Страница 107 из 118
Я в нетерпении ходила по комнате, ожидая на ужин задерживающегося Себастьяна. И пусть Соланж заверила меня, что больше я не полыхаю, а отражение в зеркале показывало мой обычный цвет радужки, всё же я очень переживала.
- Таня, это лишь предположение, всё произошло слишком быстро, чтобы я могла сказать наверняка, но вероятнее всего это дети таким образом повлияли на тебя. Ты сказала они начали проявлять активность, толкая и пиная маму, а в Ориуме считается, что именно тогда Небеса наделяют плод душой, сущностью. Я смогу сказать точнее, как только полистаю Гримочку, что-то такое мелькало на её всезнающих страницах.
- А я бы на твоем месте вообще бы не переживала, - сказала мне теперь уже Нори, - ничего непоправимого не произошло, ты не изрыгала пламя и не откусила голову мерзкому Кроу, хотя без сомненья он это заслужил. А то, что ты давила на него аурой и сверкала глазами – так он заслужил много большего, раззявив свой поганый рот.
- И всё же мне очень страшно. Ведь ничего подобного за мной раньше не водилось, - тихо сказала я, выслушав положенные слова поддержки, не сомневаясь, что получу целый ворох добрых, утешающих фраз от небезразличных подруг. Я присела за стол и налила мятной воды, похлопывая ногой по полу, словно колибри по цветку. Где же Себастьян? Подумала я в сотый раз, видимо вселенная сжалилась надо мной в этот раз, ответив на мои молитвы, и в дверь вошел супруг. Он кивнул подругам и немедля двинулся ко мне, подхватил на руки и долго со вкусом целовал, заставляя забыть обо всём, что мне пришлось пережить, гладил и обнимал кажется каждую частичку моего тела, массируя и согревая огненным теплом.
Когда мы наконец смогли оторваться друг от друга в комнате кроме нас не было никого. Деликатные подруги не стали дожидаться, когда мы закончим с нежностями и покинули нас, а муж усадил меня за стол и с преувеличенной заботой стал накладывать ароматные кусочки рыбы. Подумав, добавил пару ложек риса и имбирного соуса, удивительно, но он заметил, что я ела в последнее время, все остальные блюда я переносила с трудом, даже запах их вызывал у меня неприятие, и глотая горькую слюну я отодвигала очередной изысканный шедевр нашего шеф-повара.
- Ну а теперь, когда ты насытилась, расскажи всё что помнишь, - и конечно я рассказала, всё, кроме пламени на ауре и глазах.
Ночь прошла беспокойно. То и дело я просыпалась, нет, не от кошмаров, от какого-то тревожного предчувствия, разливающегося по венам, от липкой нервозности, которая словно туман накрывала меня на границе сна и яви. Различив силуэт любимого, мерно вздымающегося от глубокого дыхания, я успокаивалась и засыпала, лишь затем, чтобы вновь проснуться, гладила живот, ощущая приятное тепло под ледяными пальцами и уверенные толчки малышей, расслаблялась и проваливалась в дрему. В голове постоянно всплывали мысли, не дающие мне покоя - первая, что же такое хотела сказать мне Кронцесса. Уверенность моя, что именно её неосторожные слова, а не то, что она дотронулась до меня кончиками пальцев, послужили её обращению в камень. Алисия словно жена Лота, польстившаяся на вид разрушающихся Содомы и Гоморры, замерла навек, тайные, запретные знания, я уверена, и здесь послужили катализатором. Кто, и самое главное почему, посмел замахнуться на особу высшей крови, неприкасаемую, потомка Великих.
Вторая – что происходит со мной?
Со времен той болезни, что практически прикончила меня, я зареклась скрывать правду от Себастьяна, но здесь, всё моё естество восставало против этой откровенности. Честно говоря, я обманывала даже себя, уже некоторое время, стала замечать определенные странности во внешности, самочувствии и ощущениях. Несколько раз, в зеркале, я видела узкий зрачок в окружении янтарной радужки, вместо привычных серо-голубых глаз, кожа моя периодически леденела, хотя внутри бушевало пламя, привычный аппетит пропал, зато к запахам и свету чувствительность возросла десятикратно. Обычная сонливость и упадок сил, характерные для беременных во втором триместре отсутствовали, я была не просто бодра, энергия била через край, сил было столько, что мне приходилось контролировать силу сжатия чашки с таем.
Я помнила, лицо Бладёльтера склоненное ко мне, и его слова, про побочный эффект, но столько лет, укол не проявлял себя, (не давал о себе знать) и, грешным делом, стала надеяться, что прощальные слова сумасшедшего учёного были лишь ничего не значащими угрозами. В подобных метаниях и прошла вся моя ночь, и лишь перед рассветом, я забылась тяжелым сном.
Себастьян, покинул меня рано утром, поцеловав меня в плечо и подержав, ладонь на натягивающем ночную сорочку животе. Прошептал слова прощания, и не удержавшись, вернулся и вновь прижался теплыми губами к моим.
- Люблю тебя, - прошептала я ему, шутливо отталкивая, - иди уже, мой дракон, верши судьбы. Хмыкнув, он ушел.
Не помню сколько еще времени я дрейфовала на границе сна и яви, но так и не заснув, решила, что нечего валяться зазря и поднялась, отчего-то непривычно проголодавшись и попросив слугу накрыть завтрак в покоях. Я только успела намазать сливочным сыром поджаренный до золотистой корочки тост и налить горячий отвар с земляничным листом, и практически поднесла его ко рту, когда, буквально вышибая дверь, с двумя тяжелыми на вид фолиантами ввалилась Соланж, немного запнувшись на пороге.