Чтобы желания сбывались

– Чего же ты хочешь? – спросил старик. Между бровями у него залегла задумчивая морщинка.

– Родители уже решили отправить меня на новый учебный год в престижный закрытый пансион для мальчиков с уклоном в точные науки, а я хотел бы остаться здесь… – Билл никому не говорил об этой своей печали, он был уверен, что его никто не станет слушать, а из тех, кто станет, никто не сумеет помочь. Какой толк в таких слушателях? Исповедоваться им в своих неприятностях – тратить попусту время и слова, это бесполезное нытьё, оно всегда было противно природе Билла, вот он и решился рассказать всё незнакомому старику – ведь в этом случае он точно ничего не потеряет, но, как знать, возможно старик сумеет дать ему хотя бы дельный совет. – Мне кажется, что стать математиком или военным инженером – именно такое будущее представляется лучшим моему отцу – вовсе не моё предназначение.

Старик слегка нахмурился:

– А в чём оно? Разве ты его знаешь?

Билл смешался.

– Нет… Но я мог бы узнать, наверное, – он вздохнул, – если бы мне с самого раннего детства окружающие так яростно не навязывали каждый своё. Бабушка хотела, чтобы я стал спортсменом, мама пророчила мне грандиозные успехи в музыке, она мне даже флейту купила, а отец спит и видит меня двигающим научно-технический прогресс.

– А что думаешь по этому поводу ты сам?

Билл пожал плечами. Никто прежде не задавал ему этого вопроса. Мать не спрашивала, хочет ли он играть на флейте, отец не интересовался, нравится ли ему математика, бабушку не волновало, болят ли у него ноги после кросса – им всем нужно было только, чтобы он оправдывал их ожидания и подавал надежды, младший любимый сын и внук; взрослые часто практикуют подобное отношение к детям, особенно если те безропотно принимают на себя непосильный груз исполнителей чужих чаяний… Билл оказался просто идеальным объектом для возложения надежд, ибо он не привык сопротивляться. Он просто брал и делал то, что ему говорили. Плохо, но делал, а не умел сделать вовсе – выкручивался как позволяла смекалка. И хотеть чего-то для себя он, поэтому, тоже постепенно отвык. Слишком уж много было вокруг чужих желаний. Всего не успеть за одну короткую человеческую жизнь.

– Не знаю. Наверное, ничего не думаю, – ответил Билл, снова вздохнув, – я привык слушаться родителей и уже смирился с мыслью ехать в пансион, теперь мне даже не приходит в голову ничего другого. Я почти захотел туда…

– Умение превращать внешнюю необходимость во внутреннюю – ценный дар, мальчик, – сказал Ниоб из-за прилавка. Его понимающее молчание, как оказалось, всё это время было третьим участником разговора.

– Из тебя бы вышел замечательный… – старик продолжал смотреть Биллу в глаза, и мальчику казалось, будто его мысли, точно невесомые клочки тонкой бумаги осторожно перебирают чьи-то узкие сухие пальцы – «и зачем я тут стою? не слишком ли много правды о себе самом я вывалил этому незнакомцу?» – промелькнуло у него в сознании; на секунду Билла посетило пренеприятное ощущение, что маленький старик каким-то образом взял под контроль его волю и заставил всё это сказать; от этого предположения ему стало неуютно и захотелось немедленно уйти.

– Из тебя бы вышел замечательный, – повторил старик снова, но как будто бы немного растерянно, – да, пожалуй, кто угодно… – затем он повернулся к Ниобу и как будто что-то сообщил ему без слов, тот кивнул, к его немногословию Билл уже успел привыкнуть, но только сейчас он безошибочно уловил витающий в воздухе тревожный и сладкий аромат тайны – именно так, как Ниоб и этот старик, обычно смотрят друг на друга двое при третьем, которому не полагается знать нечто, известное им.

– Меня, наверное, мама ждёт, – пробормотал Билл и сделал попытку раствориться в непрерывно текущем мимо прилавка потоке людей. Но старик остановил его.

– Не бойся, – сказал он, дружелюбно протягивая мальчику свою маленькую сухую руку, – покажи-ка книжку, которую ты читал.

Билл послушно протянул томик. Ему в этот момент стало невыносимо стыдно за то, что, испугавшись, он забыл о книге в руке и собирался уйти, продолжая держать её и заложив пальцем нужную страницу.

– Извините, – пробормотал он, не в силах взглянуть на Ниоба, – я не хотел её украсть… просто…

– Мы не подозреваем тебя, – мягко сказал старик, – ты можешь взять её себе, если хочешь, я лишь взгляну на заглавие.

Он принял книгу из рук мальчика.

– «Магия вокруг нас»… Предисловие автора. Верите ли вы в случайные совпадения, или все события, происходящие в мире, кажутся вам связанными друг с другом некой таинственной закономерностью, о которой мы слишком мало знаем и потому не в силах её проследить? Способен ли разум объять Вселенную? – прочёл старик, усмехаясь, – неплохой выбор, дитя. И как ты считаешь, магия существует?

– Я ещё не дочитал, – подумав, ответил Билл, – пока картина не дорисована, нельзя сказать, что на ней изображено. Мне нужно прочесть ещё не одну книгу для того, чтобы ответить себе на этот вопрос. Я ищу истину. Мой отец утверждает, что ведьмы, колдуны, магия – это выдумки, он опирается на то, чему его учили в школе, в университете, он ссылается на авторитеты и намеренно отгораживает себя от любой информации об этом. Я не такой. Мне нужно самому прочувствовать каждое слово, чтобы понять правдиво оно или ложно.

Старик одобрительно улыбнулся.

– Это хорошо… Вот что я скажу тебе. По способности поверить во что-либо люди делятся на три типа: легковерные – те, что способны воспринимать реальность с чужих слов, это славный тип, они неизменно открыты новому, такие люди, но, к несчастью, столь же легко они становятся жертвами обманов и обольщений; ко второму типу относятся те, кто способен поверить только личному опыту, кому нужно всё увидеть, понюхать, пощупать собственными руками; люди третьего типа не верят вообще, они будут отрицать нечто, ломающее их представления об окружающей действительности, даже если им совать это в лоб, они убедят себя, что у них галлюцинации, бред и тому подобное, только бы не верить, это самый трудный тип, таким людям сложно жить, они постоянно набивают шишки, зачастую на одном и том же месте, да и тем, кто их окружает, приходится ох как несладко.

Пока старик говорил, Билл блуждал взглядом по прилавку, он всё ещё опасался внимательных глаз незнакомца; Ниоб, насвистывая в бороду тихую песенку, выкладывал из ящика новые книги, он с неожиданной для такого грузного человека решительностью поднимался на шаткую деревянную стремянку и ставил их на полочки, возвышающиеся справа и слева от прилавка; Билл заметил, что туфли книготорговца, сшитые из мягкой коричневой кожи, когда он ступал, не производили ни малейшего шума. «Единственная настоящая истина – тишина…» – всплыло в сознании мальчика, он не мог вспомнить, где слышал такое или читал, быть может, это была даже его собственная мысль, но до того непривычная, что в первый момент она показалась ему чужой…

– Вот сейчас ты веришь, мальчик, тому что я тебе говорю? – спросил старик.

Билл замялся. Он пробежал взглядом по прилавку, как будто ища ответ в мелькающих заглавиях книг, потом посмотрел зачем-то на Ниоба. Тот уже спустился со стремянки и стоял, пряча в глазах любопытные огоньки, а в бороде – почти незаметную улыбку.

– Сомнение – это основа познания, – облачил он наконец очередную драгоценную мысль в скромный словесный венок, – учёные, заметь, веками приходили к своим самым блистательным выводам в попытках опровергнуть друг друга.

– Я не совсем согласен с вами, – немного осмелев под ободряющим взглядом книготорговца, выговорил Билл, обращаясь к старику, – мне кажется, что дело не только в том, к какому из трёх ваших типов принадлежит человек, а ещё и в самой истине; люди легче верят тому, что им по душе, и легче отвергают неприятное для них.

– Возьми книгу, – сказал, одобрительно покачивая головой, старик, – а заодно и золотую денежку. Если тебе ничего не нужно, просто храни её. Как символ своего богатства.

– Но я ведь не богат… Мой отец нередко говорит, что доходы у нашей семьи не слишком большие, да и мама постоянно сетует, что на всём приходится экономить…