Казнить нельзя помиловать

– Трое?четверо одновременно, не больше.

– Можно на это прожить? – удивился я.

– У меня скромные потребности… Скажи лучше, ты какие?нибудь документы у этого седого типа спросил?

– Не спросил, – вздохнул я. – Честно говоря, он оказывал на меня странное действие, вроде гипноза. Холодок, необъяснимое отвращение и что?то еще. Даже вспомнил мистера Хайда…

– Не зна?аю насчет Хайда, – протянула Марина. – Я ничего странного не заметила. Глазки он мне строил премерзко – это было. И подмигивал. Гаденький распутный старикашечка. Он ведь в парике был, да?

– Да. Если жулик, это вполне естественно. Пытался изменить свою внешность… Марина! – сообразил я. – Если этого Савельева убили —должны ведь по телевизору показать. Включи.

– Думаешь, про всех говорят? Если б он политик какой был или жулик известный. А так – мало ли кого убивают? Но давай послушаем, – она опять взглянула на часы. – В четыре как раз будут криминальные новости.

Не успели мы включить телевизор, как дверной звонок мяукнул – неприятно, тревожно. Марина пошла открывать новому гостю, а я посмотрел на нее повнимательнее. Прелестный впалый живот, слабый намек на грудь и удивительно длинные ноги для такой малышки. В прихожей состоялся знакомый обмен китайскими церемониями, потом хозяйкины каблучки поцокали в кухню, а я увидел широкоплечего парня в белом свитере со значком «Единой молодежи». (Я напомнил себе, что надо быть поосторожнее в словах.) Хотя мы наверняка были ровесниками, он казался чуть не вдвое крепче и мужественнее меня. Малость староват для путлерюгенда. Наверное, освобожденный работник, детишек курирует. Что там в файле о нем было? Менеджер, кажется. Хорошее слово, удобное. Про меня тоже так сказано. Впрочем, я и был менеджер, пока не уволился.

Мы назвались и поздоровались за руку. Рука у Артема была твердая, крепкая, пожатие уверенное. Он прошелся вразвалочку по комнате, оглядел книжные полки, но ничего не сказал. Похмыкал над компьютером. Взгляд у него был оценивающий, точно он прикидывал стоимость хозяйкиной обстановки. Я вновь изложил ему свою историю. Чем больше я о ней говорил, тем глупей и неправдоподобней она мне представлялась.

– Все просто, как три рубля. – Он прекратил свои блуждания по комнате и развалился в кресле. – Недостает еще кое?какой информации, но в общем проблема ясная… Мариш, да ты не хлопочи, садись. – Он забрал у вернувшейся хозяйки кофейник. – Так я, значит, говорю…

– Погоди, – перебила она, – давайте быстренько новости посмотрим.

Артем поглядел на нее, как на несмышленого ребенка:

– Кто ж про такое по телику говорит? Ну валяйте, смотрите…

Однако в «Московском криминале» про убитого ничего не сказали. Лица на экране были такие огромные, что у меня с непривычки в глазах все расплывалось. Переключили на обычные новости – тоже ничего особенного. Снегопад в ближайшие сутки будет усиливаться. Рассмотрение апелляции Сорокина отложили на послезавтра. Жирик заявил, что если Ичкерию примут в НАТО, Россия немедленно оттуда выйдет.

– Клоун, – ухмыльнулся Артем, убирая звук телевизора. – А ведь предлагали ему… ну ладно. Короче, дела такие: это вербовщики. Но вы не пугайтесь, я это все разрулю.

– Какие вербовщики?! – спросили мы хором.

– Враги православия. Вербуют в секту, – категорично заявил Артем. – Вот они с нами поговорили, напугали, – он презрительно хмыкнул, – а теперь будут обрабатывать дальше, пока не сломаемся. Так крыши делались в эпоху первоначального накопления капитала. Сначала сами наезжают, потом под защиту берут: мол, с нами будете в безопасности. Только информация у них поставлена плохо, – он сопроводил свои слова снисходительнейшей улыбкой, – не знаю, как вас, а меня по ошибке в списки включили. У меня партстаж в Единой пять лет, меня хрен завербуешь. Переговорю с соответствующими людьми, и пойдет эта компания срок мотать.

– Стой, стой, – сказал я. – А Савельев? Так его убили или не убили? В восемь или в одиннадцать? И разговор этот странный, дурацкий. Если б нас хотели втянуть в секту, они бы первым делом свою литературу всучили, рассказали программу…

Артем расхохотался, обнажая чересчур белые, каких уж давно не ставят, керамические зубы. Лицо его приняло добродушное, совсем мальчишеское выражение.

– Иван, ты отстал от жизни, – сказал он. – Если человеку просто книжку сунуть, он ее выкинет в ближайшую урну и дальше пойдет. А тут – психотехнологии! Типа зомбирования, понимаете? Человека сначала ломают, чтоб он со страху совсем соображать перестал. Потом – психический шок, на глазах у тебя дяденьку мочат!

– На моих глазах никого не мочили, – возразила Марина.

– Подожди, еще не вечер! Может, этот Савельев перед ними чем?то провинился. Тебе, Мариш, в восемь утра сказали, что он помер, потому что его уже приговорили, знали, что кончат его. Им что? Жизнь гроша ломаного не стоит. Разберемся мы с этими деятелями! По всем статьям пойдут: и за незаконную вербовку, и за психический терроризм. А может, это даже не в секту вербуют, а в партию какую?нибудь… нет, маловероятно. Ни у одной нашей партии мозгов не хватит на такую постановку. Да и теперь так уже не делают. Вот пару лет назад…

– К вам тоже так вербовали? – ядовитейшим голоском спросила Маринка.

Он засмеялся еще веселее:

– Зачем к нам вербовать? К нам, чтоб вступить, полгода в очереди ждать надо, да еще тесты, полиграф… А это детский сад. Психология у них нормально поставлена, спецэффекты тоже. А вот с информэйшен?то пролетели – видать, разведка хреновая. Так что не берите в голову. Разберемся. Завтра… не, в понедельник прилетит один человечек, и займемся этим делом.

– Чего ж понедельника ждать? – с ехидцей спросил я (употребив запрещенное аглицкое словечко, молодой партайгеноссе сразу сделался не так страшен). – Ежели ты такой могущественный, скажи своим прямо сейчас, пускай свяжутся с кем надо и берут седого этого.

Ни мои, ни Маринкины издевки до Артема не доходили: самоуверенность защищала его, как броня. Марину, похоже, он дико раздражал: она была не из тех женщин, что млеют перед самодовольными и непрошибаемыми мужиками. А я иронизировал просто по привычке. Мне он даже понравился. Просто как человек. Разумеется, в той степени, в какой полуинтеллигенту – отщепенцу вроде меня – может быть симпатичен партийный функционер. Неверно, что людей безалаберных, запутавшихся, неврастеников привлекают такие же изломанные натуры. Куда чаще нас тянет к «простым», у которых есть ответы на все вопросы: с ними чувствуешь себя спокойнее.

– Не так все просто, как тебе кажется, – снисходительно произнес он. – Предоставьте это соответствующим организациям. Не рыпайтесь. В общественные заведения не ходите. На приставания незнакомых граждан не реагируйте. А еще лучше – сидите дома.

– Сомневаюсь, – вздохнула Марина. – Не в твоих организационных возможностях, Артем, а в самом твоем объяснении. Скорей уж это какое?то изощренное кидалово. Может, собраться всем вместе и поговорить? Завтра уикенд… На вечер назначим совещание. Можно у меня.

– Можно и собраться, чего ж не собраться, – одобрил Артем. (Я понял, что ему ужасно понравилось слово «совещание», а безнравственный «уикенд» он охотно простил: это был партиец с почти человеческим лицом.) – Посмотрим на остальных. Может, попадется объект, который мог бы их интересовать, – нас с Мариной он явно не относил к таковым объектам, – да и вообще в моей работе всегда полезно узнавать новых людей… Открой?ка список, Мариш, у меня времени не было его толком прочитать.

– У двоих адрес один, – сказала Марина. – Олег Холодов, программист, и бухгалтер Кошкина Татьяна, родом из Екатеринбурга… Супруги? Брат с сестрой?.. Мухин Геннадий, сорок лет, инженер… Я думала, в наше время никаких инженеров уже не бывает… Живет тоже по соседству… Алексей Ветлицкий, двадцать шесть лет, связи с общественностью… Переверзева Елизавета, дизайнер… Оба на Болотной ули… штрассе прописаны. Это где?

– В Зюзине, – сказал Артем. – По московским меркам – рядом, но не настолько, чтобы в наш «Перекресток» тащиться. Там у них свои супермаркеты. Похоже, вербовка?то идет по всему югу Москвы… И все сплошь не москвичи, приезжие. Я?то сам с Краснодара.