Страница 1 из 10
Пролог
Если бы вы спросили меня в самом расцвете 60-х, где в Париже лучше выпить бокал хорошего вина или встретить Сартра и де Бовуара, то я ответил бы вам не раздумывая. Так же я с легкостью бы вам подсказал, где купить редкие книги и посмотреть фильм Годара. Уже тогда я точно знал, что качественный джаз большая редкость, и для себя решил, что маленькие экспериментальные театры ничуть не хуже национальных, в которых показывают в основном лишь классику.
Почти каждую неделю меня можно было встретить на Левом берегу в Латинском квартале или на Сен-Жермен-де-Пре, ведь именно там сосредоточилась вся богемная жизнь города. Я уже давно перестал удивляться тому, что двери кабаре могут вплотную граничить с булочной. Я был завсегдатаем в лучших барах и ресторанах. Кроме того, меня нередко приглашали в престижные клубы и на частные вечеринки. Я знал в лицо многих известных и талантливых людей.
Свобода. Как много значит это величественное слово. Мне было понятно его значение во всей степени полноты. Каждая клеточка моего организма была заполнена вольностью выбора. Голова шла кругом от возможностей в новом мире. Предпочтение независимого образа жизни, словно одарялось особенным божественным светом. Немыслимым было и сопутствие удачи, сопровождающей меня везде и во всем. Как я стал тем, кем стал, вы узнаете, если прочтете мой рассказ до конца. Эта история об удивительном времени, о любви и о дружбе, а также о лучших людях, которых мне посчастливилось встретить.
* * *
В середине 60-х меня отправили во Францию в командировку на повышение квалификации, где я должен был провести полгода. Но впоследствии я решил окончательно туда перебраться, искренне веря, что мечты должны сбываться.
Первые два месяца я провел на берегах Сен-Мало в качестве стажера у одного малоприятного финансиста и с нетерпением ждал, когда меня переведут в Париж, в контору, занимающуюся налаживанием связей по всей Европе.
Регулярно, раз в неделю, я посылал письма в Лондон, которые были адресованы моей невесте Камиле. Она сурово верила в процветание Европы, и в то, что я небесными силами улучшу благосостояние нашей молодой семьи. Камила, как современная девушка думала, что мой успех в большей степени зависел от нее. А точнее от ее отца, ведь именно он помог мне обустроиться во Франции и наладить связи со всевозможными буржуа. Порой мне было горестно осознавать, что своему успешному старту я полностью обязан именно ее семье. Но в моих планах было возместить все, когда мы поженимся. Я каждый день благодарил судьбу за то, что она подарила мне этих прагматичных людей.
С Камилой я познакомился тогда, когда она была еще студенткой. Хоть я и был старше на три года, но это никак не мешало нам отлично понимать друг друга. Камила ни разу не упрекнула меня в моем образе жизни, и тем более, никогда не давала понять, что я чем-то хуже нее. Порой мне, напротив, казалось, что она гораздо мудрее и опытней во многих вопросах. Возможно, этому поспособствовало ее консервативное воспитание. Но мне было ее не в чем уличить, как и ей меня.
Уже через месяц после знакомства я потерял голову, и мне казалось, что мы идеально подходим друг другу. Молодые, красивые, успешные мы были одержимы блестящим будущим, к которому стремились одинаково вместе. Мы были серьезны в своих намерениях. И если я прежде не мог и мечтать о таком, то со временем обрел уверенность в завтрашнем дне.
– Я буду скучать по тебе, – сказала она шепотом, не скрывая горечи расставания, когда мы прощались. – Не забывай обо мне ни на секундочку. Слышишь! Я буду приходить к тебе с рассветом каждый день, и согревать твое милое лицо и душу солнечными лучами. Ты должен так думать. По крайней мере, так я буду уверена, что ты будешь вспоминать обо мне. А когда ветер нежно подует тебе в спину, то ты закрой глаза и представь, будто бы это я тебя обнимаю. Представь! – уже не шепотом а, крича, отрывисто произносила она каждое слово. – Только представь как это романтично.
Эти слова въелись в мою память до того, что иногда казалось, словно Камила меня преследует. Но я был уверен, что люблю ее и преданно представлял ее образ с каждым рассветом. Я вспоминал ее всегда, где бы я ни был. Иногда это доходило до сумасшествия. И именно это и нравилось мне больше всего. Сама мысль о ней заставляла меня жить. Каждое ее слово отпечаталось в моем воспаленном мозгу, воспаленном от желания быть с ней. Она мастерски умела говорить о любви.
Разлуку с Камилой я переживал менее болезненно, чем она. Она мечтала поскорей перебраться во Францию и совместно накопить капитал, чтобы лет через десять купить домик где-нибудь на побережье Марселя. Ее всегда манило ласковое Средиземное море, словно это место сбывшейся мечты. «Мы будем вместе путешествовать по миру до последнего фунта», – сказала она, когда мы в очередной раз разговаривали по телефону.
Я часто твердил ей, что надо быть рассудительной, но она и слушать меня не хотела, отвергая любые соображения по поводу лишнего сэкономленного цента. Камила привыкла к роскоши с детства, но не к такой роскоши, которую принято считать как должное. Она предпочитала богатство как материальное, так и духовное.
Отец ее Джон был по натуре мужчиной не слишком суровым, я бы даже сказал предсказуемым и слегка чопорным. Он снисходительно относился ко мне, наблюдая во мне стремительный потенциал. Что касается матери, то она оставила Камилу, когда та была еще подростком, и переехала жить в Австралию. С тех пор она только изредка звонила, чтобы напомнить о себе. Джон так и не решился жениться, тем самым, лишив дочь материнского воспитания. У него, конечно, были романы с разными женщинами, но все они не заканчивались ничем серьезным.
Джон много работал и успешно проворачивал операции с ценными бумагами. Когда я впервые познакомился с ним, то понял, что никогда бы не хотел быть таким как он. Джон хоть и имел особый вес в обществе, но в жизненных вопросах слишком бестактно вел себя с остальными и как типичный консерватор, яро верил в свои убеждения. Он хоть и не был снобом, но был очень близок к образу жизни таких людей, которые готовы глотку перегрызть из-за денег. Его туманное прошлое еще более отягощало мое впечатление о нем. Мне никогда не был понятен тот факт, как импульсивная Камила могла быть его дочерью. Они были настолько разными, что казались полными противоположностями.
Общение Камилы с моими родителями проходило сравнительно благополучно. Главным образом из-за редкости встреч. Мой отец вел себя с ней очень галантно, а мать всегда была услужлива. Им хотелось ее баловать, и Камила принимала такое отношение, как должное. Она не выказывала ни особой радости, ни благодарности. Поначалу мне тоже казалось вполне естественным, что мои родители окружают ее излишним вниманием и заботой. Иное их поведение меня бы обидело. В дальнейшем, однако, моя позиция в этом вопросе несколько изменилась.
Что касается моей матери Хлои, то она родила меня рано, когда еще совсем не была готова к этому. А вот отец мой Джефри порядком старше ее, и потому ему часто приходилось параллельно моему воспитанию, заниматься еще и воспитанием жены. Я был старшим сыном в семье. Два моих младших брата Том и Луиджи больше похожи на мать, в то время, как я – на отца, что ему доставляло особое удовольствие. Братья мои получили образование в Оксфорде на юридическом факультете. Я же из-за личных убеждений выбрал специальность экономика. К этому меня побудил чрезмерный интерес к основам политики в старших классах. Мой преподаватель Джонатан разглядел во мне особые способности и помог поступить в Кембридж. За что я ему впоследствии был очень благодарен.
С тех пор прошло много времени. Мой опыт возрос в несколько раз. Я мог бы стать ведущим экономистом в любой фирме, но меня манили более глобальные исследовательские задачи. Особенно по вкусу такие амбиции приходились Камиле, которая то и дело с нетерпением предвкушала мой карьерный рост.