Страница 31 из 41
Леха смотрит на меня и говорит взглядом: если что, беру на себя того, кто справа, а ты – второго. Я взглядом же отвечаю: понял тебя. Коленом по яйцам, ботинком по голени, головой в лицо, и желательно все это одновременно. У длинного рука по?прежнему в кармане. Кисть лежала бы немножко не так, если б он держал пистолет. Паранойя?
Марина спокойно открыла сумку и достала паспорт. Леха, чуть помедлив – тоже.
– Почему, господа, после комендантского часа гуляем? Почему курим на муниципальной территории, штраф хотим платить? – лениво поинтересовался патрульный, разглядывая прописку в Лехином паспорте. – А вы, товарищ, в Зюзино прописаны. Что здесь делаете ночью?
– В гости иду к этой девушке. – Леха дружелюбно улыбнулся. – Водочки выпить…
– Ладно, товарищ, идите. А ваши документы, гражданин?
– Дома оставил, – произнес я голосом кротким и законопослушным. – Понимаете, надел другие брюки…
– Это мой брат, – вмешалась Маринка, одаряя дружинника ослепительной улыбкой. – Он тоже ко мне идет. Именины у меня.
– Так и быть, проходите. А вы, гражданин, не надо больше курить в общественных местах, и до семи часов утра чтобы больше не перемещаться без документов. С наступающим вас, господа! – Патрульный откозырял, приложив руку к норковой шапке.
Пройдя несколько шагов, мы переглянулись и чуть не сползли на снег от смеха.
– Fuck! – запрещенным словом выругался Леха.
– Shit, – согласился я. – Нервы ни к черту.
– Толку от этих патрулей – хрен, – сказала Марина. – С соседки моей позавчера опять наркоманы шапку сняли: вторую за зиму, а еще только декабрь. Когда надо, их не дозовешься. В этом отношении наша реальность ничем не отличается от любой другой: Россия всюду одинакова… Мальчики, а как насчет вернуться и допить? – радостно предложила она, подпрыгивая и обнимая нас за плечи. – Лично я не против продолжения банкета. Что?то спать не хочется.
– Why бы и not? – отозвался Алекс. – Я тоже не хочу спать. Иван, как ты?
Мы уже добрались до самого Маринкиного дома. Я покачал головой:
– Не пойду.
– Разумеется, пойдет! – заявила Марина. – Ему же велено больше никуда не перемещаться. Станет дорогу переходить – тут и сцапают, и некому будет заступиться. А через часик все патрули спать отправятся – тогда и вы по домам.
Я не устоял. Скатерть бела и крахмальна… Как здесь отрадно, как светло… Никаких ужасов не существует. Мотор, стоп; массовка, по местам. Геныч – актер. Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера! А где ж все?таки камеры? Раз их нет у Маринки, то у меня тем более, мы ведь все время у нее собираемся. Каким образом организаторы шоу за нами наблюдают?
Ерунда. Телевизионщики что?нибудь да придумают. Небось, этот «патруль» – тоже актеры, проверяющие нашу реакцию. И как она им показалась, хотел бы я знать? Заметили ли они мой страх и нашу готовность драться? Понравилось ли им это?
– Леха, ты что подумал, когда патруль подошел?
– То же, что и ты, – усмехнулся он. – Сперва пожалел, что волыну дома оставил, а потом вспомнил Геныча… (Меня опять покоробило: до такой степени неестественно выходили у него все эти «ксивы» и «волыны».) А ты с оружием ходишь?
– Нет, что ты. Даже слабо представляю, с какого конца заряжают…
– И в армии не был? – удивился он.
– Какая армия… Мы только в области балета…
Лгать меня побуждал спортивный азарт: я не хотел романтизировать себя, подчеркивать свою мужественность, которая, без сомнения, ему импонировала бы. Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит!.. Эй, Дориан, вы уже забыли о своем решении оставить человека в покое?! Но слово – не воробей. Придется остаться в образе беспомощного штафирки.
– А Марина носит в сумочке, – сказал Алекс. – Видел, когда она паспорт доставала.
– Газовый, поди.
– Посмотри на нее, – сказал Леха, кивая на вошедшую Марину. – По?твоему, такая амазонка станет валандаться с газовым пистолетом? Мусенька, Иван думает, что у тебя в сумке газовая волына, а я считаю, что боевая. Как на самом деле?
– Кого ты сейчас испугаешь газовым, если все ходят с настоящими? – пожала плечами Марина. – Стрелять имеет смысл только на поражение.
– Золотые слова, – хмыкнул Леха. (Такой же идиот, как и она. На поражение! В большинстве случаев в локоть или в кисть вполне достаточно.) – Муся, ну покажи пушку, покажи!
Марина демонстративно вздохнула, но принесла «беретту» старого образца. Леха тотчас схватил ее и стал разглядывать. Сказал уважительно:
– Серьезная игрушечка! На вооружении в американской армии…
Мысленно я возвел очи горе. Дурачок ты мой, дурашка! Американская армия! Он даже не видит, что эта модель не под девятимиллиметровый патрон, а под семимиллиметровый, – куда уж дальше ехать! А, пускай выделывается. Раз все обошлось, – я буду кроток аки агнец.
Они болтали. Они смеялись. Я молчал. Резвитесь, дети мои, резвитесь, вы счастливы и невинны, а я старый солдат и не знаю слов любви, моя участь – платить налоги и спать спокойно. С молодою женой мой соперник стоит…
– Друзья, мы собирались сходить куда?нибудь развеяться, – напомнил Алекс. – Завтра не могу, а послезавтра приглашаю вас обоих. Например, в «Стоунхендж».
– Давайте в воскресенье, – поддержала его Марина. – Завтра я тоже не могу: надо к одним знакомым съездить. Скучный визит, но необходимый. Ванечка, ты как?
– В воскресенье так в воскресенье. В «Стоунхендж» так в «Стоунхендж». Мне все равно, у меня нет светских обязанностей, – вздохнул я.
Марина снова взяла гитару. Очи черные, очи жгучие… Скатерть белая залита вином… Неужели кошмар закончился, все будет хорошо? Подойди ко мне, ты мне нравишься, поцелуй меня – не отравишься… Ей бы на сцену, черт возьми! За душу берет, за сердце хватает. Все забытое вспоминается – нет, нет, только ни о чем не вспоминать.
Сперва ты меня, потом я тебя, потом вместе мы расцелуемся… Жалко, нет у меня связей в шоу?бизнесе, ей бы промоушн хороший… какой голос пропадает – теплый, нежный… Поцелуй меня – не отравишься, сперва ты… гитара нежно и глухо…
Какое счастье, что этот дурацкий Олег жив и здоров. Завтра зайду к нему – может, сумею чем?нибудь помочь. Я должен принести искупительную жертву, задобрить злых духов, вести себя тише воды, ниже травы, быть добродетельным, и все обойдется, чаша сия минует нас. Нет, разумеется, все, что я навоображал и навыдумывал – просто бред, но на всякий случай постараюсь задобрить судьбу: все люди так делают, даже самые умные, даже самые материалистичные. Однако мне пора домой: уже два часа ночи.
– Муся, спасибо, был классный вечер, – сказал я. – Патрули уже спят. Позволь откланяться.
Леха тоже встал. Дурак – оставайся. Отныне я чужой на этом празднике жизни. Если случится, что друг влюблен, а я на его пути – уйду с дороги, таков закон…
– Мальчики, не выдумывайте глупостей! – пропела Маринка тоненьким голоском. – Куда вы пойдете посреди ночи, в наше?то время да без оружия? Хозяин собаку не выгонит! Непременно вляпаетесь в историю, и депортируют вас в какое?нибудь Зюзино без права переписки.
– Нет, спасибо, – сухо сказал я. – Пойду. Авось не депортируют.
– Этот диван если разобрать – на нем восемь человек помещаются. Оставайтесь!
Я закусил губу чуть не в кровь. В эту минуту я бы мог Маринку ударить. Да она больная: маньячка, сводня! Все?таки проститутка есть проститутка. Может, у нее в стене между гостиной и спальней – дырка? Бесплатное кино хочется посмотреть? Однако интересно: как только я решил стать добродетельным человеком – так сразу начал всех окружающих судить, на всех злиться…
– …Ванька, что ты, ей?богу? – продолжала Марина. – Не все равно тебе, где спать? А мне спокойнее, не переживать за тебя. Можете телевизор включать как угодно громко, у меня в спальне полная звукоизоляция. Немецкая система, кучу бабок стоила… Постельное белье вон в том ящике. Леха, смотри: чтоб диван этот разложить, нажми вот сюда, потом дерни за ручку…
Завершив инструктаж, коварная хозяйка мгновенно улетучилась из комнаты. Я подошел к окну и прижал лоб к ледяному стеклу. Но лоб не пылал, а был тоже холодный. В голове с калейдоскопической быстротой завертелись всякие… ага, угадали, доверчивые вы мои: цитаты и литературные реминесценции. Сперва ты меня… ах, потом я тебя… о?о, черт, что мне теперь – руки себе рубить, как отцу Сергию, или дрова колоть, как Челентано? Дориан, возьмите себя в ру… поручик Ржевский, молчаать…