Страница 6 из 25
Я начинаю считать. Постоянно.
Один.
Два.
Три.
Четыре.
Отмечаю время в своей голове. Размеренно. Непрерывно. Это позволяет мне оставаться нормальной.
Или нет?
Я сомневаюсь в своём рассудке. Сомневаюсь в ясности своего сознания. Я начинаю сомневаться абсолютно во всём.
Вопросы начинают накладываться один на другой, создавая стену внутри меня. Я не могу подняться на нее. Не могу прорваться сквозь нее. Я застреваю в этой тёмной, жаркой комнате, ожидая кого-то, кто расскажет, почему я здесь. Ожидаю своего похитителя, который придёт ко мне.
Я нахожусь в состоянии встревоженной настороженности. Все мышцы напряжены, а сердце бьётся в три раза быстрее.
Иногда я проваливаюсь в сон. Там безопаснее. За закрытыми веками, внутри бессознательных сновидений. Мне легче жить иллюзиями.
Одна в темноте. Подо мной грязь. Жаркий гнилой воздух заполняет ноздри. Размытые тени танцуют перед почти невидящими глазами.
Спать.
И считать.
Один.
Два.
Три.
Четыре.
Я балансирую на грани между истерикой и мучительным спокойствием. И в мирные моменты пытаюсь думать о том, что именно происходит.
Своим сломанным сознанием я понимаю, что меня принесли в эту комнату и отсюда нет выхода. Кто-то поместил меня сюда. Меня держат взаперти по причинам, которые я не понимаю. А действительно ли я хочу их понять?
Где лучше находиться этим секретам?
Я думаю о зелёных глазах и ухмыляющихся ртах. Жестоких словах и злобных улыбках. Так же я думаю об утешительных прикосновениях, которые ощутила лишь недавно. О лице, которому я привыкла верить…
Кто принёс меня сюда?
Так много имён.
Так много вариантов.
Меня так сильно презирают? Уродливая, искажённая Нора Гилберт.
Возможно, я никогда не была невидимой. Может быть, я всегда была заметной.
Ненавистной и оскорблённой.
Уродливая, ужасная Нора Гилберт.
Ужасно уродливая.
Рыдая, я царапаю сломанными ногтями свое окровавленное лицо. Впиваюсь ими глубже. Вспарываю плоть.
Я пленница.
Я не могу выбраться.
Тем не менее, я всё ещё жива.
Возможно, это самая сбивающая с толку вещь.
Я дышу. Моё сердце всё ещё бьётся.
Я жива.
Но надолго ли?
Вопросов накапливается всё больше. Кирпичик за кирпичиком, они замуровывают меня.
Вчерашний день был самым худшим. Первый день.
Начало.
Рассматриваю грязь и мусор в поисках выхода. В поисках надежды в пыльных углах.
Надежда непостоянна.
Я знаю, что комната пуста.
Пуста, если не считать бутылку воды и большую коробку картофельных чипсов, которые я нашла. Я озадачена открытием. Чипсы моей любимой марки. Этот небольшой знак милосердия беспокоит меня.
Несмотря на мои страхи, невероятный голод заглушает внутренние дебаты. Я хватаю коробку с чипсами и съедаю половину содержимого, пока не передумываю.
Пока мои разум и тело не доминируют над основным инстинктом поглощать и жевать. Я осознаю, что должна рационально распределять то, что имею. Не знаю, когда снова смогу поесть, и буду ли вообще снабжена дальнейшими запасами.
Я выпиваю воду, откладываю еду в сторону, и пытаюсь игнорировать дискомфорт, который испытываю.
На дальней стене есть окно. Стекло покрыто грязью и сажей. Я пыталась выглянуть наружу, но без своих очков ничего не вижу снаружи.
И ещё есть дверь.
Свет просачивается сквозь трещины и дарит мучительный проблеск свободы за пределами комнаты. Я тяну за ручку, пока мои руки не становятся влажными и не начинают пульсировать. Я дёргаю, пока плечи не начинают болеть, а спина гореть. Она даже на миллиметр не сдвинулась с места. Я знаю, этого не произойдёт. Но не прекращаю попыток.
Так я тяну и тяну, пока не заканчиваются силы.
В какой-то момент я падаю на бетонный пол, сворачиваюсь калачиком и подкладываю руку под лицо. Я проваливаюсь в сон, как в кому.
Это глубокий сон человека, который слишком напуган, чтобы бодрствовать.
***
Бип. Бип. Бип.
Я переворачиваюсь, раздражённая шумом. Уплываю в сон и из него.
Бип. Бип. Бип.
Не хочу просыпаться. Таким образом, я борюсь за то, чтобы оставаться во сне. Как ни странно, писк становится успокаивающим, и позволяет мне уплыть прочь. Снова.
Я вскакиваю. Запутанная и дезориентированная. Что-то выдёргивает меня из бессмысленных снов.
Свист.
Всё остальное тут же забыто.
Сначала мне кажется, что это галлюцинация. Что мой запутавшийся мозг создаёт фантастические иллюзии.
Я сажусь, вытягиваю ноги и открываю шире глаза, пытаясь рассмотреть что-нибудь сквозь зернистую темноту. Сейчас рано. Света не видно. Но я ощущаю, что уже утро.
Свист прекращается, и я думаю, что мне он почудился..
Мой мочевой пузырь готов лопнуть, и я знаю, что больше не могу терпеть. Не зная, как поступить, делаю свои дела в дальнем углу. Когда заканчиваю, то пытаюсь выглянуть в окно; щурюсь, как будто от этого мое зрение может проясниться.
Не помогает.
Мой желудок урчит, и я достаю оставшуюся половину упаковки чипсов. Съедаю горсть и полощу рот водой.
Я спокойна, но паника всё ещё присутствует; дожидается, когда я признаю её. Думаю, что она охватит меня. И тогда я потеряю себя, и меня охватит безумие. Но все проще, чем реальность, в которой я нахожусь.
Но нельзя. Я должна мыслить разумно. Нельзя позволить себе потерять душевное равновесие во внутреннем хаосе. Я должна найти выход из комнаты.
Должна вспомнить, что случилось прошлой ночью. И все время я думаю о том, кто сделал всё это со мной.
От возможного ответа на данный вопрос мне становится плохо и страшно.
У правды слишком много вариантов.
Моя голова полна туманных воспоминаний, которые не имеют смысла.
Я оставила записку для матери. Надеялась улизнуть прежде, чем она осознает, что я ушла. Бабочки порхали у меня в животе, и я широко улыбалась, потому что чувствовала их везде. В пальцах на руках и ногах. И самое важное — в сердце.
Тот день мог изменить все.
— Куда я направлялась? — спрашиваю вслух сама себя.
Я прикасаюсь к своим щекам, и по-прежнему чувствую усмешку, которая выглядит на моём лице затравленной.
Всё, что я вижу — её лицо. Такое милое. Улыбающееся и восхищённое. Всегда счастливое, когда она меня видит.
Странно, но я понимаю, что улыбаюсь в темноте. Мои щёки в коростах: покрыты следами высохших слез и запекшейся крови. А я улыбаюсь без причины и по многим причинам.
— Я собираюсь рассказать тебе всё, — шепчу я в ночной воздух. Выдыхаю откровения в небо, которые, я надеюсь, долетят до её ушей.
Свист начинается снова, и я прекращаю улыбаться. Я прекращаю думать о милом лице и жарких тайных ночах.
Свист — всё, на чём я могу сфокусироваться. Сначала он мягкий, потом становится громче.
— Кто здесь? — зову я.
Никто не отвечает.
Никто никогда не отвечает!
Только песня с навязчиво знакомой мелодией.
Я знаю эту песню. Почему я не могу вспомнить?
Свист сменяется на гудение, которое затем превращается в шепот.
— Я слышу тебя, чёрт подери! — кричу я, мой пронзительный голос отражается от стен. Гремящий вокруг, в глубине моего пустого желудка и моей перепуганной души.
Без ответа.
Только песня.
Я напрягаю слух, прислушиваясь к голосу. Я слышу песню, но почему-то не могу сказать, поет мужчина или женщина.
Я плачу. И начав, не могу остановиться.
Мои слёзы — то, что мне остаётся, они только мои.
Я грязная и голодная, мне больно. Я напугана своими мыслями и задыхаюсь.
Но песня продолжается.
— Почему ты делаешь это со мной? — воплю я. Я должна задавать вопросы. Они должны быть заданы вслух.
Я беспокоюсь, разыскивает ли меня моя мама. Я беспокоюсь, ищет ли меня Брэдли.
Я беспокоюсь, думала ли обо мне она. Хоть раз. Мелькнула ли я случайно в ее мыслях.