Страница 4 из 7
«Не плачь», – беззвучно сказала себе Эви. В небе над её головой летали три птицы. Возможно, среди них был Клюв. При мысли о воробье, счастливо порхающем под облаками, ей стало чуточку легче. Эви посмотрела по сторонам и увидела бредущую по улице собаку.
Девочка в жизни не встречала такого заросшего, неухоженного пса. Он был высоким – куда выше мальтийской болонки и даже чуть выше лабрадора – и очень, очень лохматым. Эви не знала такой породы. В этом псе смешалось, наверное, три сотни пород. Пыльно-коричневый, с грязно-белыми пятнами, он был худым и костлявым. Жизнь его явно потрепала: на шерсти тут и там висели обрывки сухих листьев и прочего мусора.
– Мне больно, – думал пёс.
Услышать собак было проще, чем других животных. Даже проще, чем воробья Клюва и кроликов. На самом деле, обмениваться мыслями с собаками было до того легко, что Эви искренне недоумевала, почему остальные люди этим не занимаются. Иногда ей казалось, что собаки думают слишком громко: достаточно пройти мимо дома, в котором сидит пёс, и можно услышать, что у него на уме.
Если Эви сталкивалась с собаками на улице, мысли их, как правило, звучали коротко и ясно. Чаще всего они перечисляли окружающие запахи: «Солёный. Кислый. Новая метка. Старая Метка. Кошачья метка». Это ужасно отвлекало, особенно если Эви пыталась с кем-то поговорить.
Лохматый пёс неизвестной породы хромал. Эви заметила, что при ходьбе он поджимает правую переднюю лапу.
– Эй, пёсик, – позвала она, – иди сюда, я тебе помогу. Давай-ка посмотрим на твою лапу. Не бойся, я тебя не обижу.
А потом Эви повторила то же самое мысленно, изо всех сил стараясь вложить слова в голову псу. И он сделал, как она просила: подошёл и поднял лапу. Эви быстро осмотрела её и заметила застрявший в подушечке маленький чёрный шип.
– Мне больно, – снова подумал пёс.
– Знаю, – мысленно отозвалась Эви, глядя прямо на него. – И сейчас будет немного неприятно, но потом станет легче.
Глаза пса сверкнули от изумления: он не ждал, что человек его поймёт. Лохматый сидел смирно и даже не дёрнулся, пока Эви вытаскивала колючку. А когда она отпустила грязную лапу, пёс аккуратно поставил её на землю.
– Спасибо, – сказал он. – Теперь я снова могу бегать. Обожаю бегать!
Эви вспомнила, как воробей Клюв говорил то же самое о полёте. А Кало не представляла своей жизни без прыжков.
Может, у всех животных своё понимание свободы?
Интересно, что значит свобода для людей?
Эви посмотрела на лохматого пса и спросила:
– У тебя есть хозяин? Где ты живёшь? Как тебя зовут?
– Колтун, – ответил пёс. – Так меня называет одна женщина. Она отдаёт мне мясо, которое люди не доели там, куда они приходят обедать.
– В ресторане?
– Не знаю, – пёс мотнул головой, – но она меня так зовёт. Мне нравится. Колтун.
– Здорово. А я Эви. – Она и подумала, и произнесла это вслух, отчего почувствовала себя слегка сумасшедшей.
Рыжий кот, лениво труси́вший по улице, вдруг зашипел на пса.
– Да ладно тебе, Мармелад, – посмотрел на него Колтун. – Мы это уже обсуждали. Не собираюсь я за тобой гоняться.
– Знаю, – ответил Мармелад. – Ты мне просто не нравишься. Меня от тебя в дрожь бросает. И от других собак. Я не жду от вас ничего хорошего.
– Это чистой воды предрассудки, – фыркнул Колтун.
Кот тем временем юркнул под припаркованную машину, чтобы оттуда следить за псом.
Эви мысленно спросила Колтуна:
– Почему собаки и кошки вечно грызутся, если они друг друга хорошо понимают?
Лохматый пёс прерывисто вздохнул.
– Собаки и кошки? Всё дело в том, что мы и понимаем друг друга, и нет. Почти как люди.
Мимо прошёл мужчина с покупками из супермаркета. Он покосился на Эви, но ничего странного не заметил. Одиннадцатилетняя девочка сидит и молча гладит собаку. Наверное, ждёт, когда за ней приедут родители.
И папина машина как раз вырулила из-за угла.
– Где ты живёшь, Колтун? – спросила Эви.
– Везде. И нигде.
– То есть хозяина у тебя нет?
– Не говори глупостей. У меня есть чувство собственного достоинства. Я вольная птица.
Колтун понюхал землю, задрал лапу и пометил пятачок рядом со скамейкой.
– Домашние собаки везде оставляют свой запах. Как будто это место принадлежит только им. Мне приходится ставить метки повыше, чтобы они поняли, кто на этих улицах хозяин. А то ишь что выдумали!
Папин старенький зелёный автомобиль со скрипом остановился у обочины.
– За мной приехали. Рада была познакомиться, Колтун.
Эви встала, и пёс напоследок обнюхал её.
– Ты пахнешь домашней собакой… и кроликом… и страхом.
– Да, – вздохнула Эви, – денёк у меня выдался не из лёгких.
– И добротой. Ты пахнешь добротой. Ты хорошая девочка, Эви. Не позволь своему огоньку угаснуть. С людьми, знаешь ли, такое случается.
Эви бросила взгляд на окно спальни Леоноры.
– Да, ты прав. Случается. Пока, Колтун.
– Пока. Ещё унюхаемся. Жизнь прекрасна!
Жизнь прекрасна. По пути к папиной машине Эви думала, что было бы замечательно, если бы все на самом деле обстояло так. Но сейчас её жизнь состояла из одних несбыточных желаний. Она хотела бы лучше помнить маму. Хотела, чтобы лучшие подруги навсегда оставались лучшими, а папа чаще с ней разговаривал. И чтобы противный комок страха, поселившийся в животе после того, как она освободила Кало, наконец рассосался. Но ещё Эви радовалась, что Колтуну больше не больно.
Довольный пёс радостно побежал по улице, наслаждаясь тем, что теперь может наступать на все четыре лапы. И пусть Эви сегодня потеряла подругу, кажется, она успела найти нового друга.
А забравшись в машину, Эви, к своему восторгу, обнаружила, что рядом с папой сидит бабушка Флора. Ну конечно, сегодня же среда! Бабушка Флора всегда обедает с ними по средам.
Эви искренне верила, что лучше её бабушки не сыскать на всём белом свете. Правда, она даже не подозревала, что у Флоры есть один секрет.
И очень скоро Эви предстояло узнать, какой.
Большой секрет бабушки Флоры
Бабушке Флоре был восемьдесят один год.
В глазах у неё горели искорки, а в кармане кардигана неизменно прятался пакетик лакричных конфет. Доброе лицо бабушки Флоры было круглым, как яичко, и исчерченным морщинами, как старинная карта. Бабушка Флора пахла лавандой и носила тёплые шерстяные юбки, а от её грудного смеха на душе становилось светлее. И ещё она часто подмигивала Эви, чтобы та не забывала: бабушка на её стороне.
У Флоры был питомец – бородатая ящерица агама по кличке Платон. Эви много раз пыталась прочитать его мысли, но так ничего и не услышала. Платон всюду сопровождал бабушку. Даже сейчас он сидел у её ног посреди гостиной и хрустел сырой капустой, которую специально для него положили в глубокую тарелку.
Папа Эви тоже сидел в гостиной и почёсывал бороду, не отрываясь от телефона.
– Простите, но мне нужно в гараж, закончить с ремонтом дивана. Завтра его должны забрать.
Бабушка Флора сердито сощурилась и посмотрела на папу.
– Похоже, нам с Эви нужно превратиться в сломанные стулья, чтобы провести с тобой больше времени!
– Не смешно, – ответил папа, но сам чуть заметно улыбнулся.
– Диваны никогда не спрашивают, как ты себя чувствуешь, – не унималась бабушка Флора. – Наверное, поэтому ты предпочитаешь их компанию.
– Может, и так.
Бабушка Флора подмигнула Эви.
– Что ж, за нас не волнуйся. Мы с Эви найдём о чём поболтать.
Как только папа вышел из комнаты, бабушка протянула Эви лакричную конфетку, откинулась на спинку кресла и многозначительно улыбнулась.
– С каждым днём становится сильнее, да? – спросила она.
Эви недоумённо посмотрела на бабушку.
– Что становится сильнее?
– Твой Дар.