Страница 14 из 15
– А если?
– А если – чёрт в кресле!
– Ну ладно, уговорил. В том сундучке имеется десять тысяч копеек серебром, нас сорок морд, твоя доля двести пятьдесят монет. Так?
Сморчок сглотнул слюну и, не веря своему счастью, выдавил:
– Так.
Атаман, сидящий всё это время на колоде, достал из-за пазухи кожаный кошель и кинул его себе под ноги.
– Здесь как раз твоя доля. Иди, забирай.
Сморчок засомневался, чувствуя подвох, но жадность подняла его на ноги и повела к такому желанному кожаному мешочку. Нагнувшись, дрожащей пятернёй он схватил сокровище и хотел бежать, но Авдеева левая рука схватила его за волосы, а правая, выхватив нож из голенища, всадила лезвие в живот. Сморчок завизжал, как поросёнок, упал и забился в конвульсиях, а атаман всё тем же спокойным голосом спросил присутствующих:
– Кто хочет посмотреть, что этот Сморчок вчера кушал?
Повисла тишина, прерванная спазмами рвоты Томаса, очевидно, впервые увидевшего подобную сцену.
– Кто-нибудь ещё хочет свою долю получить? Подходите!
На следующий день вся ватага двинулась к условленному месту для передачи груза Поганкину. У каждого за спиной на верёвках было закреплено по паре рулонов льняной материи. К вечеру у многих на плечах появились кровавые мозоли, но роптать никто не стал, вспоминая вчерашнюю расправу Авдоши над Сморчком. Переночевав в лесу у костра, разбойники с рассветом продолжили путь и к середине дня добрались до намеченного места. Там уже их ждал человек от Поганкина, передавший на словах послание Авдею:
– Сергей Иваныч занемог и отправил меня. Просил передать, что на тракте по-прежнему неспокойно – лучше там не появляться. Спрашивал, будет ли какой ещё товар до зимы кроме этого, и что нужно привезти и куда, в качестве оплаты.
Атаман выслушал знакомого по тайному сбору главарей в Пскове приказчика, посвящённого в их дела, и перечислил всё, что надо его ватаге для очередной зимовки. Обратный путь лиходеев к моховому острову проходил налегке и напоминал прогулку, по сравнению с предыдущими двумя днями. На ночёвке Авдей подробно расспросил Томаса о его семье и житье на другом берегу Чуда-озера. После чего атаман сообщил своё решение:
– Не нужно тебе Томас становиться разбойником. Душа твоя ещё чиста, руки не запятнаны кровью, а посему забирай одну из лодок и отправляйся на родимую сторонку! Сам бы так поступил, да грехи тяжкие не пускают.
Последний предзимний переход с мохового острова к терему для разбойников выдался самым тяжёлым – и груза много, и расстояние неблизкое. К удивлению Авдея, в доме не оказалось двоих сторожей, оставленных весной. По следам их пребывания стало понятно, что они ушли сами и давно. Что могло случиться, или какова причина ухода, оставалось загадкой. Атаману стало неспокойно – а если они попали к служивым людям и под пытками покажут разбойничий терем? После первых заморозков пришёл обоз от Поганкина – зимовка обещала быть комфортной и сытной. Никаких сведений от благодетеля о какой-либо опасности не поступило, и Авдей несколько успокоился, хотя какой-то внутренний голосок подсказывал: « Надо бы уйти отсюда от греха подальше». Атаман уже стал обдумывать возможность перехода на логово в горищи, но обильный ночной снегопад перекрыл все пути.
Этой зимой Авдей затосковал не так как раньше, а как-то особенно томительно. Да, по-прежнему во снах приходила Марьяна, что-то говорила ему, но так тихо, что ничего слышно не было, только губы чуть приоткрывались. Тоска другого рода охватила разбойничью душу – а что же дальше? Как жить? Вся эта лихая кутерьма порядком надоела, но в будущем ничего нового не виделось. В такие отрезки времени атаман уходил в лес на поиски берлоги или брался за лопату. Всю зиму разбойники по переменке копали подземный ход, на случай если их обложат – и вот он готов – опять начинается длительное безделье.
В середине марта ударили крепкие ночные заморозки, а днём, под жгучими лучами солнца, верхняя часть снежного покрова плавилась. В результате образовался наст, который с утра не проламывало даже лошадиное копыто.
Однажды на рассвете разбойники услышали топот и ржание лошадей. Никто не мог поверить, что такое может произойти, а Авдей сразу соединил предательство сторожей и крепчайший снежный наст – и вот облава. Не раздумывая, он отдал команду:
– Всем в подземный ход, врассыпную и низинами к тростникам, там лошади будут проваливаться!
Сам атаман решил уйти последним или вступить в бой. Когда нападавшие начали рубить дверь топорами, он разбросал угли из очага по полу – начался пожар. Огонь поначалу помог Авдею – те, за дверью замешкались, но едкий дым настиг атамана в подземелье уже недалеко от выхода, и он рухнул, потеряв сознание.
Очнулся Авдоша со связанными руками на санях при въезде в Псков. Лёжа на спине, он наблюдал проплывавшие купола церквей с крестами, крыши домов, макушки деревьев. Страшно болела голова – по вискам как будто били двумя молотками с противоположных сторон одновременно. Но эта боль, видимо, от угара, терпимая, а что будет дальше, один Господь знает.
Вторую неделю ежедневно Авдея подвешивали на цепях к потолку за запястья рук, связанных за спиной. После потери сознания его опускали, отливали водой, и в это время в подвал пыточной спускался Митрофан Юдин. Он уже допросил десяток разбойников, пойманных в ту мартовскую облаву. Двое из них выдали атамана и поведали под пытками всё, что знали. Из сказанного помощнику воеводы стало понятно многое, кроме имени «благодетеля», кому сбывалось награбленное добро, и которого не знал никто, кроме атамана.
В очередной раз Митрофан спустился в подвал. Усевшись на колоде, возле лежащего на земляном полу Авдея, начал допрос:
– Ну что, Авдошка, юродивым тебе прикидываться не к чему – всё рассказали твои подельники. Осталось узнать – кому доставлял добычу?
Пленник решил не отвечать на вопросы мучителя – всё равно ведь конец, но доставлять радость этому упырю, ох как не хотелось.
– Эй, ребятки! Поверните лиходея так, чтобы я видел его зенки.
Взгляды их сошлись ненадолго. Из разбойничьих очей как будто выдвинулись незримые крючья, вошли в Митрофановы зрачки и начали скрести ему по днищам глазных яблок. Поняв, что ответа не последует и, отведя взгляд, Юдин заорал:
– Поднять на дыбу!
Опять затрещали Авдеевы косточки и резанули болью надорванные жилы, но из его уст лишь вышел, едва слышимый, стон.
Митрофан был в бешенстве.
– Говори, разбойничья рожа, кому сбывал награбленное добро? Не скажешь сейчас, так с завтрашнего дня, кроме дыбы, тебе по пальцу плющить будут. Всё равно заговоришь.
Атаман вновь потерял сознание.
Тем временем до Поганкина дошла весть, что самый страшный разбойник с Сорочьего бора пойман и его усиленно пытают. Неспокойно стало Сергею Ивановичу – расскажет если Авдей об их делах, то не миновать беды. Надо что-то предпринимать. Долго думал купец средней руки и пришёл к выводу, что надо устраивать побег пленнику. Немало к этому времени у Поганкина было нужных людей по всей округе – ему не составило большого труда передать Авдоше, чтобы тот молчал и готовился к побегу. Несколько дней торговался Сергей Иванович с кузнецом монетного двора, чтобы тот устроил побег. Фёдор запросил огромную сумму и не уступал, а у Авдея, тем временем, на руках уже было раздавлено восемь пальцев. Кузнец не зря потребовал много за побег – дело непростое, опасное, да и половину барыша нужно отдать исполнителю, вернее исполнительнице. Задумка состояла в том, что богомольная старушка, которых много шастало по Пскову, вечером должна опоить зельем охрану, а ночью открыть нужную темницу. Сноха Фёдора разбиралась в отварах – теперь ей оставалось вырядиться в старуху да разыграть спектакль с охраной, используя их мужскую слабость к хмельным напиткам. Всё получилось по задуманному – ночью лязгнул засов и женский голос сообщил:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».