Страница 9 из 13
– Русские повреждений не получили, – с беспокойством в голосе произнес борт-механик. Курс не меняют. Похоже, они все-таки видят нас, герр обер-лейтенант.
– Если и видят, то плохо. Стрельба была неприцельной, но ты прав, они о нас знали.
Второй заход тоже не принес ожидаемого результата. На этот раз Беккер решил зайти сбоку, но тут русский бомбардировщик встретил его огнем сразу из двух пулеметов. Испытывать судьбу обер-лейтенант не стал, и, обстреляв противника с предельной дистанции, снова пристроился ему в хвост. Немецкий пилот чувствовал досаду. Он точно знал, что русские стрелки его не видят и палят просто «куда-то туда», но нарваться на шальную очередь Беккеру совершенно не хотелось.
Третий заход вышел удачнее. Кормовая пушечная установка бомбардировщика стреляла совсем не в тот сектор, откуда подбирался к своей цели «дорнье» Беккера, и обер-лейтенант открыл огонь почти в упор, всадив в огромную тушу русского самолета две длинные очереди.
– Горит! Русский горит! Поздравляю, герр обер-лейтенант!
– Их здесь еще много, Вилли. Сегодня у нас будет тяжелая ночь, – улыбнулся Беккер.
– Еще одна метка! – неожиданно изменившимся голосом выкрикнул бортмеханик. – Что-то небольшое, вроде нашего «дорнье».
– У русских есть двухмоторные дальние бомбардировщики. Кажется, Ер-2, или как-то так.
– Не похоже, герр обер-лейтенант. Скорость слишком большая. Он быстрее нас летит!
– Пе-2? Пикировщик? Русские изначально разрабатывали его, как высотный истребитель, а потом переделали в бомбардировщик, но приличная скорость у него осталась. Давай курс – будем валить.
– Он сам идет к нам, командир! – озадаченно ответил Гёнслер, – Дистанция километр.
– Вижу его! – русский самолет уже был вполне различим в ночном прицеле, – точно, Пе-2. Что-то уж больно смело он идет.
Обер-лейтенант Беккер был опытным пилотом, и излишней самоуверенностью не страдал. Он помнил, как странно вел себя экипаж сбитого бомбардировщика, откуда-то узнавший об опасности еще до того, как его «дорнье» открыл огонь. Немецкий пилот сделал выводы. Беккер решил, что у русских тоже появилось что-то вроде радиолокатора, но весьма несовершенного, не позволяющего точно определить направление на цель. Поэтому он просто сменил курс, чтобы атаковать Пе-2 сбоку.
– Русский тоже повернул! – тут же выкрикнул бортмеханик. – Дистанция четыреста!
– Спокойно, Вилли, – ровным голосом ответил Беккер, хотя сам уверенности уже не испытывал.
– Триста метров!
Впереди замелькали вспышки. Росчерки трассеров проходили впритирку к пилотской кабине. Беккер услышал резкие хлопки, которые ни один опытный пилот ни с чем не спутает – с таким звуком пули пробивают корпус самолета.
Вскрикнул бортмеханик. Мигнули и погасли неоновые лампы аппаратуры радиолокатора. Заглох и тут же вспыхнул правый двигатель, а безжалостные очереди русского стрелка продолжали бить в корпус и кабину самолета. Каким-то чудом в Беккера пока не попала ни одна пуля. Обер-лейтенант бросил взгляд на бортмеханика. Вилли был мертв, это не вызывало никаких сомнений, а избитый «дорнье» с каждой секундой терял управляемость.
– Экипажу покинуть машину! – Сам себе приказал Беккер.
Фонарь кабины отлетел в темноту, выбитый сработавшим пиропатроном. Невероятным усилием обер-лейтенанту удалось перевернуть горящий «дорнье», и он просто выпал из кабины вниз, в обжигающе холодный на этой высоте воздух.
– «Интересно, кто там внизу», – подумал Беккер, раскачиваясь под куполом парашюта. Попасть в руки большевиков ему совершенно не хотелось.
Бортовой радиолокатор, да еще и с ночным прицелом и инфракрасным прожектором в придачу! Вот зараза! Почему я об этом не знал? Наверное, потому, что уследить за всем просто невозможно. Немцы только что довели свой радар до рабочего образца. Этот «Лихтенштейн» еще даже в серию не пошел, и вот он здесь, под Киевом, вместо того, чтобы где-нибудь в небе Берлина защищать от налетов англичан столицу Рейха.
Немцы знали! Они ждали нас и готовились, а я не смог просчитать их планы, и это стоило и так поредевшей дальней авиации РККА новых потерь. Пять тяжелых дальних бомбардировщиков в обмен на три немецких «дорнье». Еще двое ушли – я просто не успел до них добраться…
– Товарищ старший майор государственной безопасности, задание выполнено. Бомбовые удары по штабам, узлам связи и ключевой инфраструктуре противника нанесены. Потери авиагруппы – три ТБ-7 и два Ер-2. Уничтожено три ночных истребителя противника, оснащенных новейшим оборудованием, дающим им возможность атаковать наши самолеты без подсветки прожекторами и без команд с земли.
– Пять дальних бомбардировщиков? – было темно, но я заметил, как изменилось выражение лица Судоплатова. – Ты потерял половину доверенных тебе уникальных самолетов и докладываешь об успешном выполнении поставленной задачи?
– Задание выполнено, товарищ…
– Молчать! Старший лейтенант госбезопасности Нагулин, вы арестованы! Сдайте оружие.
Глава 4
– Товарищ нарком внутренних дел, ваш приказ выполнен. Старший лейтенант государственной безопасности Нагулин арестован мной лично прямо на аэродроме и доставлен в Москву.
– Очень хорошо, – кивнул Берия, внимательно глядя на Судоплатова. – Проходите, Павел Анатольевич, присаживайтесь. Я вижу, у вас есть вопросы по этому делу, и готов на них ответить.
– Да, собственно, вопрос-то у меня всего один, – Судоплатов пожал плечами и опустился на стул за столом для совещаний. – Зачем?
– Он опасен, – коротко ответил Берия, и выражение его лица старшему майору очень не понравилось.
– Полностью с вами согласен, Лаврентий Павлович, – твердо ответил Судоплатов, которого не так просто было привести в смущение, – он чрезвычайно опасен. Для наших врагов.
– Сейчас да, но это сейчас. Я смотрю на ситуацию шире и под другим углом зрения. В данный момент у Советского Союза и у гражданина Нагулина общий враг, и пока это так, он действует, как наш союзник, но он здесь чужой, Павел Анатольевич. Подумайте сами. Вы, я, все наши товарищи – советские люди, выросшие, получившие образование и сделавшие карьеру в СССР. Да, старшее поколение помнит царскую Россию, но это было давно. С тех пор изменилось само представление о жизни, сформировались новые ценности, и мы за эти ценности ведем беспощадную войну с врагом. Нагулин здесь чужой. Наш строй, все достижения Революции для него просто слова, за которыми ничего нет.
– Это не означает, что он враг, – не согласился Судоплатов.
– Не означает, – кивнул Берия, – но весь мой опыт подсказывает, что он воюет не за СССР, не за товарища Сталина, даже не за Россию. Нагулин преследует какие-то свои, только ему известные цели, а мы все для него являемся лишь средством их достижения.
– Не слишком ли жестко вы к нему подходите, Лаврентий Павлович? – осторожно возразил Судоплатов, но было видно, что слова наркома внутренних дел заставили его задуматься, – Его вклад в борьбу с врагом…
– Я знаю, – остановил подчиненного Берия, – если бы не это, он давно бы валил лес где-нибудь за Уралом или получил высшую меру – очень уж не по-советски он себя вел все это время. С учетом же заслуг, Нагулин сидит во вполне приличной одиночной камере на Лубянке, а следователям строго приказано не применять к нему никаких мер физического воздействия.
– И что дальше?
– А вот это будет зависеть от того, что произойдет в ближайшие дни. Как ни крути, пять тяжелых дальних бомбардировщиков твой Нагулин угробил, а результат их действий пока не вполне ясен. Там такая мешанина сейчас…
– Но ведь коридор к окруженным пробили!
– И какие у меня основания считать это заслугой Нагулина? Коридор пробивали наземные войска, и действительно пробили. А вот откуда там взялись немецкие ночные истребители, да еще оснащенные новейшими средствами радиолокации и ночными прицелами? Молчите, Павел Анатольевич? А я отвечу. Немцы знали об операции Нагулина и готовили засаду, стоившую нам в итоге больших потерь. Здесь есть только два варианта – преступная ошибка или предательство. А мне еще товарищу Сталину об этом докладывать – самолеты авиации дальнего действия нам, между прочим, выделили под мою личную ответственность.