Страница 10 из 41
Красногвардейцы и искусствовед двинулись в Смольный, не ведая, что в эти часы в Пскове Керенский настойчиво требует от генерала Черемислова немедленно, не дожидаясь наступления нового дня двинуть верные Временному правительству войска на столицу; в городской думе на экстренном совещании для подавления беспорядков Союзом банковских служащих, Союзом Георгиевских кавалеров создан Комитет спасения Родины и революции; в ряде военных училищ готовят захват телеграфной станции, освобождение членов Временного правительства, собираются брать штурмом Петропавловскую тюрьму; в Гатчине конный корпус атамана Краснова намеревается идти на Петроград, чтобы огнем и мечом подавить вторую революцию.
Свергнутый министр-председатель после Отечественной войны разоткровенничался в мемуарах[9]:
Мы были абсолютно уверены, что паралич, охвативший демократический Петроград, будет преодолен, как только все поймут, что заговор Ленина – это не плод какого-то недоразумения, а предательский удар, полностью отдающий Россию на милость немцам…
К написанному Керенский сделал комментарий:
Иностранцы не без легкого смущения иногда задают мне вопрос: правда ли, что я покинул Зимний дворец в одеянии медсестры? Эта
чудовищная история до сего дня предлагается читателю в Советском Союзе, в большинстве учебников истории вновь повторяется ложь о том, будто я спасался бегством, напялив на себя дамскую юбку, все это делается, чтобы дурачить людей… Мое появление на улицах охваченного восстанием города было столь неожиданным, что караулы не успевали отреагировать надлежащим образом. «Революционные» стражи вытягивались по стойке «смирно» и отдавали мне честь! Жизнь казалась мне невыносимой, я знал, что в ближайшее время Россию ожидают более страшные удары, ибо цели восстания – диктатура посредством сепаратного мирного договора с Германией – можно было добиться лишь безжалостным террором, разрушением армии, ликвидацией демократических структур, созданных Февральской революцией…
В предрассветный час, идя по пустынным улицам столицы, красногвардейцы и искусствовед не могли знать, что весь мир взволнован известием о свержении власти в России, приходом на смену новой неведомой силы. Мало кто верил, что Советы пришли надолго, тем более навсегда. В Британском «Форин Оффис» заранее подготовили сообщение для печати о полном крахе советской власти, признании цивилизованными государствами правительства во главе с генералом Калединым[10], освобождении и возвращении в Зимний дворец членов свергнутого Временного правительства.
Трое с полотном Веласкеса и другими картинами спешили доложить в комиссариате о выполнении задания.
Из выступления Ф. Дзержинского:
Силы противника организуются. Контрреволюционеры действуют не только в Петрограде, в самом сердце нашем, но и во всей стране.
Теперь борьба грудь с грудью, борьба не на жизнь, а на смерть.
То и дело отстающий от патруля и вынужденный догонять его Лапин взмолился:
– Не спешите, ради бога! Я не поспеваю. Позвольте чуть перевести дыхание.
Искусствовед дышал учащенно, точно немало пробежал, и Магуре стало жаль человека в летах, проведшего бессонную ночь. Миновав мост, под которым горбилась свинцовая вода, свернули в первую на пути подворотню.
Лапин прислонил к стене свернутый трубкой холст, дыханием стал отогревать руки. Никитин приставил к Веласкесу картины, посоветовал искусствоведу:
– Уши хорошенько потрите, не то без них останетесь.
Магура добавил:
– От стены держитесь подальше, холодом от стен веет.
Матрос достал горбушку хлеба, расстелил на валяющемся ящике платок, ножом разрезал хлеб на три равные части.
– Утолим чуть голод, заморим червячка.
– Слух имеется, будто урежут пайки, – грустно изрек Никитин. – А на спасенной картине завтракают без пайков – с фруктами. И спиртного столько, что троим не выпить.
Солдат выбил кресалом искру, подпалил фитиль, с удовольствием затянулся дымком. Обернулся и чуть не выронил козью ножку – у стены лежали три картины в рамах, холста Веласкеса не было.
– Да как это… – Никитин замешкался. Придя в себя, выскочил на улицу, попав в круговерть снежной крупы. За солдатом бросился матрос. Впереди к мосту бежал человек в офицерском кителе.
– Стой!
Окрик подстегнул Эрлиха. На перекрестке он заметался, не зная какой выбрать путь, обернулся и внутренне сжался – преследующий солдат поднял винтовку на изготовку, готовясь нажать курок.
Сигизмунд непроизвольно, желая уберечься от пули, поднял холст, тот развернулся, и Магура с Никитиным вновь увидели за столом харчевни трех испанцев.
– Не стрелять, картину попортишь! – предостерег солдата матрос.
Солдат с нескрываемым сожалением опустил винтовку. И тут из-за холста грохнул выстрел.
Никитин выронил винтовку, обмяк, свалился на мостовую.
Эрлих стрелял бы еще, на этот раз в матроса, но в револьвере заклинило патрон, пришлось бросить ставшее бесполезным оружие, а с ним холст, который мешал бежать, и скрыться в одной из улиц.
Догонять его Магуре не было смысла, следовало помочь товарищу. Матрос присел подле Никитина, на губах которого застыла улыбка, а широко распахнутые глаза, не мигая, уставились в нависшее над Петроградом хмурое небо.
Когда командир красногвардейского патруля вернулся в подворотню, Лапин с ужасом уставился на оставшуюся без хозяина винтовку.
– Сдадим картины, провожу вас домой и вернусь, чтоб доставить погибшего на братское кладбище. Предадим земле со всеми положенными почестями. Не прощу себе, что не спросил, как звали, все Никитин да Никитин, – пожаловался Магура.
– Не надо меня провожать! – потребовал пришедший в себя Лапин. – Надеюсь еще быть полезным комиссариату. – Он забрал у Магуры холст, и они двинулись навстречу далекому рассвету, который прятался за громадами домов.
Воззвание Исполнительного комитета Совета рабочих и крестьянских депутатов:
Граждане!
Старые хозяева ушли. После них осталось огромное наследие. Теперь оно принадлежит народу. Берегите картины, статуи, здания – это воплощение духовной силы вашей и предков ваших. Искусство – это то прекрасное, что талантливые люди умели создать даже под гнетом деспотизма. Не трогайте ни одного камня, охраняйте памятники, здания, старые вещи, документы. Все это наша история, наша гордость.
Джон Рид[11], корреспондент американской газеты «Мессиз», журнала «Либерейтор»:
Около половины пропавших вещей удалось разыскать, причем кое-что было обнаружено в багаже иностранцев, уезжающих из России. На совещании художников и археологов, собранных по инициативе Смольного, была выбрана комиссия для инвентаризации вещей Зимнего дворца, на которую были возложены все функции, связанные с петроградскими художественными собраниями и государственными музеями.
Прошло полтора месяца, наступило 20 декабря (7 дек. ст. стиль) 1917 года.
За дни и ночи после переворота (он же революция) Магуре удавалось как следует выспаться лишь пару раз.
– Удивляюсь, на тебя глядя, – признался один из сотрудников комиссариата. – Как ни встречу, всегда бодр. Когда спишь?
– Когда выдаются свободные часы. А с сонливостью борюсь простым способом – натираю лицо снегом, – признался Николай.
– Тогда спеши на Гороховую в дом два, где прежде обитало градоначальство, ждут тебя.
По указанному адресу в трехэтажном с полуподвалом здании матрос отыскал дверь с приколотым листком:
В.Ч.К.
Стоило переступить порог комнаты с обитыми шелком стенами, дубовой мебелью, громадным зеркалом, как навстречу шагнул Дзержинский, с кем Магура познакомился утром после штурма Зимнего. Феликс Эдмундович руководил подавлением заговора юнкеров, членов пресловутого «Союза русского народа» Пуришкевича, допрашивал плененного генерала Краснова, организовывал Наркомат внутренних дел. Как и Магура, он забыл про сон, отдых, отчего выглядел крайне усталым – воспаленные глаза запали, скулы обострились, выглядел старше своих лет. Поздоровавшись с матросом, предложил согреться заваренным сушеной морковью кипятком.
9
Керенский А. Ф. Россия в историческом повороте. Лондон, 1966. Бывший министр, верховный главнокомандующий с фальшивым паспортом отбыл в Финляндию. В Берлине издавал газету «Дни», в Отечественную войну находился в США, пожелал Германии поражения, России обновления. Скончался в Нью-Йорке 11 июня 1970 г. на 89-м году жизни. Похоронен в Лондоне на неизвестном кладбище, в безымянной могиле (сыновья опасались, что над захоронением надругаются).
10
Каледин А. М., атаман. Возглавил на юге мятеж. Узнав о поражении частей Добровольческой армии, сложил полномочия командующего, распустил правительство и застрелился 28 января 1918 г. в Новочеркасске. Позже появилась фальшивая предсмертная записка, где говорилось: «Отказываюсь от мысли разбить большевиков, призываю не вести на бойню моих милых казаков».
11
Рид Д., публицист, участник штурма Зимнего. Работал в отделе пропаганды ВЦИК, издал книгу «Десять дней, которые потрясли мир» (1919). Умер в Москве в 1920 г. Похоронен в Кремлевской стене.