Страница 3 из 34
Каждый день ему, Понсу, приходилось ещё и трудиться, исполнять мелкие хозяйственные поручения: то перебирать фрукты, сортируя от гнилых, а то семена для нового урожая пшеницы. От утомительной работы он быстро уставал. Его мозг не выдерживал однообразных тупых занятий. И он начинал клевать носом. Его голова сама собой падала ему на грудь. И он часто засыпал сидя… Пока кто-нибудь из его сверстников, трудившихся с ним рядом, заметив это, не толкал его в бок.
Изредка он видел своего отца, который стал казначеем монастыря и наезжал теперь по делам экономии к аббату. Но эти встречи, мимолётные, проходили сухо, натянуто, безрадостно для них обоих. Оба они чувствовали фальшь в отношениях между ними. Отец считал себя виноватым в том, что спровадил его сюда, а Понс догадывался, что от него, лишнего, избавились его семейные. Только один раз отец с чего-то растрогался, рассказал ему, как служил в молодые годы гвардейцем в Париже, и там у него был друг юности, вместе с которым он устраивал разные проделки, а то они попадали в забавные приключения, ещё при короле Франциске I[1].
Прошло шесть лет. И жизнь в монастыре, скучную и сонную, разбудило на несколько дней появление на небе косматой звезды. Случилось это осенью, в октябре 1549 года. Сначала она появилась слабым малозаметным пятном на ночном небе, в южной стороне. Затем день ото дня она стала увеличиваться, становилась всё ярче и ярче…
И они, монахи, с наступлением вечера залезали на стены монастыря, думая, что от этого будут ближе к ней, и лучше рассмотрят её.
Взирая с восторгом и в то же время со страхом на косматое чудище, они простаивали подолгу на стене, куда залезали и пожилые монахи, уже состарившиеся здесь, в монастыре. И там, на стене, они торчали, пока их не сгонял оттуда старый аббат Арменгауд, грозясь, что завтра поднимет их ещё до зари на работу в поле.
Между тем у звезды появился хвост, начал удлиняться, расцветать и закручиваться, становился похожим на кривой турецкий ятаган.
– Турки придут! – испуганно вскрикнул кто-то в один из таких вечеров, распознав в ней знакомый меч врага всех христиан.
На стене зашумели… Кто-то из монахов скатился со стены и, втянув в плечи голову, дал тягу к винному погребу, чтобы напиться и спрятаться там… За ним побежали остальные…
Несколько ночей на стене никто не появлялся. Осмелев, видя, что хвостатая звезда никуда не исчезла, ничего не делает дурного и турки тоже не пришли, все снова полезли на стену.
– Папа Павел III[2] умрёт, – сказал как-то в один из вечеров монах с худыми подтянутыми скулами, «Чахоточный», уже не жилец, как говорили о нём другие монахи.
И снова на стене зашумели. На этот раз никто не испугался. Папы умирали часто, и ничего не менялось…
Что случилось с папой, Понс не знал. Но папа Павел III действительно умер через месяц, десятого ноября, после того как исчезла с ночного неба хвостатая звезда. «Чахоточный» тоже не пережил эту звезду. Его не стало через неделю после её исчезновения, когда она ушла куда-то в бездну бесконечности.
С того времени у Понса закралось подозрение, что в явлении хвостатой звезды что-то есть, поскольку она унесла с собой и папу, и «Чахоточного»… «Грешники!» – решил он… О том, что «Чахоточный» – грешник, он знал точно, так как тот не раз воровал вино из погреба, поскольку видел это собственными глазами… С папой было сложнее. О нём он ничего не знал, не знал – ворует тот или нет… Но про пап его и Рони просветил всё тот же «Чахоточный».
– В малолетстве, вот в таком же возрасте, как ты, я тоже остался сиротой, – показал «Чахоточный» на него, на Понса. – И попал я в приют августинского монастыря Святого Марка, в Италии. Там в то время настоятелем монастыря был Савонарола[3]!..
Он выразительно показал взглядом на пустую чарку.
И Рони налил ему вина. На этот раз вино своровал он из монастырского погреба для «Чахоточного», которого он и Понс поили по очереди.
«Чахоточный» выпил вино, протянул пустую чарку Рони, и тот наполнил её снова.
Отпив теперь всего пару глотков, он отставил чарку в сторону.
– Его потом сожгли на костре… – печальным голосом произнёс он, немощный, уже не способный даже на злость.
– За что?! – вырвалось у Рони…
Понс невольно дёрнулся от его крика, настроенный было внимательно слушать историю Савонаролы, еретика, о котором запрещал говорить старый аббат Арменгауд.
А «Чахоточный» стал рассказывать о проповедях Савонаролы, о его обличении папы Александра VI[4], ведущего неправедную жизнь. Его проповеди он слушал не раз, будучи ещё юнцом-послушником в том же монастыре Святого Марка.
Вспоминая Савонаролу, о котором по таким монастырям, как их, ходили всякие легенды, рассказывая им, монахам, о том, что слышал от самого Савонаролы, «Чахоточный» возбуждался сильнее, чем от крепкого вина…
Он глотнул ещё вина, под глазами у него пошли жёлтые круги.
– Казнили его, а через пять лет и сам папа Александр помер… Странно помер… Говорят, отравили… Тело раздулось, стало чёрное, безобразное… В Риме папу ненавидели… Гроб для него сделали узким, тесным. Говорят, столяры смастерили специально таким… А носильщики, положив тело в гроб, покрыли его стареньким покрывалом, затем вбили покойника кулаками в тесный гроб, помяли тиару[5]… Не было ни свечей, ни лампадки, никого из священников! И тех, своих-то, достал он здорово… Таков раб рабов божьих… Хи-хи! – хихикнул он. – Рим без святости… Это языческий город…
Он прерывисто задышал, остановился, и что-то отвратительно забулькало внутри у него…
Это, что говорил «Чахоточный», была ужасная ересь. Понс это понимал. Но от этого, от запретного, огнём вскипала в жилах кровь. И после такого очередного общения с «Чахоточным», который так смело говорил о папах, он не мог уснуть до самого утра. И у него постепенно зрела мысль, что отсюда, из монастыря, надо бежать.
И этим он поделился с Рони.
– Зачем здесь оставаться? – спросил он его, хотя и не ожидал ответа. – Чтобы вот так, шёпотом, говорить что-то еретическое, и загнуться как «Чахоточный»!..
И он, мучаясь, не зная ещё по малолетству ничего о жизни, видел для себя спасение от серого существования в монастыре только на службе у короля, в тех же гвардейцах.
Рассказал «Чахоточный» Понсу и другим юным послушникам и о Леонардо да Винчи[6].
– Великий художник был! – просипел он…
Он уже не выходил из своей кельи. Изредка к нему наведывался старый аббат Арменгауд. Посидев у его ложа, он что-то бурчал себе под нос и уходил.
Понс же приходил к «Чахоточному» после аббата, зная, что в этот день тот уже не придёт второй раз к умирающему. И там он оставался надолго. С собой он приносил вина. Его он воровал в винном погребе, этому научил его «Чахоточный». И тот, глотнув бодрящей влаги, оживал на некоторое время: его глаза блестели, обострялись мысли, чувства, и он рассказывал, рассказывал ему о жизни в монастырях, о проповедниках, о папах… А Понс слушал… Заметив, что «Чахоточный» начинал клевать носом, он подливал ему в чарку вина. И тот снова оживал.
Прошло ещё два года. Наступило лето 1551 года.
Ночь, тёмная, жаркая. Стройный и высокий ростом, худощавого сложения юноша ловко вскарабкался, как кошка, на стену монастыря. Горячая, после знойного дня, она обжигала.
В этой стене, в этом монастыре, Понс знал каждый камень, каждую складку и щель. Ежедневный крестьянский труд благотворно сказался на нём. Из болезненного вида, слабого телом мальчика, хиляка, как называли его когда-то старшие братья, Оже и Этьен, он превратился в мускулистого и сильного.
1
Франциск I (1494–1547) – французский король с 1515 г.
2
Павел III (в миру Александр Фарнезе) (1468–1549) – папа римский с 1534 г.
3
Савонарола Джироламо (1452–1498) – итальянский религиозный проповедник и реформатор эпохи Возрождения.
4
Александр VI (Родриго Борджа, 1431–1503) – римский папа с 1492 г.
5
Тиара – головной убор папы римского, имеющий вид тройной короны.
6
Леонардо да Винчи – итальянский художник, учёный, инженер и философ.