Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 69 из 101

Просто женщина. Просто красивая. Вроде бы ничего особенного. Вроде бы даже не супер.

Но блять.

Стоит ей улыбнуться, как внутри все переворачивается, дыхание спирает, а от ее звонкого смеха по телу прокатываются волны дрожи, а от того что она вытворяла со мной утром, хотелось кричать.

Не потому, что не понравилось. А потому, что хотел повторить это снова. И снова. Эта пытка была едва ли не лучшим сексом, что я пробовал за всю жизнь.

Лежать и умирать от медленной ласки тугого лона, которое то остро и резко терзает, то отпускает из тисков, доводя до безумия.

Дочь военного. Надо же. Даже не думал, что она может таить в себе такую опасность для душевного равновесия и всегда сдержанных чувств.

Ее хотелось не просто трахать, как других. Не просто натягивать на член, дурея от узости ножен, с ней хотелось разговаривать, смеяться, рыбачить, охотиться, делиться переживаниями.

Дерьмо!

Да ради нее хотелось свернуть горы, перейти бушующую реку, ради нее я по сути совершил должностное преступление, обойдя закон.

И все это ради простой, не слишком верной женщины. Насти. Сука.

Да, ее муж оказался почти педиком, но она ведь не особо старалась это выяснить.

Многие жены делают для мужей такие вещи, что диву даешься, чего только БДСМ стоит. А все, потому что любят.

Настя Влада не любила, это и салаге армейскому понятно, но все равно жила и только сейчас изъявила желание развестись.

Настю конечно не в чем было упрекнуть, и даже не злило, что она по сути разводом намекала на желание продолжить отношения со мной, вывести их на законный уровень. Раздражало, но не злило. Тут другое.

Пугало то, что я готов был бросить все и прыгнуть с ней в этот чертов брак.

Эта женщина, как болезнь, вошла в мое тело и теперь, как лечить — не понятно.

Теперь, проживая каждый день, я вспоминаю, как она облизывает пальчики после пироженных, как капли воды стекают по ее подбородку, как она жадно заглатывает член, как стонет и бьется в оргазме.

Блять! Блять! Блять! Тонкие лодыжки и сладкие пальчики.

Я настоящий псих, маньяк, который одержим идеей женского тела. Одного единственного тела, которое идеальным сделала еб*я. Со мной. Только со мной.

Нельзя, нельзя так зацикливаться, нельзя из-за одной неверной бабы менять свою жизнь. Подстраивать под чьи-то цепкие пальчики.

Так же как нельзя было вколачивать ее в кровать в клубе БДСМ и выть от силы прибивших волной эмоций. Кончать в это тугое пространство и задыхаться от желания повторить все сначала.

Прокручивать в голове каждое действие, каждый жест, смаковать каждый стон, каждое пошлое хлюпанье и подыхать от накатившего оргазма. Снова и снова.

Припыли. Приехали.

Чего только стоит ревность к этому придурку Макару, когда он сказал про разок с Настей.

Никогда еще не хотелось так сильно убить человека, просто порвать, как ВДВешники рвут на себе майки. Даже к горе-насильникам в мыслях я был благосклоннее, потому что они бы использовали и бросили.

А Макар опытной рукой мог подвести Настю к оргазму.





И сама мысль, что она может кончать с кем-то другим, вызывала дикое желание убивать.

Это финал парень.

Ты не просто влюбился, тебя конкретно так штырит. И тут есть два варианта. Какой из них использовать решать только мне.

И хотя сердце склоняло меня, как березу к реке, к Насте. К нырянию в прорубь семейной бытовой жизни и, как говорится, будь что будет. Мозг же, напротив, кричит «беги».

Беги пока не поздно, беги пока от половых игрищ, которым нет конца и края, ты не обрюхатил ее, и окончательно не заковал себя в клетку.

И сейчас, выруливая на подъездную дорожку к родительскому двухэтажному дому, я часто бросаю взгляд на спокойное лицо, на котором сменяются свет и тень. Чувствую, что бежать нужно быстрее, спасаться от горящего пламени внутри сердца, потому что когда любуешься спящей женщиной, да еще и возвышенно, без желания раздвинуть ноги, ты уже не просто пропал, ты получил болезнь мозга. Сука. Любовь называется.

Укладываю спать Голубку, укрываю одеялом натруженное за день тело, в двух словах рассказываю родителям историю наших с Настей отношений и, наконец, закрываюсь в своей спальне.

Осматриваю привычную обстановку, не измененную со школы и вздыхаю.

Пиздец, форменный непроходимый пиздец.

Выхожу на балкон и нахожу припрятанную очень давно пачку сигарет.

Затягиваюсь одной сигаретой, потом другой, смотрю в сад, где раскиданы детские игрушки. И чувствую, как от собственного принятого решения, сдавливает грудь.

Мы возненавидим друга друга, и она уйдет искать любовь на стороне. Я возненавижу быт. Настя меня.

 Оставалось еще убедить себя, что это не трусость перед новой неизвестной ранее жизнью.

Именно поэтому я очень долго смотрю на телефон. Долго вожу пальцем по экрану, то снимая блокировку, то находя нужный номер, а потом делаю решительный шаг, после которого назад дороги нет.

Для нас с Настей не наступит счастливый финал.

— Позывной шакал, как слышно, — после гудков говорю в трубку. С трудом, но решение принято.

— Шакал? у тебя отпуск еще тридцать два дня.

— Уверен, что для машины-убийцы всегда найдется работа.

— Найдется, — старший некоторое время молчит, бьет пальцами по клавиатуре. — Нашли заложников на востоке. Русских солдат. Поедешь?

— Для этого и звоню. Когда?

— Завтра в восемнадцать ноль ноль самолет из Домодедово.

— Информацию принял.

— До связи, Шакал.

Вот и все. Назад дороги нет. Трусость? Или желание видеть Настю счастливой. Со мной этого не будет. Трахаться надоест через полгода, год. Без работы в поле я загнусь, стану раздражительным. Ей нужен парусник на волнах, а не якорь, способный утянуть ко дну.

Думаю не зайти ли к ней, но решаю, сказать все завтра утром, нормально поговорить, попрощаться и пожелать счастья. Искренне пожелать.