алым ртом и чёрными слезами на щеках. Жалость к себе поднялась из живота и комом встала в области горла, перекрывая дыхание. Боль от сломанного ногтя, злость на себя за купленные на размер меньше ботинки – всё это привело к тому, что железная, по мнению подруг, Матильда расплакалась навзрыд. Все её знакомые из салона красоты, где она работала педикюршей, очень ей завидовали, ведь Моте повезло, она родилась в Москве. Весёлая по жизни, она не пыталась их разубеждать, пусть так и думают, приятно, когда тебе завидуют. А про то, что она третья дочь в семье и что ютятся они всю жизнь в маленькой хрущёвке, про то, что мама – продавец на рынке, а отец – там же грузчик, им знать не обязательно. Да и про отцовские стенания тоже: каждый вечер, придя с работы и запивая усталость пивом, он ругает мать на чём свет стоит, что нарожала она ему дочерей не только дебильных, но и страшных, таких, что до сих пор замуж выйти не могут, а им уж всем под сорок лет. Матильде было только двадцать восемь, и в её сердце ещё жила надежда на личное счастье.
По жизни бедной Моте попадались только дегенераты, пьяницы и моральные уроды. Она влюблялась в них до бесчувствия, набивала кучу шишек, иногда даже в прямом смысле этого слова, и расставалась, ещё долго зализывая раны. Как кошка, она тихо сворачивалась в клубок на своей старенькой кровати и ждала, когда станет не так больно. Но мечта оставалась, и в голове время от времени возникала картинка: она под руку с красивым мужчиной, – тут надо внести точную формулировку – не просто красивым, а воспитанным, эдаким джентльменом в костюме и бабочке. Мотя приходила в трепет от умных мужиков, правда, они её не жаловали и почему-то обходили стороной. Так вот, входят они в ювелирный магазин, все продавщицы, конечно, завидуют ей безумно, он покупает красивое золотое кольцо и дарит ей со словами «Будь моей!». В общем, такая сказка про принца на белом коне, переделанная на особый вкус хозяйки.
Купаясь в своей любимой фантазии, она не сразу обратила внимание на двигающийся карман, это была привычка – всегда ставить дома телефон на вибрацию, чтоб не нервировать родителей.
– Слушаю, – шмыгая носом под звук льющейся воды, ответила она.
– Здравствуйте, – Мотя услышала из трубки красивый мужской голос, – это Портнягина Матильда Федоровна? – Простой вопрос поставил её в тупик, она не привыкла, чтоб к ней обращались столь официально.
– Да, – достаточно неуверенно ответила Мотя.
Собеседник в трубке тоже немного замешкался от невнятного ответа и решил уточнить:
– Так да – да или да, не совсем?
– Это как? – вконец запуталась Мотя, – Как может быть не совсем да, когда это точно я.
Собеседник понял, что разговор зашёл в тупик и решил пропустить идентификацию личности.
– Вас беспокоят из адвокатской конторы «Дуров и партнёры». Мы приглашаем вас на оглашение завещания Штольца Савелия Сергеевича.
– А это кто? – спросила она, чем явно поставила в тупик звонившего.
– Я не могу вам ничего рассказать по телефону, – придя в себя, ответил собеседник, – но если мы вас приглашаем, то так хотел завещатель, прошу вас подъехать к часу на оглашение.
В трубке стояла тишина, Матильда осмысливала информацию, а собеседник, видимо, боялся спугнуть этот процесс. В эту минуту мать начала громко стучать в дверь ванной с криками и ругательствами за всё-таки испорченный линолеум, и Мотя решилась:
– Хорошо, я приеду, – шёпотом сказала она, прикрывая телефон рукой, – диктуйте адрес.
Глава 3
Мокрые ботинки
Адвокатская контора находилась в самом центре старой Москвы в Петровском переулке, это говорило о её состоятельности, а главное, серьёзности, ведь Алексей Владимирович Кропоткин до конца не был уверен, что это не чей-то злой розыгрыш. В другое время он ни в коем случае не поверил бы в этот фарс, а посмеявшись в трубку телефона, забыл бы уже через пять минут о разговоре. Но сейчас он был готов использовать любую возможность, чтоб исправить ситуацию, в которой на данный момент он находился.
Потомок дворянского рода, сын академика и внук замминистра образования, тот, чья мать блистала на сцене Большого, а бабушка – на сцене Малого театра, проигрался в пух и прах. Его жизнь разделилась до тридцати восьми лет и после. До этого была большая семья, любящая своего единственного внука и сына больше жизни, хорошая работа переводчиком в министерстве сельского хозяйства, где он, не напрягаясь, получал отличную зарплату. Там Алексей встречал иностранные делегации, а в свободное время общался с умными и интересными людьми. Жизнь его излучала благополучие в общепринятом смысле этого слова. Он пользовался безусловным интересом женщин и платил им тем же, не желая принадлежать только одной. После же было презрение родителей, старческие, выцветшие глаза деда, наполненные слезами и брезгливостью, и его тихое «пошёл вон». Увольнение догнало его через две недели, со словами «Мы не можем компрометировать министерство». Алексей не хотел в это верить, но понимал, что здесь не обошлось без деда. Новая же работа никак не находилась, а друзья, если таковые вообще были, отвернулись.
Лёша Кропоткин с детства был неженка, ничего и никогда он не делал сам. Школа с уклоном на языки – это бабуля, институт самый лучший, причём не только в России, а в мире – отец, непыльная и респектабельная работа – это тряхнул своими связями дед. Однако апофеозом жизненного краха Алексея Кропоткина стала потеря квартиры, её подарил ему отец. Словно поставив окончательный приговор неудачнику Лёше, из-за неоплаченных кредитов этот дорогой подарок родителя забрал банк. И вот сейчас москвич в восьмом поколении с шикарным генеалогическим древом, где было место и дворянам, и советским деятелям, и гениальным актёрам, уже полгода ютился в съёмной комнате на окраине Москвы. Потихоньку он проедал вещи, оставшиеся от шикарной жизни, благо, их было много. Раньше бы он даже не подумал, что куртка от известного кутюрье может прокормить его целый месяц, сейчас же он торговался на популярном сайте по продаже б/у вещей за каждый рубль, подспудно понимая, что именно его может не хватить завтра на хлеб.