И восходит луна

- Кайстофер в первую очередь бог из Дома Хаоса и лишь во вторую политик. Я не думаю, что с его стороны было этичным выставлять свою кандидатуру на обсуждение. Подобное решение оставляет избирателям очень мало вариантов. Впрочем, он сказал это в неофициальной обстановке и, будем надеяться, передумает.

Наверное, Ландси Кэролл была единственным человеком в Соединенных Штатах Эмерики, кто мог говорить о таком публично. Она не была жрицей, но долгое время ее деятельность связывали с Домом Тьмы, вторым и последним божественным домом Эмерики.

- Как вы полагаете, будучи президентом, Кайстофер смог бы сохранить дистанцию между божественной силой и устоявшимися в Эмерике традициями политического управления?

- Не имею об этом представления. Лучше всего будет поинтересоваться у самого Кайстофера. Я не буду огульно обвинять кого-либо в недостатке ответственности. Полагаю, что существо, добившееся подобного политического влияния честным путем, отдает себе отчет в том, что значит занимать высший правительственный пост. Но не буду скрывать, что от подобных опасений отказаться непросто. Эмерика с большим трудом добивалась свободы, и страх потерять ее велик. Я верю, что люди будут голосовать так, как велят им их сердца, и это будет правильно.

В студии ведущая подвела краткий итог словам Ландси Кэролл, и Грайс увидела своего мужа. Он сидел за столом, руки были сложены, дежурная улыбка сияла, и ни пятнышка на костюме, ни складки, болезненная, нездоровая идеальность. Грайс знала, что сила Кайстофера заключается в том, чтобы приводить все системы в порядок. Он устранял все ошибки и неполадки, и эта его сила казалась Грайс не такой уж страшной. Скорее даже полезной и приятной. Кайстофер помогал следить за ядерными установками, часто ездил в Пентагон, он участвовал во всех наукоемких программах, где присутствовало высокоточное оборудование. Его сила скорее была созидающей, чем разрушающей, в ней не было той жути, которая была присуща силе Дайлана и того размаха, который принимала сила Аймили. Про силу Олайви, строго говоря, никто не знал. Разве что делались догадки о том, что она видит будущее. Любители пугаться теорий заговора предполагали, что Олайви потому не показывается на людях и ведет уединенный образ жизни, что знает о грядущем нечто ужасное и ждет неотвратимого конца света.

Грайс была почти уверена, что невероятная чистота Кайстофера тоже имела божественное происхождение.

Кайстофер терпеливо слушал вопросы журналистки, неумело скрывающей восхищение и страх, а потом заговорил, и Грайс почувствовала странное возбуждение оттого, что вспомнила, как этот человек, вещающий по ту сторону экрана, вчера, обнаженный, в их постели, говорил ей не бояться.

- Я верю в идеалы, которые творили Эмерику. Верю в то, что называется эмериканской мечтой. Это, прежде всего, мечта о равенстве и стремлении к успеху и счастью, которым есть место в жизни каждого гражданина нашей великой страны. Считая себя таковым, я стремлюсь честным образом добиться возможности стать президентом. Мне было бы неприятно, если бы люди голосовали за меня из страха, как без сомнения, опасаются мои коллеги из партии демократов. Я верю в то, что самое важное в Эмерике, это быть готовым служить ей и ее идеалам, а этого у меня в избытке. Если бы я захотел, предположим, захватить власть, как это делают боги в других странах, я выбрал бы иной путь. Но я хочу лишь быть слугой народа, который я уважаю и люблю, как и любой другой гражданин СШЭ, я хотел бы реализовать свои права.

Грайс услышала голос Дайлана:

- Вот лицемер, а?

- Так отстойно врет, что даже мой парень не поверит, - сказала Аймили.

- Думаю, он проиграет.

- Я за него голосовать не пойду.

- Я тоже.

- Конец ему.

- Так и надо.

Грайс обернулась к ним. Аймили и Дайлан стояли в обнимку. Дайлан все еще был перемазан кровью и обнажен, но Аймили это как будто не смущало.

- А меня, - сказала Грайс, старательно делая вид, что все в порядке. - Очень даже впечатлило. Я думаю, что он правда в это верит.

- Ага, - сказал Дайлан. - Ну да. Он же мой брат-дурачок. Не понимает, как люди достигают чего-то в политике.

- Спойлер, - сказала Аймили. - На самом деле все он понимает.

- Ладно, дамы, время отчаливать в поисках лучшей жизни. По крайней мере, пойду смою с себя кровь и тень водки с редбуллом.

Дайлан поцеловал Аймили в макушку, она терпеливо приняла этот жест братской любви.

- Пока, - сказала она.

- До свиданья, - вежливо попрощалась Грайс. Как только Дайлан ушел, Аймили сказала:

- Водка с редбуллом это самое безобидное из того, что я сегодня пила. Или вчера. Не важно.

- Ты пила вещи хуже, чем водка с редбуллом?

- Я их изобрела, - со значением сказала Аймили, а потом подмигнула Грайс.

- А где у вас какао?

Грайс устыдилась собственного вопроса. Довольно глупо надеяться, что боги пьют какао.

- Вторая полка слева, - ответила Аймили. Грайс размешала какао с холодным молоком, получив напиток, который один радовал ее с того страшного момента, когда психотерапевт ввела для нее табу на кофе.

- Ну как ты? - спросила Аймили.

- Все хорошо. Спасибо, что спросила.

- Ты не переживай. Мы - клевые. А ты девчуля на «Прозаке», значит?

- «Прозак» лишь одна из торговых марок флуоксетина. Я принимаю «Депрекс».

- В любом случае, занудка, фармацевтические компании участвуют в глобальном заговоре, это они придумали понятие нормы, чтобы ты, в случае чего, глушила свои болезненные переживания таблетками.

- Я работаю в фармацевтической компании.

- О, тогда ты не тот человек, которому я буду затирать про заговор фармацевтических компаний. Ты, кстати, знаешь, что гербицид "Раунд-ап" и "Агент Оранж" это одно и то же? Нас травят канцерогенными химикатами, которые мы же использовали во время войны. Корпорации хотят превратить нас в инвалидов.

- Ты же богиня, тебе это все равно.

- Я забочусь об окружающей среде, - серьезно сказала Аймили. Холодный утренний какао вызвал у Грайс радость, поэтому она не стала спорить.

- Кстати, ты любишь какао, потому что производители добавили туда ровно столько сахара, чтобы твой мозг достиг "точки блаженства". Сахар вызывает зависимость более сильную, чем кокаин. Пищевые гиганты это то же самое, что барыги, но барыги хоть прячутся.

Грайс снова закурила, и Аймили взяла сигарету из ее пачки.

- Так-то, - сказала она. У нее был ироничный, спокойный и монотонный голос, поэтому Грайс понятия не имела, Аймили шутит или правда так думает.

- Ты издеваешься? - спросила Грайс беспомощно.

- И да, и нет. Не скажу.

Аймили засмеялась, а потом вполне дружелюбно предложила:

- Пойдем в гости. Ты мне понравилась, ты смешно недоумеваешь.

- В гости?

- Мы как бы живем в одном доме, но у меня свой этаж. Я живу на семьдесят четвертом, а Олайви на семьдесят третьем. Двойняшки живут вместе. Личное пространство. Как бы. Тебе у меня понравится.

Аймили с неожиданной резкостью взяла Грайс за руку и потащила за собой. Грайс забрала с собой чашку какао.

- Ты перепуганная, да?

- Честно говоря, твой брат заставил меня его распотрошить.

- Он так часто делает. Просто не обращай внимания, и он уйдет. Маделин говорит, что иногда помогает вылить на него шампанское.

- А Маделин тоже живет с нами?

- Ага. Иногда она не уезжает даже, когда они ссорятся.

Аймили явно любила посплетничать. Они снова вышли в круглый коридор, и Аймили повела Грайс к лестнице. Грайс рассматривала античные колонны, и весь этот пафос роскоши, окружавший ее. Но как только она вступила на лестницу, все изменилось. По разукрашенным стенам плыли в неведомую даль звездолеты. Грайс будто попала в рай для двенадцатилетнего мальчика. Они вошли в темный коридор, на потолке медленно плыла проекция звездного неба.

- Я люблю звезды, - сказала Аймили. - И космос. За космосом - будущее.

Грайс крепко сжимала чашку с какао. Аймили вела ее в искусственно поддерживаемую темноту, непрозрачные ставни закрывали все окна. Пахло мороженым и чипсами.