Хурминка

Проехали село Рождествено. Он зевнул, веки мгновенно слиплись, всё вокруг исчезло, лишь вдалеке, будто сквозь толщу воды, звучала песня про зайцев: на мониторе под потолком крутили старые комедии…

На границе города, как по сигналу, очнулись. Вышли у метро «Московская», поцеловались на прощание. Наташа уехала домой на такси, Костя, не великий барин, добрался к себе на маршрутке. Всё же думалось, что ключ от крепости в руках, надо преодолеть гораздо меньший путь, чем прежде, хоть и не ясно до сих пор, в какую сторону. Но уж как-нибудь он сможет закрепиться на высоте, не шмякнется обратно в ледяную воду.

В надеждах он провёл остаток времени до поезда и первый дорожный вечер. А наутро будто переключился, стал глядеть вперёд. Помог в этом сосед с нижней полки, моложавый крепыш лет пятидесяти. Не лежебока: проснувшись, мигом свернул, закинул под потолок свою постель, вторым движением превратил спальное место в стол и два сиденья. За столом они с Костей сыграли в шахматы на походной доске – удивительным образом каждый по два раза выиграл чёрными. Нашлось о чём поговорить: сосед, Георгий, оказался подполковником запаса, отец Константина был капитан первого ранга, морской офицер. «Что же сам не продолжил династию?» – спросил Георгий. «Раздолбай и анархист, – честно ответил Костя. – Попался бы вам такой солдат…» – «Всякие бывали, но это дело прошлое», – добродушно махнул рукой подполковник.

Оба ехали в Севастополь, Георгий там оставался, Косте надо было двигаться дальше – до Хурминки. Оказалось, попутчик знает её, даже бывал по служебным делам. И неудивительно. С первого взгляда Хурминка – обыкновенное село. К северу от Севастополя и горных цепей, вокруг Симферополя и Бахчисарая немало таких сёл, и названия можно встретить не менее забавные: Дракошино, Пятихатка, Приятное Свидание. Жителей в Хурминке около двух с половиной тысяч, площадь довольно большая. Виноградники, фруктовые сады. Изогнутые, мощённые булыжником улицы; вишни, сливы, абрикосы глядят через низкие заборы. Чем ближе окраина, тем больше ягод. За северной окраиной – двухсотметровая гора с поросшими можжевельником склонами. В этой горе – даже не нора, целый подземный лабиринт. Командный пункт связи Черноморского флота. На поверхность он выглядывает несколькими зданиями, похожими на ангары и гаражи: казармой, матросским клубом, подобием штаба, напоминающим сельский кинотеатр. Рядом, на плоской вершине, стоит пятиэтажный дом для офицеров и их семей.

Костя жил в этом доме три последних школьных года. Его отец командовал пунктом связи, мама там же сутки через трое дежурила под землёй. Ровесников у Константина в доме не было, все дети значительно младше. Он проводил свободные часы либо с матросами – не без пользы, научился играть в настольный теннис, – либо, гораздо больше, с одноклассниками. С теми, кого впоследствии так надолго и несправедливо забыл.

А ребята замечательные! Он вспоминал, сравнивал с сегодняшним днём. Сколько идёт разговоров о травле, буллинге, как модно стало называть. Теперь, когда Костя работал с учениками, он слышал рассказы из первых уст, временами советовал, как поступить в том или ином случае, пусть и не верил в советы, предпочёл бы меры жёсткие. Но кое-что уяснил. Достаточно быть в какой-то мелочи непохожим на других, чтобы стать мишенью. Он ведь был непохож – хотя бы тем, что Хурминку рассматривал как временное место, не думал связывать с нею жизнь. Настолько не думал, что даже не влюбился по-настоящему ни в одну из девочек.

Конечно, не все одноклассники там остались. Илья Семагин поступил в Ростовский мединститут, уже выучился, работал на тихом Дону. Максим Павленко жил сейчас в Москве, Лиана Арустамян добралась до Барселоны… Но им пришлось бороться, молотить лапками, как той лягушке в молочном кувшине. Они заранее знали, что так будет, а Костя знал, что приедет в Питер на всё готовое. Родители оттуда, там бабушки, дедушки, найдётся где жить и кому о нём позаботиться. Разве не достаточно для того, чтобы тебя считали чужаком? Он всегда был своим – чужим сделался сам. Но всё поправимо.

В вагоне работали кондиционеры, а на остановках, спускаясь на платформу погулять, купить в ларьке мороженое, Костя погружался в сухой раскалённый воздух и чувствовал: скоро! Осталось чуть-чуть, каждая минута приближает, даже когда стоим… И волновался отчего-то, немного иначе и сильнее, чем бывает перед встречей с новым учеником.

Вновь ритмично выстукивали колёса. Лес за окном давно сменился полями. Холмистые, открытые взгляду просторы – таким же распахнутым и залитым светом одиннадцать лет назад представлялся целый мир.

Только на станциях пробуждались интернет, телефонная связь. Огромные расстояния обходились без того и другого. Казалось бы, замечательный случай вспомнить не столь далёкое прошлое, разговориться лицом к лицу. Но чем ближе был конечный пункт, тем глубже хотелось уйти в себя, и не только ему – даже общительный подполковник несколько часов сидел молча, уставившись в окно.

Костя пообедал в вагоне-ресторане: можно раз в год себе позволить. В туалете обтёрся мокрым полотенцем, переменил бельё. Соседи напротив бокового места были уже не те, что садились на Московском вокзале. Добрую половину вагона заняла компания молодёжи с мягкой, но очень громкой речью и диким избытком энергии. Настоящие казаки! Они без устали носились по проходам, скакали на верхние полки и обратно, на нижних кто-то кого-то тискал, щекотал, вызывая смех и жизнерадостный визг. Две тётеньки учительского вида безуспешно пытались угомонить безобразие. Костя уловил из разговоров, что это школа едет на экскурсию по Южному Берегу, и задумался, откуда берутся взрослые женщины с маленькой грудью. Логично предположить, что вырастают из девушек с маленькой грудью. А такие вообще существуют? Загадка природы. В этой компании у всех девчонок, даже худеньких, майки и топики распирало изумительное раскатистое богатство.

Если вспомнить, чем были богаты одноклассницы? Он попробовал и не сумел. Не то чтобы не замечал их в своё время – просто, следуя за нашим солнцем, приглядывался к ногам. Однажды майским воскресеньем поехали в Любимовку на пляж, там искупались, стали загорать. Перед ним на одном покрывале улеглись подруги: Алла Марченко с желтоватыми подошвами и Лиана с девственно-розовыми, нежными, как предрассветное облако. Увидел их – и долго потом стеснялся вставать… Что ещё сохранилось? Многое, если честно. У Кати Подойницыной, самой высокой девочки, туфельки были меньше, чем у Нины Пиндус, чья макушка пряталась за Катиным плечом. У Нади Артюх – такие прекрасные, сильные икры, что её принимали за балерину. В Надю-то он, пожалуй, влюбился бы, не будь так устремлён всеми мыслями на север. Мог увезти с собой…

Надя была единственной в классе, о чьей жизни после выпускного не ведал Серёга Кондин. Исчезла решительнее некоторых, даже следов её в мировой паутине было не отыскать. Жаль. Честно говоря, хотел бы увидеться…

За этими мыслями он и доехал.

– Забурел, в натуре забурел! – было первое, что услышал Костя на вокзале Севастополя. Когда утихли рукопожатия и хлопки по плечу, он понял, что Серый изменился. Это было не так заметно по фотографиям и с первого взгляда наяву. То же худое широкоскулое лицо, крупные зубы, светлые глаза, от смеха принимающие форму месяца рожками вниз. Средний рост, джинсы, рубашка навыпуск, бейсболка с длинным козырьком. И хрипловатый, чуть ломкий голос… Всё будто бы то же – да не совсем. Школьный приятель, как ни странно было это осознать, возмужал. Чувствовалось по его взгляду, интонациям, по всей манере держаться, что есть на свете люди, для которых он папа, для которых он взрослый.

В стороне, возле запылённого «Пассата», их встретила симпатичная темноглазая блондинка в цветастом сарафане и босоножках на каблучке.

– Алёна, – улыбнулась она. Костя бережно пожал её тонкую ладонь и представился. Очень приятно.

– Когда у тебя, говоришь, занятие по скайпу? – спросил Сергей. Это было удивительно: обмолвился перед выездом один раз, а он помнит! До занятия оставалось пять часов, и Серый предложил, пока есть время, развеяться на Приморском бульваре.