Страница 38 из 41
Искал и не находил ответа на вопрос, каким способом отдать штабс-капитану кисет с запиской, не переступая порог контрразведки.
Решение явилось неожиданно: «Как мог забыть про телефон? Он на то существует, чтобы разговаривать, не видя собеседника! Откуда позвонить? Из аптеки нельзя, там постоянно народ, услышат, с кем связываюсь, что говорю…»
Вспомнил о любовнице: «У Настюхи, точнее, у ее хозяев, телефон с давних пор. Большевики не забрали – врач нужен и красным, вряд ли конфисковали беляки, и им врач необходим».
Прибавил шаг. Проходными дворами дошел до двухэтажного особняка, где на первом этаже практиковал известный в Царицыне доктор Кацнельсон, второй этаж занимала семья врача.
У нужного подъезда оглянулся по сторонам, успокоился, не увидев слежки, покрутил ручку звонка. Юркнул в дом.
– Хозяева у себя?
– Арон Исакович уехал, а барыня в парикмахерской прихорашивается. Отчего долго не приходил?
– Сильно был занят.
В кабинете Никифоров снял с висящего на стене «Эриксона» трубку. Стоило услышать голос «телефонной барышни», заспешил:
– Контрразведку, что на Головинской! Срочно!
Дождавшись соединения, попросил позвать штабс-капитана Эрлиха. Ждать пришлось недолго. Услышав знакомый чуть хрипловатый голос, Никифоров сдержал участившееся дыхание:
– Здравия желаю! Никифоров на связи! Подарочек имею, для вас сильно дорогой.
– Что за подарок? – перебил Эрлих.
– Писулька подпольщиков. Шалагин наказал отвезти своим, передать рука в руку главному в ихней армии!
– Читали письмо?
– Как можно? В кисете оно.
– Где находитесь?
– У Настюхи, – выпалив, Никифоров поспешил поправить: – На Бутырской, в доме доктора Кацнельсона.
– Ступайте немедленно к себе, за подарком пришлю знакомого вам поручика.
Трубка онемела. Никифоров еще подержал ее, затем повесил на аппарат.
– Не желаешь ли отведать ликерчика? – спросила служанка. – Ух и сладкий.
В иное время и в отсутствие доктора с женой Никифоров непременно осушил бы рюмку-другую, закусил осетриной, полюбезничал с девушкой, но в этот раз он чмокнул девушку в щеку и вышел из дома. Пересек площадь с чахлым сквером и поспешил в свой Зацарицынский район.
Начинало смеркаться, редкие фонари еще не горели, чему Никифоров радовался – в полумраке не определить, кто куда спешит.
«На соседей наплевать с высокой колокольни – пусть видят, что вернулся, а для Шалагина с Магурой я сейчас мчусь на всех парах в Камышин… Придут от штабс-капитана, отдам кисет, подожду, когда письмо перепишут и вернут – беляки хитры, меня под топор не поставят. Жаль, не сам штабс-капитан придет, не услышу похвалу. Соснуть не удастся, придется в депо бежать».
Улица была пустынна, лишь в конце ее заливалась лаем собачонка с обрубленным хвостом.
«Напрасно считал себя невезучим, видать, в сорочке родился. И перед подпольщиками остался безгрешным, и офицеры зауважали. Другой на моем месте сидел бы в тюряге на хлебе и воде или висел в петле, а я на свободе и заимел всесильных хозяев, не чета большевикам. Кисет с письмецом вроде пропуска в рай, но не в небесный, а земной».
Возле своего дома перешел на шаг. Свет в доме не стал зажигать. Снял туфли и лишь прошел на кухню, как за спиной отворилась входная дверь.
Никифоров обернулся и успокоился, увидев на вошедшем погоны.
– Скоры на подъем, ваше благородие. Кажись, только что телефонировал, а вы тут как тут, – достал кисет. – В табаке писулька, думаю, зашифрована, но не мне вас учить, как прочесть. Коль задача окажется сильно сложной, заграбастайте Шалагина, прижмите как следует, и расколется, выдаст шифр.
Никифоров протянул кисет, и внутри точно оборвалось – перед ним стоял не Грум-Гримайло, а незнакомый военный…
Вначале Магура не поверил собственным глазам – Никифоров, который должен быть на пути в Камышин, в крайнем случае в депо в поисках нужного состава, преспокойно шел по городу. Чекист верил в третьего в их тройке как самому себе, считал, что на Никифорова можно смело во всем положиться, и был несказанно удивлен, став свидетелем невыполнения приказа.
Магура перебрал несколько причин, которые заставили Никифорова отложить поездку, и ни на одной не остановился. Гадать не стал, решил все узнать из первых уст. Двинулся в отдалении за товарищем, проводил до дома, где принимал больных авторитетный в Царицыне доктор. «Прихворнул? Но этот доктор ему не по карману, он лечит только тех, у кого тугой кошелек, за прием берет дорого». Когда Никифоров вышел, вновь удивился, поняв, что тот свернул в свой район.
Над Царицыном опускался полумрак, в небе все явственней стал проявляться щербатый месяц – наступил комендантский час, когда без специального пропуска запрещено находиться на улице.
Чекиста подмывало догнать Никифорова, спросить, отчего не уехал, но что-то удерживало. Наконец Никифоров дошел до своего дома, скрылся в нем.
Магура не мог не похвалить: «Молодец, что не зажигает свет – не стоит соседям или прохожим узнавать, что хозяин вернулся… Вряд ли уляжется спать, забудет о задании, но если все же уснет, придется будить, напомнить о приказе…»
Что-либо еще решить чекист не успел – к дому подошел офицер.
«Пришел арестовывать? Или знакомый Никифорова? Тогда почему не доложил, что общается с врагом? А может, квартирует, встал на постой? Но тогда бы мы перенесли явку». Вопросов было много, но ни на один не находился ответ.
Прошло не больше пары минут, как офицер покинул дом. За калиткой ребром ладони поправил козырек фуражки и широким шагом двинулся по улице.
Чекист пересек улицу, вошел во двор, отворил входную дверь. Осторожно ступая, прошел в большую комнату и в бледном свете заглядывающего в окна месяца увидел распростертого человека, сжимающего онемевшими пальцами край домотканого половика.
Магура достал коробок, зажег спичку и узнал Никифорова. В остекленевшем взгляде хозяина дома застыло неподдельное удивление. Посиневшие губы полуоткрыты, точно Никифоров пытался, но не успел сказать нечто важное.
Разбираться, по какой причине погиб товарищ, кто убил, было недосуг, следовало спасать донесение. Магура выгреб из карманов убитого горсть монет, жестяную коробку леденцов, бумажник, пачку папирос. Кисета не было. Не хотелось думать, что шифровка попала к врагам, может привести их к Альту, который действует в штабе Кавказской армии. «Альта нельзя ставить под удар!»
Еще раз более тщательно обыскал карманы Никифорова, но кроме носового платка ничего не нашел. Занятый обыском не услышал за спиной шагов. Сильный удар в затылок положил Магуру рядом с Никифоровым.
Сознание вернулось не сразу.
Первое, что увидел чекист, придя в себя, были двое с погонами на гимнастерке и френче, услышал диалог:
– Не беспокойтесь, господин поручик, живехонек краснопузый, не окочурился. Коль посильнее шарахнул бы по кумполу, сейчас пришлось служить заупокойную службу.
– Если бы убил, разжаловали в рядовые. Он нужен живым для дачи показаний. Когда очухается?
– Уже зыркает глазищами.
– Что со вторым?
– Этот укокошен, но не мной.
– Кем? Наш агент, помог бы в следствии.
– Теперь не дождетесь и слова.
– Повторяю: кто убил нашего агента?
– Только не тот, что остался живехонек. Убитый застрелен, а в револьвере второго ни один патрон не израсходован.
– Но наш агент не зарезан, не задушен, а именно застрелен!
– Выходит, убил кто-то другой. Когда оклемается, спросите со всей строгостью. Поручите мне допрос вести, у меня живо заговорит.
– Считаешь, что курок спустил не он?
– Поклясться в этом могу.
– Запах пороха не выветрился, значит, стреляли незадолго перед нашим приходом.
– Это точно. Приди чуток пораньше, и не было бы трупа, убивца поймали живехоньким.
Что они еще говорили, Магура не слышал – чекист снова потерял сознание.
Рапорт Г-ну полковнику Секринскому
Имею честь доложить, что после того, как наш агент телефонировал о получении донесения и приказе доставить его за линию фронта, к нему был послан поручик Грум-Гримайло с урядником Ярмаковичем. Прибыв по указанному адресу, названные лица обнаружили агента застреленным, а также неизвестное лицо, имевшее паспорт на имя Ивана Пушкарева, револьвер системы наган с полным барабаном патронов.
Труп агента отправлен в мертвецкую лазарета, арестованный препровожден во внутреннюю тюрьму контрразведки. Штабс-капитан Эрлих