Холодная вечность

Тяжелая дверь захлопнулась за Костей. Он оказался в доме с жителем села, то ли живым, то ли нет, но это вроде как в данное время года и неважно. «Маразм, – подумал Соболев. – Кажется, я начинаю сходить с ума. И это в первый же день здесь».

В доме у Петра было тепло и уютно, хотя и несколько аскетично. Чувствовалось, что женщина тут не живет. Одинокий мужик лет тридцати с хвостом, и что это может означать? Вдовец? А тут бывает такое? Хм. Никогда не женился? Тут Соболев обратил внимание на большой рюкзак, стоящий у печи. Почти как у самого Соболева, только не фирменный, а обычный, защитного цвета.

– Вы куда-то собираетесь?

– Собираюсь… Как тебя там, я забыл?

– Костя. Константин Соболев.

– Ну, да. Собираюсь уезжать, Константин Соболев. В город, к сестре. Раньше ей не до меня было. Своя семья: муж, дети. А сейчас живёт одна, зовёт к себе. Подумал-подумал. Решил ехать.

– А куда у неё все делись?

– Мужа схоронила, дети выросли, своей жизнью зажили. А ей скучно. Да и трудно женщине одной. Поеду.

– Так она, наверное, могла бы нового мужа найти?

– В шестьдесят-то лет? Ну, не знааааю. Может и могла бы.

– Это она Вас настолько старше?! – изумился Костя.

– Насколько – настолько? На десять лет всего.

– Вам что, пятьдесят лет??? – изумление готово было выплеснуться наружу и потечь по полу куда глаза глядят. Соболев смотрел на мужика, которому от силы было лет сорок на вид. В самом крайнем случае сорок. А может даже и тридцать. Но пятьдесят!

Соболев присел на стул, не дожидаясь приглашения. Зажмурился, потер лоб рукой. Подумал, что охота протереть глаза. Чтобы стряхнуть с себя остатки сна. Протереть глаза, а открыв их увидеть свою московскую квартиру. И жену. Даже не кабинет на любимой работе, а именно квартиру и жену. Но он был реалистом, и понимал: три глаза, не три, а открыв их увидишь простецкую обстановку, и мужика, собирающего вещи в дорогу.

– Да. Незадача.

– Что такое?

– Да я просто думал попроситься у Вас погостить. А Вы вон… уезжаете.

– Да ты че, милый? Думаешь, я тебя на улицу выставлю? Гости себе. У меня даже и припасы есть в погребе. Приехал на край света, и думаешь, тут порядки как в столице вашей? Зря ты так. Не жалко мне, живи себе да живи сколько надо.

– Как-то мне не по себе. А Вы когда собираетесь?

– С утра. Это даже хорошо, что ты приехал. Очень мне жаль Монику соседям оставлять. Присмотришь? В качестве благодарности за гостеприимство.

– Моника – это собака?

– Моника – это кобыла. В конюшне. Я вроде договорился с соседями слева. Но душа всё равно болит.

– А кто слева? Илья, отец пропавшей Зои?

Петя странно посмотрел на Соболева.

– Нет. Илье я не особо доверяю. Теперь не доверяю. Он справа.

– А собачку как зовут? Её тоже оставите?

– Слушай, ты можешь говорить мне «ты»? Мне как-то… дискомфортно.

Соболев задумался. Осмотрелся по сторонам. Не увидел телевизора.

– Телевизора нет?

– Есть. Но не как телевизор работает. Там приставка к нему. С дисками. Фильмы смотреть.

– Понятно… Так как зовут Вашу… твою собаку?

– Собаку зовут Гэри.

– Странные имена у Ваших… твоих животных. Почему не Маша и Гриша? Почему Моника и Гэри? Что за фантазии? Ты уж прости, Петя. Правда странно.

– Странно, говоришь… Да ничего странного. Мне нравится Моника Беллуччи, я смотрю с ней все фильмы. Стараюсь. Сейчас у всех интернет, дисков почти не продают. Мне на заказ записывает парень один из райцентра. Предлагает: хочешь, мол, про то, про сё посмотреть. А я как раз лошадь купил на рынке, когда он предложил про вампиров мне записать пару фильмов. Ну, и записал. Фильм «Дракула» смотрел?

– Который из?

– Да с Моникой же! 1992 года.

– Не помню там Монику…

– Роль небольшая. Но она там всё равно самая красивая.

– Это дело вкуса.

– Не спорю. Но мне понравилась. Я, недолго думая, назвал лошадку Моникой. А чего? Она же не узнает. А значит, не обидится.

– Кто? Лошадь? – поразился Соболев.

– При чём тут лошадь? Моника.

– А собака?

– Гэри-то? Ну, в честь Олдмана. Хорошо он сыграл кровососа этого.

– Вам тут своих-то не хватает что ли?

– У нас не вампиры.

– Да я знаю… А кто? Зомби?

– Просто, живые мертвецы, видимо. Кстати, такое кино тоже есть! Только там они сделаны для устрашения.

– Знаю-знаю. Старый фильм, шестидесятых еще.

– Ну, так и вот. А Гэри я с собой забираю.

– Как?! – не сдержал возгласа Соболев. – Как с собой?

– А ты чего ж хотел? Это мой самый близкий друг. А учитывая обстоятельства – можно сказать единственный.

Соболев задумался о том, как попросить гостеприимного хозяина не забирать алабая. Большого, плюшевого, но ощутимо грозного и опасного, если понадобится. Гэри. Названного в честь актёра. Занимающего полкухни. Интересно, почему он вообще в доме? Кто в деревнях держит собак в доме? А ещё думал Костя о странностях хозяйской речи. То он говорил, как крестьянин-сибиряк. А то, как преподаватель с кафедры словесности. Мутная деревенька, конечно. И хозяин мутный. Но не злой, это Соболев ощущал даже своим, обросшим скепсисом, чутьем. Он собрался с духом и начал свой просительный спич.

– Петя, я понимаю всё про дружбу, хоть я и не собаковод. Он вон у тебя в доме. И чувствует себя, судя по всему, неплохо. Не все люди в таком комфорте живут. А сестра-то знает, что ты ей в городскую квартиру такого теленка привезешь? Может ты пока один поедешь? Подготовишь её как-то морально. А Гэри тут со мной поживет. Я обещаю быть ему хорошим другом: гулять, кормить. Разговаривать с ним, если надо. Ну, а когда соберусь уезжать – я тебе его привезу. До двери доставлю. Адрес напиши только.

– Боишься? – прищурился Петя.

– Да. – выдохнул Соболев и посмотрел на хозяина дома с мольбой в глазах. Всю мольбу, которую смог сгенерировать, вложил во взгляд. Костя был не умелец и не любитель просить. Но с трудом представлял, что останется тут совсем один. Он бы и хозяина оставил, уговорил бы не уезжать, но это было невозможно. Хозяин уже всё решил. Но может сжалится и оставит собачку? Ну, пожалуйста!

Собака подняла голову. Смотрела на мужиков с подозрением. Кажется, до Гэри наконец дошло, что решается именно его судьба. Пётр подошёл к своему огромному другу, положил руку на лобастую башку. Между ушей. Пёс не шевелился. Петя сидел на корточках тоже будто застыл. Алабай отмер первым. Проворчал что-то вроде вау-вау-фррбррму и снова устроил свою огромную голову на мощных лапах. Хозяин почесал пса за ухом и поднялся с корточек.

– Он согласен. Побудет с тобой. Не могу сказать, что нас это радует. Но, я понимаю, как тебе страшно. Смотри, береги его. И привези мне. Адрес я напишу! И телефон у сестры есть, его напишу тоже. А ты мне свои координаты оставь, на всякий случай.

– Да-да, конечно. – Засуетился Соболев. – Сейчас всё запишу. Спасибо тебе. Вам. Вам обоим огромное спасибо!

Костя полез в рюкзак, вытянул блокнот и ручку.

– И за лошадку не волнуйся. Да за то, что ты мне пса оставляешь, я твою Монику на руках носить готов.

– Слушай, Костя. На самом деле, тебе нечего бояться вплоть до 22 марта. Слышишь?

Соболев повернулся к хозяину и молитвенно сложил руки.

– Ты не понял. Я оставляю Гэри. Не оставил бы, если бы он отказался категорически. Но у моего пса доброе сердце. Я просто пытаюсь тебе объяснить, чтобы ты не трясся тут. Нечего тебе бояться. Я не думаю, что ты приехал на полгода.

– Да, нет конечно. Я думал, за месяц управиться. А кому лошадь потом оставить?

– Соседу слева. Володе. Ну, ты познакомишься. – Пётр задумался. Посмотрел в темноту окна. На собаку. Потом снова на Соболева. Выдержал паузу. – Слушай, Костя Соболев, иногда всё идёт не так, как бы нам хотелось. Да что там, иногда. Часто. Так вот, на тот случай, если ты не выберешься отсюда до марта…

– А почему я могу не выбраться?

– Например, в лесу заметет дорогу снегом.