Я радость

Я проболела в общей сложности три недели. Хромала, не могла нормально спать по ночам и полноценно бодрствовать днем, перечитала все книги, до дыр засмотрела телевизор, но наконец-то настал момент, когда я поняла, что мне стало лучше. Чувствую себя пока не стопроцентно здоровой, нога еще дает о себе знать, когда устаю, но по крайней мере я уже хотя бы могу ходить прямо и не хромать, и это такая радость!

Что удивительно, мысли о работе не оставили меня вместе с недомоганием, чего в общем-то логично было бы ожидать, ведь мы горазды давать обещания, когда нам не здоровится, которые однако тут же хочется забыть, когда мы выздоравливаем. Хотя, думаю, никуда не девшиеся разногласия с Ларой тоже не дают мне забыть о своем намерении. До сих пор не могу с ней разговаривать.

Занятие я себе выбрала быстро. Устроила после своего вынужденного бездействия генеральную уборку и, когда вооружившись зубочисткой и тряпкой, выколупывала из стыков деталей телефонной трубки забившуюся туда грязь, поняла, что пожалуй, вот это и есть то самое дело, которое удается мне лучше всего помимо моей основной профессии.

Дала объявление в газету: «Услуги по уборке квартир и офисов». Сначала подумала, что наверное, как-то неловко указывать мой городской номер мобильного телефона – 215-15-15 – все-таки он несколько странный для простой уборщицы, но потом решила не скромничать. Будем честны друг с другом с самого начала.

Через два дня после выхода газеты мне позвонили.

– После ремонта убираете?

Откуда же я знаю, убираю или нет?

– Убираю, – на всякий случай согласилась я.

Так я получила свой первый заказ.

Как оказалось, модный номер моего мобильного не вызвал никакого предвзятого отношения ко мне, и три недели я подметала, мыла и дышала пылью наряду со всей бригадой, нанятой хозяином для ремонта. Причем пыль была такая мелкая и ее было так много, что она проникала во все мыслимые и немыслимые места: от нее противно скрипели волосы, моментально сохла кожа, вещи можно было стирать хоть каждый день. На второй день я приехала на место работы со сменной одеждой, пластиковой шапочкой для душа и резиновыми перчатками, хотела еще взять марлевую повязку, но что-то сугубо женское решительно восстало во мне против этого. Хотя на кого уж я там собралась производить впечатление, сама не знаю.

В принципе, я даже получала что-то вроде удовлетворения от своей деятельности. Приятно было смотреть, как в результате моих стараний все вокруг преображается, становится чистым, опрятным, как все ненужное – куски штукатурки, осколки кафеля, обломки дверных косяков, банки из-под краски и упаковки от строительных материалов – убирается, пыль и грязь вымывается, после чего остается чистое ровное помещение, которое день от ото дня принимает все более ухоженный вид. Вот залили пол, выровняли потолки и стены, туалет и ванную выложили кафелем, поменяли окна и двери, положили ламинат, наклеили обои. Просто загляденье. Я даже взяла телефон у бригадира: когда буду делать ремонт, позову этих ребят.

Когда с работой было покончено, и мне выдали мою первую зарплату, я на радостях купила торт и дома торжественно водрузила его на кухонный стол. Даже Лару позвала пить чай.

Все это время, пока я уходила из дома после обеда и возвращалась поздно вечером уставшая и слегка запыленная, она только с подозрением, не пытаясь ничего выяснить, наблюдала за мной, но видимо, сейчас, на ее взгляд, наконец настал подходящий момент для объяснений. Разрезая торт, я ей рассказала про свою новую работу.

Никогда раньше она так на меня не кричала, я даже не знала, что она способна на такое.

– Я не для того учила тебя в институте, чтобы в тридцать один год ты пошла работать уборщицей! Тебе мало моего примера перед глазами, ты тоже хочешь жить так?!

– Между прочим, мне даже интересно было попробовать… – попыталась возразить я, но Лара вспылила еще больше.

– Интересно?! Тебе кажется, это так романтично: все время на ногах, не разгибаясь, в пыли, в грязи?! Да ты знаешь, на кого ты будешь похожа всего через пару лет? Какие у тебя будут руки, лицо? Я что, для этого пахала по две смены, чтобы к сорока годам ты превратилась в старую убогую развалину?!

Устав кричать, она без сил откинулась на спинку стула.

– Ты можешь объяснить, что ты делаешь со своей жизнью? – спросила она. – Ушла с работы, ничем не занимаешься почти четыре месяца, продала машину…

– И нисколько об этом не жалею, – перебила я ее, – с ней было столько забот.

Говоря про машину я, конечно, была неискренна – до сих пор вспоминаю ее с тоской. Зато за кредит заплатила вовремя. И еще мне очень хотелось, чтобы Лара наконец замолчала.

Она так ни в чем меня не переубедила. Я, правда, решила, что никогда больше не буду убирать после ремонтов, но Лара тут ни при чем – сама не хочу.

Спустя несколько дней мне позвонили и предложили сделать генеральную уборку в квартире. Долго и пытливо расспрашивали по телефону, почему я не работаю ни на какое агентство, какой у меня опыт работы, могу ли я предоставить рекомендации, и несмотря на то, что ни по одному из перечисленных пунктов я не могла дать удовлетворительных ответов, в конце концов меня наняли.

Зинаида Павловна, так звали мою очередную работодательницу, простояла у меня над душой все десять часов, пока я драила ее квартиру. Мне даже в туалет сходить было как-то неловко, казалось, она и туда пойдет вместе со мной. Проверяла за мной каждый уголок, каждую чашку, чуть ли не весь пол протерла за мной белоснежным платком, а ковер не разглядывала разве что с лупой.

– А здесь, Дашенька, вы разве не заметили пятно? – спрашивала она, поджав губы.

Честно говоря, нет, не заметила. Даже после того, как она указала на обеспокоившее ее место на окне. И все-таки я протерла его снова, предварительно еще раз побрызгав моющим средством – чтоб наверняка.

Для расчетов Зинаида Павловна привела меня в чистую, посвежевшую гостиную. Вообще у нее красивая квартира, большая, со вкусом отделанная, полная редких красивых безделушек, так что если бы не тотальный надзор, я бы получила большое удовольствие, наводя здесь порядок. Надо же, даже в таком деле не обошлось без назойливого начальства. Есть вообще такие места, где на тебя никто не будет давить?

Выложив кошелек на стол, Зинаида Павловна начала тщательно отсчитывать банкноты.

И вдруг поднялась со своего старинного колченого стула и вышла из комнаты, оставив меня наедине со всеми своими ценными побрякушками, резной шкатулкой на самом видном месте и кошельком на столе. Я недоуменно обернулась ей вслед. Потом оглянулась по сторонам, радуясь этой нежданной минуте свободы. Тихо горел свет. Зинаида Павловна вернулась через несколько минут и вручила мне наконец тонкую пачку купюр. Давно я ни от кого не уходила с таким облегчением.

В метро не выдержала, пересчитала деньги и чуть не расплакалась: их было так неожиданно мало, будто я не целый день провела, отмывая огромную трехкомнатную квартиру со всеми ее бесконечными мелочами, а помыла посуду после холостяцкого завтрака!

Ехала в автобусе и чувствуя, как снова ноет нога, пыталась успокоиться. Ведь с другой стороны, весь этот день я могла просидеть дома и вообще ничего не заработать. Опять же опыт.

Я радость, чистая светлая, я свет, я любовь…

За окном мелькали дома и деревья, подсвеченные ночными фонарями.

…Мне тепло и спокойно, всех люблю: милую тетушку, Олю, Наташу, Светочку, Стаса, папу, Василия Николаевича, Зинаиду Павловну. Да, и ее люблю. Тепло и нежно. С благодарностью.

За две следующих недели заказ был всего один, я даже купила газету, чтобы проверить, выходит ли мое объявление. Оно исправно выходило. Подумала, может, все-таки дать рекламу с другим телефоном, с домашним, например, все равно я всегда дома. Или поискать другую работу. В итоге, не сделала ни того, ни другого, зато на исходе второй недели наконец снова позвонил заказчик.