И восходит луна

- О, милая, у тебя такая цветущая улыбка!

- Ладно, солнышко, я поехал. Завтра полнолуние, и у моего Лунного Пациента, снова обострение.

Лунный Пациент - папин самый проблемный, но и самый любимый, больной. История их отношений началась уже очень давно, года два назад. Лунный Пациент не знал своего имени, и его привезла полиция. Он кричал о том, что он из Нэй-Йарка, и кто-то сделал куколку из его жены, а потом убил ее. Кто-то издевался и над ним, но сохранил ему жизнь. Стоит ли говорить, что никаких документов у Лунного Пациента не было, его никто не узнавал. Лунный Пациент твердил, будто его выключили из реальности, и впадал в истерику при виде сладкого.

Хуже всего ему, месяц за месяцем, становилось в полнолуние. Он пытался убить себя, опасаясь, что кто-то придет за ним, и все повторится. Папа очень заинтересовался Лунным Пациентом, особенно динамикой его обострений. И хотя доказано было, что лунный цикл влияет лишь на приливы и отливы, а не на здоровье человека, папа задумался о том, сколько еще подобных случаев зарегистрировано в клиниках страны.

И он нашел больных, чей анамнез и течение болезни практически совпадали. Они не говорили, что кто-то кого-то убил, однако они утверждали, что их выключили из реальности, они так же впадали в истерику при виде сладостей и совершенно идентичным образом погружались в припадки во время полнолуния. У этих людей не было ничего общего. Папа нашел около двадцати подобных больных. И хотя выборка была не большая, проделанная папой работа оказалась оценена по достоинству. Психозы, подобные тому, от которого страдал Лунный Пациент, назвали Синдромом Блейка. Самый ранний зарегистрированный случай подобного психоза был отмечен пятнадцать лет назад. Мужчина, который им страдал, уже умер, откусив собственный язык в одну из особенно лунных ночей. Вся эта история производила на Грайс жутковатое впечатление, и она не любила слушать о Лунном Пациенте, однако папа не переставал поднимать свою любимую тему.

- Удачи ему, - сказала Грайс.

- Она ему пригодится. Я люблю тебя, дочка.

Когда папа ушел, мама еще некоторое время неловко помолчала. Грайс сказала:

- Хорошо, мама, сейчас придет Кайстофер, поэтому мне надо идти.

- Я люблю тебя, девочка! - быстро ответила мама.

- И я, - сказала Грайс, впервые не чувствуя вины за то, что это - ложь. Она хорошо относилась к родителям. Хотя временами злость на них застила ей солнце, она испытывала и хорошие чувства. Просто не любила их. Так тоже бывает.

Грайс закрыла крышку ноутбука. Комната была большая, а квартира еще больше, и было в ней три этажа, а еще бесчисленные нежилые этажи под ними и, наконец, снова жилой, и самым жутким образом, подземный уровень. Грайс почувствовала, как здесь может быть одиноко. Но пока все было в порядке. Почти.

Грайс взяла с полки монографию по фармакокинетике и углубилась в чтение. Химия ей нравилась, она позволяла забыть об обществе, обо всем. Грайс будто сужала свое восприятие до точки. Не было никого и ничего, лишь бесконечные закономерности, вещества, реагирующие друг с другом, и процессы, в которых нет места эмоциям и чувствам.

Грайс не слышала шагов, но услышала голос.

- Здравствуй.

Кайстофер стоял рядом с кроватью. Вид у него был спокойный, безразличный. Грайс отложила книгу и быстро села.

- Здравствуй, - вежливо сказала она. - Как прошел твой день?

Кайстофер явно не ожидал этого вопроса. Он медленно сказал:

- Довольно продуктивно. А твой?

- Довольно непродуктивно.

Они оба чувствовали неловкость. Грайс взяла его за руки, погладила его пальцы. У него были красивые, сильные руки.

Грайс и Кайстофер не знали, что друг другу сказать. Он стоял неподвижно, не привыкший, что его здесь кто-то ждет, а Грайс думала, о чем они могли бы поговорить. Молчание нарушил Кайстофер. Он сказал:

- Меня не будет три дня.

- Хорошо, - сказала Грайс, не понимая, что испытывает - радость или разочарование.

Он склонился к ней и поцеловал ее, очень осторожно, но безо всякой нежности.

Глава 3

Прошел уже почти месяц с тех пор, как Грайс вышла замуж за Кайстофера. Через четыре дня ей предстояло выйти на работу. Отчасти Грайс даже привыкла к безделью. Они с Аймили были очень разными, а лучше было бы сказать так: они совершенно ни в чем не были похожи, однако Грайс нравилось проводить время с ней и Лаисом. Аймили писала фанфики, а Грайс и Лаис пили лимонад и комментировали других участников конкурса, выискивая перлы. Еще Лаис и Аймили играли в сюрреалистические игры на приставке, и периодически Аймили впадала в такую ярость, что вырывала из джойстика провод. Поэтому Грайс предпочитала только смотреть. Еще она смотрела с Лаисом и Аймили кино, они ели попкорн, иногда выключали звук и говорили за персонажей всякие дурацкие, смешные вещи. Иногда Лаис приносил им безумные десерты, вроде салата из бананов, мороженого и бекона. Еще Лаис пел, а они слушали. Грайс уже десятки раз слышала историю о том, как Лаис мечтал стать музыкантом.

По вечерам Аймили и Лаис уходили, ночами Аймили просаживала деньги в казино, принимая вид отца семейства с трясущимися от тревожности руками или молодого парня, уверенного в своей победе. Лаис пытался устроиться на работу, желательно связанную с музыкой, но никто не хотел его брать.

Аймили говорила:

- Он жалуется тебе, что не может найти работу, но ты знай, что он не хочет работать руками и вставать в семь утра.

- Я человек искусства! Отстань!

- Пожарь яичницу. Хоть какая-то польза от тебя будет.

Грайс было с ними хорошо. Наверное, впервые за всю ее жизнь, ей было хорошо с кем-то. Она чувствовала себя счастливой рядом с Аймили и Лаисом, хотя часть ее, та самая, что в глубине души всегда считала, что мама и папа правы во всем, думала, что они просто инфантильные, не имеющие особенных целей в жизни, избалованные дети. А она, скучная и без того, становится рядом с ними еще хуже.

И все же, отгоняя от себя эти мысли, Грайс была счастлива.

Олайви и Ноар почти не показывались. Ноар пропадал на работе, а Олайви никогда не выходила пообщаться с кем-либо, выглядело так, будто в ее бункере, так Аймили называла этаж сестры, творятся какие-то секретные дела, и она никогда не покидает своего поста.

Иногда в дом заваливалась пьяная Маделин. Сейчас она нигде не снималась, и, кажется, главным ее отдыхом было шампанское "Кристал". Она мурлыкала песни, снимая с себя туфли на невероятном каблуке, прикладывалась к бутылке, а потом падала на диван в просторной гостиной, требуя принести ей конфет.

Грайс обычно исполняла эти просьбы, и Маделин, видимо, решила, что Грайс ее камердинерша, поэтому в случае каких-либо затруднений взывала к ней.

Дайлан часто выбирался к Аймили. К младшей сестре он проявлял особенное, нежное, почти человеческое внимание. Впрочем, думала Грайс, вовсе не стоило думать, что оно - человеческое. Боги ведь тоже любили друг друга, у них были понятия о семье и заботе.

Кроме, может, Кайстофера. Грайс не сказала бы, что он старался. Казалось, вся его теплота, все эмоции, весь жар его речи, все уходило на теледебаты, многочисленные интервью с журналистами, выступления в Сенате и прочую социально-политическую активность. Прежде при упоминании его имени Грайс вспоминала его обаятельную, белозубую улыбку. Теперь она поняла, что эта улыбка - всего лишь обертка, и больше никогда не представляла Кайстофера улыбающимся. Он приходил домой поздно вечером, и Грайс встречала его. Они ужинали вместе, прислуга подавала определенные блюда в определенные дни недели, и Кайстофер каждый раз ожесточенно проверял чистоту скатерти и аккуратность, с которой на столе был расставлены приборы. Если его что-либо не устраивало, он подзывал прислугу и выносил виновнику первое предупреждение. Предупреждений было три, после - увольнение. После того как обессивно-компульсивный ритуал осмотра стола был завершен, Грайс и Кайстофер садились есть. Они, в отличии ото всех остальных членов семьи, соблюдали за столом весь сложный этикет, воспроизводимый обычно на званных обедах или в ресторанах топ-класса.