Страница 48 из 55
Первым делом я перенёс из цирка Лейбаграда в самбадром Рио огромную клетку. Да-да, это было первое имущество, похищенное у Мегасоца. Как выяснилось, Запад совершенно разучился мучить животных.
Ни одной приличной клетки!
Пришлось грабить своих.
Потом я по очереди «выдёргивал» из постелей каких-то людей, очень похожих на обитателей первых страниц газет и журналов. Я переносил их прямиком на арену, где всё ещё пели и плясали, били барабаны и толпа заходилась в овациях… нет, не сильным мира сего, а девицам, едва прикрытым перьями и клочками материи.
Зрители ещё не поняли, куда надо смотреть.
Впрочем, когда в клетке собралось два десятка человек, музыка стихла. Сперва прекратилось пение, потом барабаны. Рукоплескания тоже стихли. Зато от вспышек фотоаппаратов начало рябить в глазах. Ещё минута! Сорок секунд. Двадцать… Всё! Принимайте шоу, как просили.
Я вернул в камень свой флот и перенёсся в Эрмитаж, на кухню, к телевизору. Вставил в гнездо флешку и лихорадочно листал программы… вот же пакость! Когда нужно, чёрта с два найдёшь нужный канал.
— Помочь? — спросил Александр.
— Не спите? — удивился я.
— Вас жду, — просто ответил он. — Ищете новости?
— Карнавал в Рио. И запись включите, пожалуйста. Мне нужно всё записать на флешку.
Я уступил ему пульт и уселся за стол, в предвкушении шоу. И не ошибся. Трибуны неистовствовали. Никакой музыки, никаких танцев. И напрасно репортёр что-то кричал в микрофон, — переорать беснующуюся публику он не мог. Камера переключилась на площадку самбадрома. Клетка только угадывалась. На ней висели люди. Дверь в клетку я обвязал цепями и закрыл на несколько замков. И все их сломал. В расчёте, что сперва попробуют открыть замки, и только потом возьмутся за болгарку.
— Что там происходит? — нахмурился Александр.
— Президентов привезли, — сказал я. — В клетке.
24. Шапка-невидимка
— Много? — деловито осведомился Никаноров, устраиваясь рядом.
— Только от Мегасоца — дюжина душ. Остальные скромнее. А как ваши исследования «живой воды»?
— Потрясающе, — сказал Александр и посмотрел на правую ладонь.
— Надеюсь, начинали с неглубоких порезов? — с беспокойством спросил я.
Он перевёл взгляд на меня, и я почувствовал его колебания.
— Смелее, Александр, — подбодрил я Никанорова. — Вы же едва сдерживаетесь, значит, время пришло.
— Святой водой из вашей ванной, — он ткнул скрюченным пальцем в сторону стены, за которой, как ему казалось, была ванная, — можно вылечить тысячу человек.
— Очень хорошо, — сказал я. — И что дальше?
— В каком смысле? Дальше — нужно лечить.
— Вы берётесь за это дело? Вы, лично? Стартовый капитал считайте неограниченным, но «святой воды» у вас меньше тонны. Берётесь организовать клинику? Реклама? Персонал? Бухгалтерия? Налоги? А ведь есть ещё дипломированная медицина, которая распнёт вас на кресте без анестезии. Вы уверены в своих силах?
Он смутился. Отвёл взгляд в сторону.
— И ванная с другой стороны, Александр. Вы сидите лицом ко входу, а не спиной. Но, конечно, не суть. Просто если вы не собираетесь заниматься широким внедрением «святой воды» в массы, то вам придётся выбирать: этих лечим, а этих нет. Как вы решите: кому жить, кому умереть? Кто больше заплатит? То есть всё сводится к деньгам?
Я видел, что ему нечего ответить, но добивать не стал. Тем более что суматоху самбадрома сменила «картинка» студии и симпатичной дикторши, которая с преувеличенным вниманием перебирала на столе бумаги.
— Кажется, сейчас будут пояснения.
— …пока нет официальных подтверждений, что люди, очень похожие на первых лиц Германии, Америки и Мегасоца, действительно ими являются. Тем не менее, Мегасоц уже выдвинул претензии к западной коалиции в провокации и посягательстве на суверенитет. Срочно созывается внеочередная сессия…
Мне стало скучно. Почему-то припомнилось первое занятие по рукомашеству. Когда я вышел на татами и приготовился к схватке, а сенсей через две секунды позвал следующего. После этой первой тренировки мне выдали видеозапись на лазерном диске. Я посмотрел и забыл. Но когда пересмотрел ту же запись на следующем курсе, понял значение первого урока: за две секунды противник обозначил три удара: один из которых, — локтем в висок, был бы смертельным, если бы он довёл движение до конца.
Сегодня я в роли сенсея: из кожи вон лезу, чтобы на шаг опережать противника. И вдруг выясняется, что он не просто далеко позади, я ушёл от него за горизонт.
— Вы меня совершенно не слушаете! — всплеснул руками Никаноров.
— Её я тоже не слушаю, — кивнул я на телевизор. — Впрочем, простите. Задумался. О чём вы говорили?
— Хочу показать вам фокус.
— Фокус?
— Почему-то так и думал, что на вас не произведут впечатления мои терапевтические изыскания. Но как вам понравится это?..
Я с ужасом уставился на культю его правой руки.
От локтя и ниже ничего не было. Совсем ничего.
С дурацкой ухмылкой клоуна, Никаноров левой рукой что-то нащупал в воздухе и резко дёрнул:
— Вуаля!
Правая рука вернулась на место.
— Соли святой воды не взаимодействуют с электромагнитным излучением. Я несколько раз вымочил полотенце и высушил его. Какой эффект, а? Готовый материал для плаща-невидимки! Что скажете?
— Что вы дурак, Никаноров, — в сердцах сказал я. — И фокусы у вас дурацкие!
— Вы просто завидуете, — с укором заметил он. — Обратите внимание, как работает сознание. Мозг сам достраивает фоновую картинку! Мы физически не можем увидеть «пустое» место!
— Избавьте меня от подобных экспериментов!
— С удовольствием. И для этого вам придётся пустить меня в свою пещеру.
— Придётся?
Он смутился:
— Это всего лишь одна из возможных демонстраций моей полезности. Но я не прошу, я — покупаю. За вами должок. Чемодан с деньгами…
Я осторожно кивнул. Как-то незаметно для себя я уже успел распорядиться его имуществом.
— Можете оставить его себе, — великодушно простил Никаноров. — Я передаю его вам в порядке оплаты аренды четырёх квадратных метров вашей пещеры. Возле стены и с выходом к «морю». Хочу изучать свойства камня и святой воды. Чемодана денег хватит?
Я поймал себя на мысли, что потерял всякий интерес к событиям на самбадроме. Сегодня история делалась здесь, на кухне второсортного пустующего отеля.
Но какой фрукт!
Неверно расценив моё молчание, Никаноров оставил фатовской тон.
Теперь он просил, даже умолял пустить его в камень:
— У меня тысяча проектов и миллион идей, Максим. Уверен, вы не представляете всех возможностей. Оставьте эти вопросы специалистам. А сами занимайтесь дрессировкой социума, — он кивнул на экран телевизора, где снова показывали клетку. — Мелочёвку оставьте мне, перед вами более глобальные задачи. С вашим посредничеством между человечеством и философским камнем, люди смогут выйти из тупика на дорогу. Что, если подобный симбиоз: человечество и камень, — изначально входил в проект Создателя?
Да, верно. До потрясающего фокуса с исчезнувшей рукой он действительно рассуждал о столбовой дороге, по которой человечество с помощью камня строевым шагом устремится к светлому будущему.
Меня не тронули его надежды.
Об асфальтированном проспекте к светлому будущему слышу с младенчества. И теперь у меня отношение к этим проспектам чересчур утилитарное: в случае войны здесь может сесть бомбардировщик или эта ВПП только для короткого разбега истребителей?
Но другое слово напомнило о важных пробелах в понимании происходящего…
— Кстати, о посредничестве, Александр, — с заученной непринуждённостью ключевого вопроса я вклинился в его проповедь. — Как вы нашли Крецика?
По его лицу было видно, с каким трудом он возвращается из своего светлого будущего в наше хмурое настоящее.
— Крецик? Кто такой Крецик?
— Борис Крецановский. Вы передавали ему фото.
— Нет! — он даже головой помотал для убедительности. — Я ничего ему не передавал. Он подошёл на переменке в Универе, сказал, что от нашей общей знакомой, и назначил встречу на утро в заводском кафе.