Страница 6 из 41
Лапин приосанился, простился со страхом и обидой.
– Если приказываете…
Комиссар поправил:
– Просим.
Лапин расстегнул пальто, снял шляпу, поискал, куда бы ее положить и оставил в руке.
– Извольте, если это интересно. Названное полотно принадлежит кисти несравненного испанского живописца, портретиста XVII века Родригеса де Сильва Веласкеса. Первую четверть века работал в Севилье, писал сцены из народной жизни – по-испански «бодегонес», в том числе – «Завтрак». Несмотря на молодость автора, полотно отличается сложной композицией, художник сумел проникнуть в характеры изображенных персонажей. Ему присущи чувство гармонии, тонкость и насыщенность колорита. Вначале написал большое полотно, затем повторил его в малом, сложным путем попавшим в нашу страну. Еще Поль Гоген назвал кисть Веласкеса…
Ятманов понял, что искусствовед сел на любимого конька, может долго рассказывать, и перебил:
– Что изображено на картине?
– Пересказывать живопись, как и музыку, бесполезно. Художник изобразил трех испанцев за столом с яствами в таверне. У старика тщательно выписаны мудрые глаза, выразительные лица и у двух других. В красках, освещении присутствуют сдержанность, лаконизм. С годами картина поменяла несколько стран и хозяев.
Ятманов поблагодарил и разбудил красногвардейцев, которые со сна стали тереть глаза.
– Магуру представлять не буду, а это Надя Шапоренко и Иван Никитин, в комиссариате с первого дня его организации. Маловато нас, но каждый стоит троих – я не о себе, а о товарищах. Есть установка незамедлительно взять под охрану «Завтрак», получить от хозяев обязательство сохранить картину. Просим помочь не совершить ошибок, чтобы не принять подделку за оригинал – работаем пока точно на ощупь, делаем первые шаги, оступаемся. Как справитесь с делом, товарищи сразу проводят домой.
– Но я… но мне… – замялся Лапин.
Комиссар успокоил:
– Работы на час, от силы на два.
Лапин пошевелил губами, собрал на лбу морщины, подумал, что грешно не воспользоваться представившейся возможностью хотя бы временно вернуться к любимой деятельности, по которой успел изрядно соскучиться.
– Я готов, весь в вашем распоряжении.
С излишней поспешностью, словно комиссар мог передумать, застегнул пальто на все пуговицы, нахлобучил на голову шляпу, замотал шею шарфом.
Заявление Комиссариата по охране музеев и художественных ценностей:
Товарищи петроградцы!
Мы убедительно просим всех граждан приложить усилия к разысканию по возможности всех предметов, похищенных из Зимнего дворца в ночь с 25 на 26 октября и к возвращению их коменданту Зимнего дворца.
Скупщики краденых вещей, а также антиквариата, у которых найдут похищенные предметы, будут привлечены к законной ответственности и понесут строгое наказание.
Письмо в Совнарком графа С. Шереметьева:
Спешу выразить благодарность комиссии за заботу о Кусково. Я бы был очень рад, если комиссия, художники С. Ю. Жуковский, В. Н. Машков нашли возможность посетить Кусково и ознакомиться с теми ценностями, которые там хранились. До сего времени в Кусково все благополучно, и распространившиеся сведения о расхищении не соответствуют действительности.
Шквальный ветер с Балтики гнал по небу рваные тучи, вспенивал в каналах воду, на крыши домов, мостовую ложился снег и тут же таял.
Лапин чувствовал себя словно на кафедре перед внемлющей аудиторией и продолжал просвещать троих, с кем свела судьба, приходилось бодрствовать:
– Наиболее значимая в столице коллекция произведений искусств собрана за многие годы в Императорской галерее, начало которой положила вполне образованная Екатерина II. Следуя версальской моде, желая перещеголять других королей, ошеломить зарубежных гостей, императрица выделяла колоссальные суммы для закупки ценных картин, скульптур, бронзы. Кстати, Эрмитаж, творение архитекторов Растрелли, Кваренги, был предназначен изначально не для проведения балов, великосветских приемов, а именно для выставок. Слово «Эрмитаж» означает «пустынное убежище», что не соответствует истине – все знают, как много хранится в стенах дворцового ансамбля. По приказу первой дамы Российской империи послы приобретали где только могли наиболее значимое, позже коллекцию пополняли другие цари, музей богател на зависть монархам Европы… Солдат Никитин перебил:
– Заслушался, складно рассказываете. Имею интерес: сколько стоит картина, за которой идем?
Лапин опешил: «Боже, он ничего не понял! Считал, что имею дело с более-менее культурными, а для них имена Веласкеса, Репина, Крамского пустой звук!»
– К вашему сведению, милостивый государь, истинное искусство не поддается оценке в рублях. Творения великих живописцев – дороже золота!
Магура собрался приструнить обидевшего искусствоведа Никитина, но в разговор вступила Надя Шапоренко:
– Не знала, что все меряешь рублем. Про другое спросил бы – к чему революции этот самый Веласкес, будто других дел нет. Нынче чуть ли не за каждым углом контрики, готовы задушить на корню Советы, всадить нож в спину, а нас ни свет ни заря посылают спасать какую-то картину! Кому она нужна?
Лапин не мог простить подобное утверждение, вытянул из воротника голову:
– Глубоко ошибаетесь, барышня! Веласкес с мировой культурой необходим, чтобы человечество не скатилось до питекантропов, не взяло дубинки и не пошло с ними на мамонтов! Веласкес будет нужен и вашим детям с внуками. Когда в назначенный Всевышним срок закончим свое земное существование, Веласкес продолжит радовать потомков, делать их мудрее, честнее, благороднее. Замечу, что хотя Веласкес был придворным живописцем, его творчество близко демократической Испании, он изобразил не придворную знать, а простых жителей Пиренейского полуострова, ремесленников!
Доводы не убедили Надю.
– У революции дел невпроворот, а нас погнали за картиной, будто ничего нет важней.
Магура решил прекратить пререкания, поставить точку в разговоре:
– Со всякими контриками само собой будем бороться. Что до искусства, то после полной победы революции, упрочения Советов поведешь детишек в музей. Так и так, скажешь, любуйтесь картинами, которые прежде радовали одних буржуев. Трудовой народ, кого держали за рабов, завоевал полное право стать культурным, образованным.
Матрос, как умел, убеждал девушку и думал, что напрасно ее включили в патруль, во-первых, малолетка, нет и семнадцати, во-вторых, революция – сугубо мужское дело.
Ветер кружил под ногами обрывки газет, листовок. Не горел ни один фонарь, окна домов плотно закрывали ставни, шторы, сквозь которые не проникал свет. Питер, казалось, обезлюдел, лишь четверо шагали по мостовой. Магура достал полученный у комиссара листок, сверил указанный адрес с табличкой на углу улицы.
– Где-то рядом Преображенская, жаль, спросить некого.
– Спросите меня, – предложил Лапин. – Приду на помощь с радостью. Горжусь званием коренного петербуржца, в городе выросли родители, деды и бабки. За прожитые годы изучил все районы, даже проходные дворы. Нужная вам Преображенская в следующем квартале.
– И я по рождению тутошний, но спроси, где какая улица с домом, не отвечу, – признался Никитин. – Как появился на божий свет, сразу увезли в деревню под Псков, там на ноги встал, оттуда в армию забрили, еще… – на полуслове солдат осекся. Сорвал с плеча винтовку, передернул затвор: – Вылазь, да живо, не то схлопочешь пулю! У меня стрельнуть не задержится, мигом отправлю к праотцам!
Дуло трехлинейки уперлось в стиральную доску, за которой у стены сидела на корточках девчушка лет десяти.
– Тю! – присвистнул Никитин. – Думал, контра хоронится, а это пигалица.
Шапоренко помогла девочке встать.
– Чья будешь?
Девочка не ожидала ничего доброго от незнакомцев, испуганно смотрела на винтовку.
– В услужении состою, барыне по хозяйству помогаю. Нас четверо, я, мамка и двое братишек, только они не помощники хлеб зарабатывать, еще пузыри пускают…