Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 15



Политэкономия – это плод эволюции сложной и специфической цивилизации, под которым покоится целый айсберг культурных и философских образований.

Превращение языка в орудие господства положило начало и процессу разрушения языка в современном обществе. Послушаем Хайдеггера, подводящего после войны определенный итог своим мыслям (в «Письме о гуманизме»): «Повсюду и стремительно распространяющееся опустошение языка не только подтачивает эстетическую и нравственную ответственность во всех употреблениях языка. Оно коренится в разрушении человеческого существа. Простая отточенность языка еще вовсе не свидетельство того, что это разрушение нам уже не грозит. Сегодня она, пожалуй, говорит скорее о том, что мы еще не видим опасность и не в состоянии ее увидеть, потому что еще не встали к ней лицом. Упадок языка, о котором в последнее время так много и порядком уже запоздало говорят, есть, однако, не причина, а уже следствие того, что язык под господством новоевропейской метафизики субъективности почти неудержимо выпадает из своей стихии» [29].

Выделим главное в его мысли: язык под господством метафизики Запада выпадает из своей стихии. Не будем доверять ярлыкам и названиям, а будем рассматривать сложившиеся процессы и отношения, а также нормы, которые задают власти населению и субъектам хозяйства, внушают идеологические образы, которые оправдают требуемые нормы и законы.

Гл. 3. Становление политэкономии Адама Смита

Политэкономия как теоретическая основа экономических наук с самого начала заявила о себе как о части естественной науки, как о сфере познания, полностью свободной от моральных ограничений, от моральных ценностей. Начиная с Адама Смита, она начала изучать экономические явления вне морального контекста. То есть политэкономия якобы изучала то, что есть, подходила к объекту независимо от понятий добра и зла. Она не претендовала на то, чтобы говорить, что есть добро, что есть зло в экономике, она только непредвзято изучала происходящие процессы и старалась выявить объективные законы, подобные законам естественных наук. Отрицалась даже принадлежность политэкономии к «социальным наукам».

Очевидно, однако, что эта область знания, претендовавшая быть естественной наукой, на самом деле была тесно связана с идеологией. В книге «Археология знания» М. Фуко представляет политэкономию как самый яркий пример знания, в которое идеология вплетена неразрывно[8]. В то же время это наука не экспериментальная, она основывается на постулатах и моделях. Поскольку политэкономия связана с идеологией, неизбежно сокрытие части исходных постулатов и моделей. Действительно, «забвение» тех изначальных постулатов, на которых базируются основные экономические модели, пришло очень быстро.

Сегодня для мыслящего человека необходима демистификация моделей и анализ их истоков. Мы должны пройти к самым основаниям тех утверждений, на которых они базируются и к которым мы привыкаем из-за идеологической обработки в школе и в средствах массовой информации. И окажется, что многие вещи, которые мы воспринимаем как естественные, основываются на наборах аксиом, вовсе не являющихся ни эмпирическими фактами, ни данным свыше откровением. Здесь большое поле для образования.

3.1. Модель экономики у Адама Смита

Известно, что политэкономическая модель А. Смита является слепком с ньютоновской механистической картины мироздания. Этот механицизм пронизывал всю политэкономию XIX века.

О том, какое влияние оказала ньютоновская картина мира на представления о политическом строе, обществе и хозяйстве во время буржуазных революций, написано море литературы. Из модели мироздания Ньютона, представившей мир как находящуюся в равновесии машину со всеми ее «сдержками и противовесами», прямо выводились либеральные концепции свобод, прав, разделения властей. «Переводом» этой модели на язык государственного и хозяйственного строительства были, например, Конституция США и политэкономия.

А. Смит сделал каркасом главной модели политэкономии ньютоновскую модель мира как машины. Машиной была представлена и сфера производственной и распределительной деятельности. Это было органично воспринято культурой Запада, основанием которой был механицизм. Как машину рассматривали тогда все, вплоть до человека. Ньютоновская механика была перенесена со всеми ее постулатами и допущениями, только вместо движения масс было движение товаров, денег, рабочей силы. Абстракция человека экономического была совершенно аналогична абстракции материальной точки в механике.

Экономика была представлена машиной, действующей по естественным, объективным законам (само введение понятия объективного закона было новым явлением, раньше доминировало понятие о гармонии мира). Утверждалось, что отношения в экономике просты и могут быть выражены на языке математики и что вообще эта машина проста и легко познается. С самого начала политэкономия, исследующая и обосновывающая «естественные законы» рыночной экономики, получала мощную идеологическую поддержку от естественных наук. Сама политэкономия формировалась под сильным влиянием механицизма, взяв у него четыре ключевых принципа этой модели:

– зависимость от скрытых сил;

– выражение взаимодействий на математическом языке;



– унифицированный предмет исследования;

– установление равновесия как основную тенденцию системы.

А. Смит перенес из механистической модели Ньютона принцип равновесия и стабильности, который стал основной догмой экономической теории. Это была метафизическая установка религиозного происхождения. Равновесие в экономике не было законом, открытым в политэкономии, напротив – все поиски экономических законов были основаны на вере в это равновесие.

Вслед за Ньютоном А. Смит должен был даже ввести в модель некоторую потустороннюю силу, которая бы приводила ее в равновесие (поскольку сама по себе рыночная экономика равновесие явно не соблюдала). Это – «невидимая рука рынка», аналог Бога-часовщика. Само выражение «невидимая рука» использовалось в механике ньютонианцами с начала XVIII в. для объяснения движения под воздействием гравитации (сейчас предпочитают говорить о «магии рынка»). Политэкономия, собственно говоря, претендовала быть наукой о приведении в равновесие всех подсистем, взаимодействующих с ядром мирового хозяйства и гражданским обществом Локка – так, чтобы эта система функционировала как равновесная.

На деле же вся политэкономия тщательно обходила очевидные источники неравновесности и возможности гашения флуктуаций, возвращения системы в состояние равновесия. Влияние механистического мировоззрения и вера в равновесие ощущалось даже в период империализма, когда мировая хозяйственная система совершенно очевидно пришла в неравновесное состояние.

Надо учесть, что политэкономия вышла из крайнего механицизма, и ее модели отсекают большую часть реальности не только от таких систем, как общество, народы, культуры и т. д.

3.2. Политэкономия и хрематистика

Аристотель сформулировал основные понятия, на которых до сих пор базируется видение хозяйства. Одно из них – экономика, что означает «ведение дома», домострой, материальное обеспечение экоса (дома) или полиса (города). Эта деятельность не обязательно сопряжена с движением денег, ценами рынка и т. д. Другой способ производства и коммерческой деятельности он назвал хрематистика (рыночная экономика). Это изначально два совершенно разных типа деятельности.

Аристотель писал в «Политике»: «Так как хрематистика расположена рядом с экономикой, люди принимают её за саму экономику; но она не экономика. Потому что хрематистика не следует природе, а направлена на эксплуатирование. На неё работает ростовщичество, которое по понятным причинам ненавидится, так как оно черпает свою прибыль из самих денег, а не из вещей, к распространению которых были введены деньги. Деньги должны были облегчить торговлю, но ростовщический процент увеличивает сами деньги. Поэтому этот вид обогащения самый извращённый»[9].

8

Заметим, что это внутреннее противоречие западной политэкономии (одно из выражений всего мироощущения Запада) в принципе отрицалось русскими социальными философами и экономистами до революции. В попытке разделить этику и знание в экономике Вл. Соловьев видел даже трагедию политэкономии. По сути, русские философы отрицали статус политэкономии как науки.

9

Хрематистика образовано им от слова «хрема» – имущество, владение.