Страница 29 из 47
После работы он отправился в заветный ларёк со сладостями. По мере того, как он приближался к цели, всё острее и слаще ощущалось волнение предстоящей встречи. Когда осталось пройти всего только одну недлинную улицу, Билл замедлил шаги. Почему сейчас от того, что скажет Магдалена, зависит вся его жизнь? Он сам так решил, и не отказывался от своего выбора. Но почему? Билл остановился. Что же есть в ней такого, в этой простенькой девочке, со вздёрнутым носиком в крупинках пудры, с отросшими корнями крашеных волос и кукольными слипшимися ресничками? Что даёт ей право решать его судьбу?
Ларёк виднелся в конце улицы. Рифлёная металлическая обшивка вертикальными полосами. Серое пятнышко крыши. Внезапно боковая дверца отворилась, выпуская двоих. Один из них замешкался, по-видимому, запирая ларёк на ключ. Билл без труда узнал Магдалену – пучок жёлтых волос, немного сутулая спинка, семенящая походка. Её сопровождал очень высокий, худой и, судя по жестам, нервный молодой человек. Они о чём-то возбуждённо говорили. Спутник то и дело удерживал Магдалену за рукав, и, чуть обгоняя её, заглядывал в лицо. Она отвечала. Рассеянно и, как показалось Биллу, неохотно. Сутулилась ещё сильнее, будто пытаясь спрятаться в своих плечах.
Билл притаился в кустах, растущих вдоль тротуара, продолжив наблюдать. Магдалена и парень подходили, их голоса слышались всё отчётливее.
– Ты не можешь меня бросить, ты всё, что у меня есть, ты же мне обещала, помнишь? Вместе и навсегда! Я не стану жить без тебя, ты же знаешь.
– Но Эдвин…
– У тебя что, кто-то появился? – парень резко остановился и схватил Магдалену за руку, – говори! У тебя кто-то есть? – его голос истерично дребезжал.
– Нет… – ответила она испуганно.
– Тогда в чём дело? Что изменилось?
– Я устала, Эдвин… Прошу тебя…
– Нет. Скажи: ты ещё любишь меня?
– Люблю, – без выражения подтвердила она.
– Скажи ещё раз! – воскликнул парень с каким-то жутким глухим придыханием, – скажи это искренне, а не так, как сейчас!
– Люблю, – повторила Магдалена тупо.
– Ещё… – прохрипел парень.
– Люблю… – выдохнула Магдалена, делая над собой заметные усилия. Она подняла на парня глаза, полные страстной и безнадёжной мольбы, которой всё равно не суждено быть услышанной. Биллу показалось, что девушка сейчас заплачет, – Успокойся, Эдвин, всё хорошо, – продолжила она, скрепившись, уже другим, нежным и сильным голосом, – я люблю тебя и никогда не оставлю, никогда, ты слышишь. Вместе и навсегда. Тшшш… Успокойся…
И тут случилось нечто несуразное. Огромный парень, согнувшись почти пополам, рухнул на плечо Магдалены, и принялся громко рыдать, шмыгая носом. А она обнимала его, утешала шёпотом, гладила, как мать, по плечам, по спине, по волосам…
– Ну ладно тебе, шшшшш, идём, Эдвин, всё хорошо…
Возвращаясь на ярмарку, Билл мучительно спорил сам с собой – нужно ли приходить снова, чтобы увидеться с Магдаленой, или это не имеет никакого смысла. «Если ты не попробуешь взлететь, то никогда не узнаешь, что такое небо…» Наверное, подумал юноша, это самое мудрое, что можно сказать человеку, когда он не решается что-либо сделать.
На следующий день Билл пришёл опять, и, стараясь не слушать биение собственного сердца, сунулся в ларёчное окошко.
– Привет.
– Это… ты? – Она стояла, удивлённо застыв, её густо накрашенные ресницы расходились как лучики от широко распахнувшихся глаз. На её трогательно выпуклом, напудренном лбу собралась складочка.
– Прости меня… Ладно… – невпопад пробормотал Билл.
Повисла продолжительная пауза. Билл стоял, просунув голову в окошечко, и преступно бездействовал. Возле ларька чуть поодаль раздражённо топтался человек в спортивных штанах с вытянутыми коленками, он, по-видимому, хотел что-то купить. Секунды шли, но Билл продолжал стоять, увязая в собственных несчётное количество раз уже передуманных мыслях.
Магдалена мягко улыбнулась и, решив дать ход делу сама, сказала:
– Да всё хорошо. Не волнуйся.
Билл покраснел.
– Я… Я ведь исчез не потому… Я не испугался, ты не думай. Просто… – Слова выпадали сами собой, как мелочь из рваного кармана, неуклюжие, почти бессвязные; Билл чувствовал, что говорит совсем не то, что хотел сказать, совсем не то, что копил в себе так долго; такова жизнь – никогда не получается произносить заученные наедине с собой формулировки – всё надуманное неизменно разбивается о монолитную конкретность текущей секунды, разлетается, рассыпается на глазах. Он совсем растерялся и принялся вываливать на неё всё сразу, продираясь сквозь робость, пробивая ошеломляющей искренностью налёт шутливости на её на лице… – У меня ведь ничего не было тогда: ни дома, ни денег, ни даже планов… Я ничего не смог бы тебе дать. Сейчас, впрочем, мало что изменилось… Но… Я хотя бы кое-что зарабатываю. Я таскаю книги на ярмарке. Мы могли бы снять небольшую комнату и жить там вдвоём…
Она открыла боковую дверцу, древнее женское чутьё подсказало ей, что такой разговор не пристало вести через малюсенькое, сходное с тюремным, ларёчное оконце.
– Я серьёзно, – сказал Билл, взяв её руку. Она не отнимала, моргала длинными чуть подкрученными своими ресницами в небольших комочках туши и смотрела на него печально-печально, точно вслед поезду, увозящему кого-то безмерно дорогого куда-то далеко и навсегда.
Человек в спортивных штанах сердито сплюнул на тротуар и ушёл.
– Ты чудный, – сказала Магдалена с нежной грустью, – Я ведь знала, что ты придёшь… Когда-нибудь… Ты ведь порядочный, а такие всегда возвращаются туда, где, как им кажется, чего-то от них ждут. Но зря ты вернулся ко мне…
– Почему?
– Я не совсем свободна, понимаешь… Я не могу.
– Из-за того парня, Эдвина? Прости, я видел вас вместе, я стоял совсем рядом и не объявился. Это было вчера вечером… Вон на том тротуаре, – Билл взмахнул рукой вдоль улицы.
Тень набежала на лицо Магдалены. По-видимому, эти воспоминания были ей неприятны.
– Он странный какой-то. Зачем ты с ним встречаешься?
Девушка молчала, и снова в её глазах на миг промелькнуло вчерашнее выражение бессильной отчаянной мольбы, она быстро отвернулась и выдохнула:
– Это всё очень сложно. Не надо.
– Но я ведь тебе нравлюсь? – спросил Билл напрямик, от волнения не ощущая кончиков пальцев. Он знал, что имеет право задать вопрос, и он предчувствовал ответ, её интонации, краски лица, тело – всё это не могло лгать…
– Да, – ответила она смело, на выдохе, подняв на него свои несчастные и теперь отчего-то строгие глаза, – очень, – губы её дрогнули, – но это не имеет значения.
– Но… Что же тогда… имеет? – растерялся Билл, – ты ведь хотела бы… быть со мной… Я чувствую. А от него лучше уйти. Ваша связь тяготит тебя.
Магдалена посмотрела на Билла почти испуганно. Она, видимо, только сейчас осознала, насколько он прав.
– Ты не знаешь ничего… Я должна остаться с ним. Он любит меня безмерно. Я его единственная надежда. Он так страдает, если мы ссоримся. Он слишком впечатлителен и не совсем здоров, понимаешь… Эдвин родился не здесь, его мать – мигрантка, там, откуда они бежали, шла война, они спаслись чудом, его отца убили на их глазах… У Эдвина сломана психика. С ним периодически случаются истерики, он плохо спит, ему требуется периодическая госпитализация. Я была слишком юна, я всего этого не знала. Я качалась на качелях во дворе, а он выходил читать на лавочку. Он декламировал стихи, рассказывал анекдоты, он очаровал меня… А потом… Один раз я уже хотела разорвать эти отношения. Но он попытался покончить с собой… Моё предательство погубит его. А я, зная это, не буду счастлива всё равно. Я должна позаботиться об этом человеке, понимаешь… Так мне говорит совесть…
Магдалена положила руки на плечи Билла и посмотрела на него совершенно невыносимым, отчаянно-нежным взглядом.
– А ты… Ты красивый парень. С тобой хорошо. Тебя ещё полюбят. Много раз полюбят… А кто полюбит его?
– Ты его любишь, – сказал Билл.