Сын императрицы

Для Романа не стали тайной помыслы супруги Осипа Михайловича — решила устроить себе забаву с невинным юнцом, причем с ведома императрицы. Та, наверное, не увидела в том ничего плохого для своего сына, даже к лучшему, если он начнет познавать любовную науку с опытной наставницей. Да и Роман не стал вмешиваться — пусть у Лексея будет свой опыт общения с прекрасным полом, тут, наверное, советчики не нужны. Лишь усмехался про себя, видя нехитрые приемы соблазнения, которые предпринимала Анастасия — искала повод для уединения, томно вела беседу, откровенно показывала прелести в глубоком декольте. Лексей же реально западал на соблазнительницу — смущался и краснел при виде нечаянно обнажившейся ножки или груди, даже дыхание у него перехватывало, а сердце билось как после изрядной тренировки.

В начале лета прошли публичные экзамены у среднего и старших отделений. Кроме корпусного начальства и попечительского Совета на них присутствовали высшие чины — члены Сената, главы коллегий, сама императрица. Весь предыдущий месяц кадеты готовились — заучивали вопросы и ответы, перечитывали книги и конспекты, повторяли с учителями какие-то темы. Первым провели экзамен в отделении Лексея — каждый ученик на глазах гостей брал со стола билет с вопросом, громко зачитывал его, тут же отвечал и так по всем экзаменуемым предметам. Комиссия под председательством генерального директора оценивала ответы в баллах, подбивала сумму для каждого кадета и называла лучших. В их число попал и Лексей, получил из рук Пурпура похвальную грамоту и подарок — только что изданную книгу Даниэля Дефо 'Робинзон Крузо'.

Императрица в Шляхетском кадетском корпусе

Пока кадеты стояли в строю перед началом экзамена и слушали напутственную речь директора, Роман всматривался в сидевшую среди гостей императрицу. Видел ее впервые вживую, если так можно выразиться, сравнивал впечатление с той, что была изображена на картинах. Разница заметная — Екатерина в реальности не такая уж величественная, да и красотой не блещет. С виду обычная баба, располневшая на русских харчах, выглядит на все свои сорок семь, если не больше. Но отдавал ей должное уважение — держала империю в своих руках крепко и управляла умело, неспроста назвали Великой. Заметил, как она искала в строю Лексея, а потом не раз смотрела за ним. А когда тот отвечал на вопросы — вся напряглась и следила безотрывно. Успеху же сына явно обрадовалась — то было видно по ее довольной улыбке.

После недельного перерыва вновь начались занятия, но уже в следующем классе. Для Лексея он последний в среднем отделении, через год перейдет в старшее. Вернее, одно из них, в нем обучались кадеты от 15 до 18 лет. Для тех, кто постарше — от 18 до 21 года, — выпускное отделение, такой расклад по возрасту предписан уставом корпуса. Самое важное, что отличало два старших отделения от других — раздельное обучение по военному и гражданскому назначению. Кадетов-военных готовили к службе в пехотных подразделениях, артиллерии и кавалерии, выпускались офицерами — подпоручиками, а лучшие — поручиками. Гражданские же предназначались для ведомств в губерниях и уездах, ведения строительных и прочих работ.

Учащиеся имели право выбора между двумя этими направлениями и именно в том классе, в каком сейчас Лексей, до его окончания должны были определиться. Сам же юнец и прежде не сомневался в том, кем стать — только офицером! Для того старался в минувший год, шел на жертвы — не спал лишний час, изнурял себя тяжкими тренировками, усердно учился всяким наукам и премудростям. Конечно, не без помощи — а в начале и принуждения, — негаданного наставника, с которым уже сроднился и верил больше, чем себе. Впрочем, Лексей, не обижался тогда, понимал — это нужно ему самому, зато сейчас любовался собой — как по делам, так и внешне, глядя на себя в зеркало.

Время шло своим чередом в ставшем привычным порядке, но однажды произошло событие, доставившее Лексею некоторые проблемы. В конце августа, в самый канун праздника Успения, Осип Михайлович поручил ему подменить своего коллегу во втором младшем отделении. Иногда подобное случалось — если кому-то из воспитателей требовалось ненадолго отлучаться, то оставляли присматривать за детьми кадетов постарше. Правилами такое не разрешалось, но все же происходило и именно Лексею досталось в этот раз надзирать за малышами — как-то он уже справлялся с подобным делом.

Прошел установленный срок, уже наступило время обеда, а штатный воспитатель все не возвращался. Пришлось Лексею самому выстраивать детей и вести в столовую. Уже подходили к входу в нее, как неожиданно откуда-то сбоку выскочил один из подсобных рабочих и понесся прямо в строй малышей. Лексей краем глаза заметил опасность и среагировал на нее — бросился навстречу. В последний момент сгруппировался и, как учил на тренировках дядя Рома, подставил плечо, а потом с разворота бросил напавшего в сторону. Сила удара была такой, что оба не удержались на ногах и упали, только юноша сразу соскочил, а подсобник остался лежать.

Все произошло в считанные секунды, дети даже не успели понять и не напугались. Лексей завел их в столовую, усадил на свои места и находился рядом с ними, пока они не поели. Только потом заявился воспитатель и отпустил подростка, тот вернулся в свой класс. А через час за ним пришел корпусной полицмейстер, обвинил в нанесении тяжких телесных повреждений работнему человеку и заточил в карцер на время расследования. Оказывается, пострадавший получил сильные ушибы, его отнесли в лазарет и лекарь определил у него травму внутренних органов, опасную для жизни. Когда стали выяснять, что случилось с бедолагой, кто-то из рабочих донес на Лексея — именно тот учинил нападение.

Глава 3

Лексей рассказал полицмейстеру о происшедшей возле столовой сшибке все как было, не скрывая и не выгораживая себя. Тот выслушал молча, не перебивая, после долгого раздумья промолвил:

— Возможно, ты говоришь правду — это выяснить нетрудно. Но если даже и так, все равно вина твоя есть, человек ведь пострадал, может и помереть — упаси боже! И еще, Бобринский, учти, что твое дело с тяжким последствием, поэтому будет разбирать не корпус, а суд городского магистрата. Не стоит выносить сор из избы — предлагаю тебе не оговаривать воспитателя и не упоминать о детях. А я постараюсь предпринять все, чтобы облегчить твою участь — представим в суде как по неосторожности, тогда можно обойтись штрафом и выплатой пострадавшему пособия. Да и не будем настаивать на отчислении из корпуса. Согласен?

Роман не вмешивался в происходящий разговор — Лексей сказал все правильно, да и поступил так, как и он сам, будь на его месте. Не останови того лося, просто снес бы детей, да не одного! А последствия — что уж тут поделать, не повезло. Предложение полицмейстера в какой-мере имело смысл — не стоило втягивать в дело других, тем более, что есть с их стороны дисциплинарное нарушение и может обернуться не только против них, но и руководства корпуса, допустившего халатность. С другой стороны, выставлять себя виновным, пусть даже по неосторожности, также казалось не лучшим выходом — в послужном списке Лексея будет значиться обвинительное судебное решение, что непременно скажется на карьере.

Обдумав возможные варианты, Роман решил дать совет подопечному — тот же все еще сомневался, не знал как ему быть:

— Лексей, придется согласиться, иначе все обернутся против тебя и станет только хуже. А так обойдешься денежным вычетом, да в гвардию, наверное, не попадешь. Но то не беда, добьешься признания и почестей честной службой в боевом подразделении, а не парадном, как в гвардии.

На второй день сидения в карцере Лексея вызвали к директору. Под конвоем унтер-офицера прошел в приемную, после минутного ожидания его завели в кабинет Пурпура. Там, кроме хозяина, увидел Бецкого, его строгий взгляд и нахмуренные брови, казалось, сулили провинившемуся юнцу лишь неприятности. Начал разговор глава корпуса: