На гребне волны (ЛП)

Кейси обладал тем же эффектом на нее. Хотя, нет, это было не совсем правдой. Рафаэль очаровал ее, завоевал ее, флиртовал и ухаживал за ней. Притянул на свою орбиту. Загреб под себя, словно сила его личности и намерение завоевать ее были течением, несущем ее в море. Она пошла по собственной воле, поскольку он был красивым и прекрасным серфером. У него была теплая, стабильная и счастливая семья, которая приняла ее с распростертыми объятьями. Тогда этого было достаточно.

Кейси? Совсем иначе. Он даже ни капли не старался, не напрямую. Он дразнил, флиртовал, сочувствовал, но нечто говорило ей, что он не играл. Она не была уверена, чего он хотел, но глубоко внутри она знала, что стоит ей зайти в воду и покататься с Кейси... как она выйдет другой женщиной.

Кейси сидел на доске вдали от берега, свесив по бокам ноги, и ждал. Он не торопил ее, просто сидел в ожидании.

Тогда Лани увидела перед глазами картинку. Если она не зайдет туда, то вернется на Оаху и притворится, что простила Рафа; он вначале хотел помириться. До самого конца, пока они делили свою жизнь через почту, он продолжал пытаться убедить ее, что это было ошибкой, он любил ее, скучал по ней, бла бла бла. Лани была умнее этого. Она услышала это в его голосе в тот единственный раз, когда перезвонила ему. Он был льстивым, убеждающим. Играющим с ней. И Лани не купилась на это. Она осознала, как только окончательно покинула Гавайи, что он никогда не любил ее. Она нравилась ему, он наслаждался ей, его влекло к ней. Но это была не любовь. Он провел с ней пять лет, женился на ней, но... ее все еще было недостаточно для него.

Если она пойдет сейчас кататься... это будет началом. Возможно, ничего не случится. Может, они станут друзьями, она останется на острове Сикер и найдет, чем ей заняться.

Или, может, она позволит соблазнить себя. И ей снова разобьют сердце.

Она развязала саронг и бросила его на песок, положив сверху сандалии, кошелек и очки. Одна нога погрузилась в воду, затем обе. Она зашла до самых икр, доска плыла рядом с ней. Потом Кейси улыбнулся ей, и нечто в беззаботном изгибе его губ успокоило ее нервы. Она толкнула доску перед собой, ложась сверху, и погребла к Кейси. Он ничего не сказал, просто сидел, смотря на нее, позволяя взгляду одобрительно скользить по ее телу, возвращаясь к глазам.

Он наклонился и стокнул ее с серфа, смеясь, пока отклеивался от доски, чтобы поймать поднимающуяся сзади них волну. Он присел на корточки, широко расставив длинные руки, медленно вставая. Лани взялась за доску и оседлала волну, наблюдая, как Кейси лениво скользил перед гребнем. Он не был показным серфером, но знал, что делал и определенно наслаждался этим. Он ехал с легкостью, чувствуя себя комфортно, спокойно балансируя.

Лани отплыла на доске назад, уходя дальше, чтобы наблюдать за водой. Сейчас. Она ощутила, как изменилась энергия моря, почувствовала волну до того, как та стала заметна. Она делала более длинные гребки, почувствовала сдвиг, как ее толкало вперед, теперь все быстрее и быстрее. Она встала на серф на коленях, нашла баланс и приняла привычную полусогнутую позу.

Дома. Теперь... теперь она была дома.

Волна была огромной, закрученной и все еще поднимающейся. Она позволила себе съехать ниже, затем опустила заднюю пятку и начала подниматься по волне, чувствуя, как вода брызгала ей в лицо, моча волосы, как разрывалось ее сердце, попробовала на вкус соль. Усмешка расползлась по ее лицу, освещая ее изнутри. Она уловила силуэт Кейси, сидящего на доске у берега, наблюдающего. Там же был Билли, прикрывающий от солнца рукой глаза. Еще несколько людей на песке.

Она знала, когда на нее смотрели.

Волна должна была скоро закрыться, время сделать бочку. Она срезала S-изгиб по угасающей стороне волны, задирая конец к небу, почувствовала восторг и щекотание в животе от полета; она схватилась руками за края, чтобы удержаться на ногах, соль жгла ей глаза и попадала на язык, и тогда она опустила доску на бушующую воду, низко пригибаясь, когда бочка сомкнулась вокруг нее.

Лани оседлала ее, и, когда гребень ударил о поверхность вокруг нее, океан затянул ее и прокрутил вместе с ним; она сжимала доску, позволяя той вытянуть себя на поверхность. И, конечно же, когда она вынырнула, глотая воздух, Кейси сидел на серфе рядом с ней.

‒ Это было что-то, Лани. Отличный прокат.

Она уселась на доску и откинула волосы назад.

‒ Спасибо, было приятно вернуться на воду. ‒ Она встретилась с ним взглядом. ‒ Серьезно, большое тебе спасибо. Вероятно, я бы струсила зайти в воду, если бы ты не заставил меня.

‒ Я не заставлял тебя. ‒ Его взгляд был напряженным, в нем бушевали тысячи чувств, о которых, как она знала, он не скажет.

Она почувствовала новую нарастающую волну, и повернулась к ней.

Они катались часами, пока Лани не выдохлась, и у нее не заболели мышцы, но это не делало ее менее счастливой. Они окончательно вышли из воды, когда живот Кейси заурчал так сильно, что она услышала его за разбивающимися волнами. На ее саронге лежала написанная от руки записка, прижатая цветным стеклянным камушком, какие туристы обычно вешают на ожерелья.

«Кайлани, оставь доску себе. Я всегда знал, что лишь хранил ее, пока не настанет время ее отдать. Смотреть, как ты катаешься ‒ достаточная плата. Может, это звучит жутко. Надеюсь, что нет, потому что я не жуткий. Мне просто нравится смотреть на хороший серфинг.

Желаю всего наилучшего,

Билли.

P.S. Кейси хороший человек.»

Лани перечитала записку несколько раз, ее глаза наполнились слезами. Она выросла, не владея ничем, кроме надетых на себе вещей. Потом она встретила Макани на пляже и стала наблюдать, как он вырезал из куска дерева примитивными инструментами. Она смотрела, завороженная, пока он медленно и болезненно превращал дерево в доску для серфа. Он полностью игнорировал ее, но когда она, наконец, встала, чтобы уйти, с ноющими от сидения на одном месте от заката до восхода луны коленями, он встретился с ней глазами, кивнул ей.

‒ Возвращайся завтра, ‒ сказал он. ‒ Я покажу тебе.

Так что она возвращалась день за днем. Она никогда не просила, но он всегда пытался накормить ее. Он показал ей, как вырезать доски, используя древние, проверенные временем техники, и делал это, не говоря ни слова. Он занимал ее, и она была признательна, потому что если она убирала опилки и выравнивала инструменты, значит, не была на улицах с наркодилерами и сутенерами. Макани был тем, кто оплатил взнос для ее первого соревнования.

Когда она вылетела из дома, с Рафом следующим за ней, то пошла сразу к Макани, и тот развернул Рафа, скрестив свои большие руки на широкой коричневой груди и невозмутимо покачав головой. Раф не был настолько идиотом, чтобы спорить.

Даже сейчас, Макани был единственным человеком с Гавайев, по которому она скучала.

Она оставила все свои вещи, кроме телефона, зарядки, кучки вещей и сумки; все остальное принадлежало Рафу. Даже деньги с развода были его деньгами. Она не участвовала в соревнованиях больше года, и последние шесть месяцев жила на деньги с фотосессии для Серфера. Теперь от них почти ничего не осталось.

И что-то в факте, что ей отдали эту доску, раздирало ее эмоции.

Руки Кейси успокаивающим весом опустились ей на плечи.

‒ Он хороший парень, Билли Редхоук.

‒ И то, что он сказал о тебе? Это правда? ‒ Лани развернулась на месте, чтобы посмотреть на Кейси.

Кейси неловко пожал плечами.

‒ Полагаю, это тебе придется решить самой.

‒ Ты вернул мне мои деньги, ‒ сказала она.

Кейси нахмурился.

‒ Что ж, мне изначально не стоило их брать. Ты была в беде, и было неправильно с моей стороны пытаться на этом заработать.

Рука Лани оказалась лежащей у него на груди. Это было чересчур знакомо. Слишком приятно. Слишком правильно. И все же она не отстранялась. На самом деле, ее притягивали ближе жар его тела, сила рук, уверенное сострадание в его глазах. Ее заманивало так же, как он катался с ней часами, ни разу не превращая это в соревнование, не давя на границы между ними. Каждый раз, когда они с Рафом катались вместе, он делал из этого соревнование. Кому удастся лучший трюк, кто дольше будет в воздухе или дольше проедет бочку. Это держало ее в форме для соревнований, но при этом натягивало их отношения. Они были близки в навыке, и если она побеждала его, Раф бесился. Но ей нравилось побеждать; это было вбито в ее само существо. Ей требовалось быть лучшей. Чтобы выжить на улице, как ей это удалось, нельзя было показывать слабость. Поэтому ей всегда казалось, что приходилось ездить по тонкой черте между победой и поражением.