Страница 13 из 27
- И тоже с цветком, - хмыкнул Яков, неловко доставая букет и протягивая его жене. – Знаешь, я каждый день готов повторять, что ты…
Платон Платонович, который старался тише мыши скользнуть наверх, дабы переодеться и смыть с себя навалившуюся на спину медведем тоску и сосущее чувство одиночества, оступился и громыхнул шпорой. Анна и Яков невольно вздрогнули и оглянулись, причём Штольман привычно прикрывал жену собой.
- Общайтесь-общайтесь, я никоим образом не намерен вам мешать, - примиряюще поднял ладони Платон, спиной вперёд отступая к лестнице. – Я уже ухожу.
Проводив брата взглядом, Яков повернулся к жене, обхватил её личико ладонями и выдохнул:
- Я люблю тебя, Анна. Ты нужна мне.
Аннушка спрятала закрасневшиеся от смущения щёчки на груди супруга, выдохнула чуть слышно:
- Я тоже тебя люблю, Яшенька, сильно-сильно.
Бывают моменты, которые становятся путеводной звездой для души, трепетно сохраняясь в памяти навсегда. Тихий, полный любви и нежности шёпот, мягкие пальчики, гладящие грудь, шелковистый завиток, щекочущий шею и безграничное, пронизывающее всё вокруг, словно солнечный свет, ощущение радости и покоя. Что ещё нужно человеку для полного счастия?
***
Яков Платонович хоть по делам служебным и имел доступ в прекрасное и коварное, словно дремлющая змея, высшее общество, светским человеком не был, предпочитая тихую размеренность спешке и суете. Аннушка, после опыта общения с князем Разумовским и Ниной Аркадьевной, тоже старалась держаться в стороне от ядовито-изысканных дам и внешне-обходительных господ, привыкших драпировать самые гнусные помыслы высокопарными фразами. У Платона же Платоновича горестное венчание, закончившееся смертью молодых, начисто вымело из головы всё, к трагедии не относящееся, а потому известие о венчании единственной дочери князя Горчакова стало для него, как и для брата с его супругой, новостью, о коей узнали они лишь за завтраком из газеты, посвятившей сему событию целую передовицу, да ещё и с разворотом.
- “Люди женятся, гляжу – не женат лишь я хожу”, - зевнул Платон Платонович, небрежно откладывая газету.
- “А кого же на примете ты имеешь?” – в тон ему спросил Яков, легко продолжая цитату сказки солнца русской поэзии.
Платон от столь скабрезного вопроса даже кофием поперхнулся:
- Типун тебе на язык, братец! Ты смерти моей хочешь, не иначе, я одну выберу, а остальных-то куда девать?
- Амуров меньше заводить не пробовал? Чтобы не разрываться потом на части, не зная, которую предпочесть.
- И-и-и, милай, - протянул Платон на манер старой нянюшки, - иные и между двумя не враз определялись с выбором. Нейтралитет всякий предлагали, а потом сами же его и нарушали.
Анна хихикнула, без труда определив, в чей именно огород прилетел камушек, и этот её звонкий смешок спас младшего Штольмана если не от расправы, то выволочки точно. Платон Платонович посмотрел в потемневшие, словно грозовые облака, глаза брата и поспешно вскинул руки, сдаваясь на милость победителя. Военному, конечно, капитуляция без боя чести мало несла, зато неплохо сохраняла жизнь и нервы.
- Всё, сдаюсь, не вели казнить. Я дурак, сам не знаю, что болтаю.
Яков глубоко вздохнул, мягко, без стука отложил вилку, согнутую дугою, и ровным тоном ответил:
- Извинения приняты.
========== Дело №2.4 ==========
Платон бесшумно выдохнул и даже вознёс короткую молитву небесам, хотя особым благочестием никогда не отличался. Гневался Яков Платонович редко, удивительной выдержкой отличался, но уж если вулкан страстей пробуждался, то разрушительной силой своей легендарный Везувий, Помпеи загубивший, мог затмить. Впрочем, Платон Платонович относился к той категории людей, кои могли часами дёргать тигра за усы и плясать на кратере вулкана. Единожды отступив перед натиском стихии или же превосходящих сил противника, они непременно возвращались и одерживали победу, не признавая ни в чём и никогда поражения. Вот и сейчас стушевавшись пред братским гневом, Платон уже через пару минут как ни в чём не бывало вопросил:
- Каковы будут наши планы?
Яков помолчал, вращая в руках чайную ложечку, ответил медленно, раздумчиво, сопоставляя имеющиеся детали и отмечая то, что ещё предстояло выяснить:
- Ты выясни всё про Олега и его окружение, убийство не спонтанное, значит корни его далеко тянутся. Я в управление направлюсь, допросы с обысками по всей форме проводить…
Анна насторожилась, нетерпеливо покачивая ножкой и выразительно глядя на супруга. В очередной раз оставаться дома и ждать у моря погоды она не собиралась, в конце концов, её талант медиума никто не отменял, и в делах следствия он весьма полезен может быть!
- А ты, Аннушка, - Яков отвёл взгляд, чтобы готовая расцвести на губах улыбка не выдала его раньше времени, - а ты…
- Я с вами, - выпалила Анна и голову строго вздёрнула, - и в этот раз нипочём дома не останусь!
- Да кто бы сомневался, - голос Якова Платоновича был чуточку насмешливым, точь-в-точь как в самые первые месяцы в Затонске, когда строгий столичный следователь ни в грош не ставил мистические таланты чудаковатой провинциальной барышни. Анна Викторовна хотела было возмутиться, да тут приметила, какой нежностью и любовью глаза супруга светятся, как дрожит в уголках губ лёгкая озорная мальчишеская улыбка, и сама разулыбалась, расцвела, словно цветик лазоревый под щедрыми животворными лучами солнца.
«А может, и правда жениться, - подумал Платон Платонович, - найти такую вот как Аннушка или Лизхен, хотя, нет, лучше как Юлия, соседка наша. Лизка словно кобылица норовистая, замаешься доказывать, кто в доме хозяин».
Штольман-младший вздохнул чуть слышно, из-за стола поднялся, дабы в чужом пиру чувств похмельем не быть, и отправился долг дружбы возмещать, сиречь искать погубителя Олега и его супруги, с коей тот только и успел, что обвенчаться да один раз поцеловаться.
Яков Платонович проводил брата мимолётным взглядом и сосредоточил всё своё внимание на супруге. Анна улыбалась нежно и выглядела земным воплощением кротости и послушания, только вот господин следователь слишком хорошо знал своего голубоглазого ангелочка, чтобы верить обманчивому облику. Анна Викторовна обладала храбростью, опасно граничащей с безрассудством, и забывать об этом не следовало.
- Анна…
- С тобой, Яша, - Анну Викторовна упрямо сверкнула глазами, - я больше дома не останусь! В конце концов…
Яков с приглушённым смешком подошёл к жене, мягко привлёк к себе. Аннушка возмущённо встрепенулась, словно птица, которую заботливые руки отправляли в клетку, выпалила, стараясь, чтобы голос звучал строго:
- Я буду помогать.
- Будешь, - Яков, всё ещё посмеиваясь, потёрся щекой о шелковистые волосы Анна, - тебя же всё равно не остановить.
Сердце Анны Викторовны таяло, словно ком снега, брошенный на раскалённую сковороду, колени превратились в желе, и чтобы не упасть, Аннушка обняла мужа, прижалась к нему, щедро делясь теплом и нежностью и ничего не требуя взамен.
- Анна, - выдохнул Яков, стискивая жену в объятиях.
В душе Штольмана сошлись в неравной битве следователь и муж, долг и страсть, служба и любовь. Прежде такого никогда не было, Яков Платонович чётко отделял дела служебные от личных, стараясь ни в коем случае их не смешивать, ведь следователь должен быть невозмутим и беспристрастен. Анна Викторовна каждую, даже случайную, встречу делала яркой и незабываемой, то чуть не раздавив его своим велосипедом, то замирая статуей, то щедро делясь полученными от духов сведениями, а порой напуская на себя такую чопорность, что столичный следователь чувствовал себя нашкодившим мальчишкой, вызванным на разговор к отцу. Общение, начавшееся с моментов служебных, очень быстро перешло на личное, чувства вырывались из-под гнёта разума, и это было волнующе, беспокоило, словно заноза, но при этом будоражило, сбрасывая гнёт прошлого и открывая дверь в таинственный и неизведанный мир искренних улыбок, сердечных порывов и бесхитростных чувств, среди которых не находилось места расчёту и поиску выгоды.