Страница 33 из 47
Кирочка бродила одна. Никто с нею не заговаривал; и она долго смотрела, как гас над заливом закат, медленно обступаемый облаками; он постепенно исчезал в их тучной кремовой гуще, становясь всё краснее и тоньше, пока, наконец, не истончился совсем, превратившись в щелевидную, плотно стиснутую со всех сторон, густо-багровую полосу.
Кирочка кидала камни в воду, а когда ей это наскучило, рискованно ступая по замшелым скользким прибрежным камням, зашла так далеко в море, как смогла, и, найдя относительно устойчивое положение на плоском камне, зажмурилась, подставив лицо ветру. Ей доставляло странную мрачную радость стоять вот так, представляя, что берег не в нескольких десятках метров, а в сотнях миль, и она одна здесь, совсем одна среди воды и ветра…
Саш Астерс вышел на берег и увидел чёрный тонкий силуэт девушки на фоне закатного неба. Он сразу понял, что это Кирочка. Саш застыл, поражённый и очарованный этой картиной: тихие волны, пастельные краски неба, девушка, стоящая, кажется, прямо на воде, далеко-далеко от берега; ветер в её волосах, косынке, юбке. Он чуть было не окликнул Кирочку, но остановил себя, рассудив, что толком и не знает, что ей сказать.
Уже в сумерках, когда нужно было возвращаться к автобусам, Кирочка, запутавшись в лесных дорожках острова, случайно застала врасплох целующуюся парочку. Продравшись сквозь заросли дикой смородины и хмеля, она раздвинула руками ветки молодого орешника и увидела их. Двое остановились на узенькой тропинке и, обнявшись, соприкасались неопытными губами, робко, некрепко, словно щенки, что, принюхиваясь при знакомстве, так трогательно неуклюже тыкаются друг в друга мокрыми носами. Одним из этих двоих был Саш. Кирочка сумела это понять в полумраке, девушка же стояла спиной. Ирма Вайнберг? Или другая? Да разве ж это важно?..
Стараясь не шуметь, Кирочка исчезла среди ветвей. Но Саш, кажется, видел её. Он отвлёкся от поцелуя и какое-то время всматривался в серую мглу листвы сурово и напряжённо.
– Что такое? – спросила девушка.
– Да нет, ничего, показалось… – ответил Саш, снова склоняясь к ней.
Бежать по лесу совсем не то, что по городу. Лес – обитель гармонии. И когда ты расстроен, обижен, зол, он не принимает тебя; каждая кочка готова броситься тебе под ноги, каждый сук рад тебя уколоть – сама земля, усеянная коряжистыми палками, незаметными под длинной травой, встречает тебя враждебно. Кирочка бежала, спотыкаясь, сердито отмахиваясь от веток, хлещущих по лицу. И опять ей чудился чёрный вихрь; он закручивался всё быстрее и быстрее, сливаясь перед глазами в мутно-дымчатый столб от земли до неба; и иногда в его непрерывно вращающемся теле то здесь, то там мелькали новые туфельки Ирмы Вайнберг, её крашеные волосы, блестящая чешуйчатая сумочка для книг…
6
Жизнь не состоит из событий. Она непрерывна. Просто многие люди привыкли жить от события к событию, в перерывах смакуя собственные переживания так, словно ничего другого нет. Подобно тому, как человеческое сознание не в силах вместить бесконечность, оно не может принять абсолютную непрерывность; мы ограничены, и потому вынуждены дискретизировать. Само разделение времени на секунды, минуты, часы – лишь условность, принятая для простоты, и есть в этом разделении некая доля искусственности, ведь если бы существовали какие-либо кванты времени, то должны были бы существовать и промежутки между этими квантами, временные пустоты. Человеческое сознание не способно воспринимать время иначе, чем длительность процесса, но на самом деле время абсолютно непрерывно, безвременья в природе нет… Нужно вглядываться и вдумываться в каждую секунду своей жизни, бережно и любовно, даже если в эту секунду именно с тобой ничего не происходит – тебе решать, чем станет то, что ты увидишь, – восхитительным переживанием, которое захватит тебя целиком, или не стоящей внимания ерундой, которую ты пропустишь в ожидании чего-то яркого, невероятного, уникального, предназначенного лично тебе. Созерцание – есть великий дар, и не все наделены им. Умение созерцать – основа подлинного бескорыстия. Ведь всякий, неизменно находящий в созерцании удовольствие, счастлив только потому, что существует.
Кирочка, не ведая об этом, в полной мере была наделена таким даром. Для неё порхающие ресницы Саша Астерса существовали лишь как процесс; процесс можно наблюдать, но нельзя присвоить. В её сознании не возникало стандартных девчоночьих фантазий: о встречах, об объятиях, о поцелуях. И Ирма Вайнберг, физичка, Нетта, которая вскользь позволила себе заметить не в меру язвительно, дескать, Кирочка к Сашу неровно дышит – все они вызывали в ней досаду лишь потому, что каким-либо образом невольно овеществляли её переживания. Ирма ходила с Сашем за ручку по бульвару Плачущих Тополей; гуляя, Кирочка несколько раз видела их вместе. Физичка, тут и говорить нечего, когда Кирочка вспоминала про «мю» и саночки, у неё начинали гореть уши. «Втюрилась, а что такого, со всеми это когда-то случается», – сказала подруга Нетта. Нельзя так. Это слишком грубо. Если бабочку брать пальцами за крыло, можно повредить тончайший слой пыльцы на нём – бабочка не сможет летать и погибнет… Если дракончику Гордону, обидевшись, крикнуть: «Да тебя вообще не существует!» – он больше никогда не придёт поиграть… И если волшебный процесс назвать каким-то конкретным словом, подвести под какое-то общепринятое понятие, он сразу перестанет быть волшебным, сразу утратит свою уникальность; он будет просто одним из тех процессов, что происходят и с другими тоже, повторяются много-много раз и даже составляют некоторую статистику.
В конце первого лета после окончания школы Нетта влюбилась. Она сама, ничуть не стесняясь, обозначила своё состояние этим словом. Стоял август. Воздух был бархатный. Заходящее солнце опускалось медленно; и потом долго ещё погасал широкий перламутровый шлейф, оставляемый им в небе. Безветренными вечерами можно было гулять в лёгких платьях. И для Кирочки началась очередная удивительная история, перед её глазами развернулся новый захватывающий процесс; ни минуты не колеблясь, она принимала всё происходящее с Неттой в себя.
Созерцание бывает не только зрительным, но и чувственным. И подлинно разделить чужой опыт возможно, лишь созерцая его, получая истинное наслаждение от существования всех его составляющих. Нужно большое терпение и самоотречение, чтобы проживать жизнь ближнего в мыслях и чувствах так же внимательно и заинтересованно, как свою собственную.
Нетта и Кирочка ходили гулять с маленьким кассетным магнитофоном, держа его за пластиковую ручку как сумку. Они включали полную громкость, и музыка неслась во все стороны, накатывалась волнами, обрушивалась как башенки из деревянных кубиков, или горошинами катилась по асфальту… А порой магнитофончик шуршал помехами, будто дождь по крыше. И в этом тоже находилась своя прелесть.
Возлюбленный Нетты по вечерам выходил кататься на скейтборде. В парке собиралась обыкновенно компания из пяти-семи пацанов с досками; они рассаживались на поребрике, демонстрировали друг другу новые трюки, вели непринуждённые приятельские беседы, щёлкали орешки и семечки. В предвечерье на фоне шёпота шин близкой автострады далеко разносился глухой стук скейтбордов об асфальт. Нетта вслушивалась в него как в ритм шаманского там-тама, и иногда ей даже казалось, что она может различить среди прочих звук, производимый именно доской её фаворита.
Он носил кепку набекрень и широченные штаны, сильно провисающие между ног, – так называемые «трубы» – оставалось загадкой, как он умудряется кататься в них на скейтборде и при этом не падать. Когда Нетта с Кирочкой нарочито медленно фланировали туда-обратно по парковой дорожке, он старательно делал вид, что не замечает их скользящих заинтересованных взглядов. Но один раз Кирочка, резко обернувшись, всё-таки поймала момент, когда он провожал Нетту глазами. Живой же человек, любопытно же ему, кто ходит тут, как кошка вокруг аквариума. Этот единственный короткий взгляд невероятно долго потом припоминался и обсуждался, находя всё больше новых трактовок и интерпретаций – давно известно, что из едва заметных на ладони мушек ничто не способно выращивать гигантских слонопотамов эффективнее, чем воображение влюблённой девчонки.