Квазар

Не способная наслаждаться потрясающей красотой дома, я, найдя дверь в ванную, закрылась там и разрыдалась. Я плакала так долго, что потратила все оставшиеся силы. Затем, на скорую руку приняв душ в огромной джакузи, я, напялив огромный мужской халат, который висел на вешалке, пошла наверх, чтобы залезть в постель, игнорируя сидящего в цокольном этаже Ан Ара.

Запрыгнув под одеяло, я смотрела на несравненной красоты небо, ощущая сильную пустоту внутри.

— Мы с тобой в одном космосе, в одной Вселенной, поэтому, я приду к тебе, я тебе обещаю, — мысленно сказала я Флору. Достав из сумочки телефон, я нашла способ отправить письменное сообщение и написала ему: «Я люблю тебя». В ответ тут же получила фото взорвавшегося квазара и, обрадовавшись весточке от аквентийца, немного успокоившись, уснула.

На утро я была крайне удивлена тому, что Ан Ара не оказалось дома. На кухонном столе лежала записка:

«Меня не будет несколько дней, если что-то понадобится, позвони, еда в банках в кухонных тумбах. Выход на улицу через цокольный этаж. Зимняя одежда в шкафу у выхода».

Сухо, практично, безэмоционально. Не удивительно.

Я очень обрадовалась тому, что он решил оставить меня в покое на какое-то время. Мое сердце ныло по Флору, и я тут же схватила свой телефон, чтобы позвонить ему. Однако к моему разочарованию его номер, видимо, был удален, так же, как и вчерашнее мое смс о любви к нему. Телефон сообщал мне, что соединение с данным абонентом невозможно.

— Ясно, — сказала я, швыряя телефон на кровать. — Вот почему он решил оставить меня тут одну. Покопался в моем телефоне, нашел мое смс и взбесился. Значит, это наказание. Отлично, я ему только рада!

От злости я не заметила, как прошел первый день. Утром я сидела дома и пробовала различные баночки с неизвестной мне едой. Было вкусно, но аппетита не было. В обед я немного вздремнула, а проснувшись, я вышла на улицу, обнаружив, что дом действительно стоял на горе среди циклопических елей и сосен. За сотни километров были видны только верхушки белых деревьев, что означало только одно — без способностей Ан Ара обычным способом сюда не добраться. Я вдруг поняла, что находилась в абсолютном одиночестве среди пустынной зимней чащи. Только я, деревья и снег и мне стало страшно. Никогда ранее я не оказывалась в таких условиях, спина покрылась липким потом, и дыхание стало прерывистым.

— Ненавижу тебя, — бубнила я на пути в дом. Забравшись внутрь уютного логова гурутийца, я боролась всю ночь, чтобы не позвонить ему. Страх сковывал меня, но гнев за то, что он со мной сделал, не позволял мне просить пощады. Этот внутренний ужас был абсолютно бессознательным, животным, рвущимся откуда-то изнутри. И я всю ночь пряталась под одеялом, сгорая от безотчетной паники. Под утро я уснула тревожным сном, а когда проснулась, за окном все еще было пасмурно, и моя тревога тут же вернулась. В этот день я перестала есть потому, что меня начало тошнить. Панические атаки бывали у меня и на Земле, но в такой сильной форме впервые. Весь день я пролежала в постели, ощущая сильное головокружение и борясь с ужасом. К ночи мне начали мерещиться страшные образы, мне казалось, что из-за деревьев кто-то выходит и на меня накатывала паника из-за того, что входная дверь в доме не закрывалась. Но позвонить Ан Ару означало унижение. К тому же я не знала, что ему сказать. Что мне страшно? Он сочтет это капризом. Я сталкивалась с подобной ситуацией на Земле со своим вторым мужем. При моих приступах панических атак он всегда издевался надо мной и говорил, что я все придумываю, рекомендовал лечить голову. Поэтому сейчас я твердо решила, звонить не буду. На третий день после нескольких часов тревожного сна, я встала и, еле дойдя до стола, попробовала что-нибудь съесть, однако меня тут же вырвало, и я упала на пол, теряя последние силы. Телефон лежал у кровати, и я поняла, что сейчас уже поздно. Поздно что-то пытаться изменить. Я свернулась калачиком и вцепилась своей мыслью во Флора. Стала вспоминать его, все наши счастливые моменты, его доброту, тепло, нежность.

Чей-то резкий голос, кажется, звал мое имя. Теплые руки подняли меня и куда-то понесли. Ощутив на теле холодную воду, я встрепенулась и попыталась воспротивиться, но сил не было.

— Не надо, — застонала я, — мне холодно.

— Почему ты не позвонила? — услышала я яростный голос Ан Ара. — Что случилось? — пытался выяснить он, вытирая мое мокрое лицо, волосы и плечи полотенцем. — Ты отравилась, что у тебя болит?

— Мне было страшно, — выдавила я, понимая, что слезы автоматически покатились из глаз, и от стыда я отвернула голову. Я не видела его реакции, просто ощутила, что он заворачивает меня в теплый халат, при этом что-то гневно приговаривая на гурутийском. Подняв меня наверх, он уложил меня в постель и пошел в сторону кухни. Через пару минут он вернулся, держа в руках стакан с розовой жидкостью.

— Пей, — сказал он, приставляя ко рту питье. Я послушалась и сделала несколько маленьких глотков, ощущая, что тошноты нет. Он поставил стакан на тумбочку и куда-то пошел. На улице снова было темно, и я испугалась, что он опять оставит меня одну, поэтому я, подавляя стыд за свое жалкое поведение, слабо попросила:

— Пожалуйста, не оставляй меня здесь одну.

— Я уберу пол и вернусь, — сказал он все еще жестким недовольным голосом. Но его присутствие, словно живительный бальзам, немедленно стало улучшать мое состояние. Страх начал таять, а после розовой воды тело ощутило небольшой прилив сил. Лишь бы только он не уходил и не оставлял меня одинокую среди бесконечной белой пустоты.

Ан Ар вернулся быстро. На нем был одет такой же халат, как и на мне и он, скинув его на пол и оставшись в одном нижнем белье, залез ко мне в кровать и прижал к себе. Я не сопротивлялась. От своего жалкого положения слезы снова потекли из глаз, и я зашмыгала носом.

— Как можно быть такой глупой, — начал гурутиец, — для чего я оставил тебе телефон? Он поднял мое лицо и вытер мои глаза углом одеяла, которым я была укрыта. — Почему ты мне не позвонила?

— Решила, что ты меня наказал и не захочешь прийти на помощь, — жалко призналась я.

Он сказал что-то на гурутийском, и я была уверена, что это было нечто неприличное.

— Я оставил тебя одну, чтобы ты могла разобраться со своими чувствами, я не знал, что ты страдаешь паническими атаками, — сказал он напряженно.

— Если бы ты не удалил телефон Флора, возможно, атак и не было бы, — пожаловалась я, ступая на опасную почву.

— Твоему упрямству нет границ, — прорычал гурутиец, вжимая мое тело в себя, — что еще ты не поняла из того, что я тебе объяснял? Ты моя жена. Я забочусь о тебе. Если тебе плохо, ты звонишь мне. Улавливаешь? — издевался он.

— Я не могу признать тебя своим мужем, — сказала я подавлено.

— Я тебя не тороплю, всему свое время, — философски заключил гурутиец. — Ты думаешь, что любишь Флора, — сказал он напряженно, — но ты не думаешь о том, что ты чувствуешь ко мне. Но у тебя будет время понять.

— То, что было между нами — это просто вожделение, я тебе уже говорила, — настаивала я.

Он усмехнулся.

— То, что ты дрожишь от моих прикосновений, не означает, что у тебя при этом нет чувств ко мне, просто ты не хочешь себе в этом признаваться, — уверенно заключил он.

На фразе «дрожишь от моих прикосновений» по моему телу прошла волна жара, и я нервно сглотнула. В этом он точно был прав. Я молчала, и мужчина снова подал мне стакан с розовой водой.

— Пей еще, это восстановит силы, через час попробуешь немного поесть.

Я послушалась и действительно, через какое-то время я смогла съесть целую баночку чего-то, напоминающего земной йогурт.

Он снова лег со мной в постель и сказал:

— Тебе нужно поспать, чтобы прийти в себя.

— Ты больше не уйдешь? — жалко спросила я.

— Нет, — ответил он, укладывая мою голову себе на плечо, — спи.

И я, освобожденная от своей паники, уставшая от трехдневной борьбы со страхом и тошнотой, отключилась, теряясь в сонной пустоте.