Щенок

– Алисонька, милая, – Альку стало подташнивать. Это случалось с ней, когда ей что-то очень сильно не нравилось, и она это что-то активно не принимала. То есть почти всегда. Наиболее остро эта физиологическая особенность проявлялась, когда Алька сталкивалась с нечестностью, притворством и увиливанием. Например, матери в жизни не прийдёт в голову в обычной ситуации обращаться к дочери подобным образом. Мама у неё вообще не очень-то ласковая, хотя добрая и любящая. А ещё она честная и открытая, Алька это знает абсолютно точно, и потому ей особенно неприятна эта приторно-демонстративная показуха, рассчитанная больше для посторонних ушей. К тому же Алька терпеть не может своего полного имени – Алиса, особенно, после того, как двоечник Костюченко в прошлом году при виде её тут же начинал противно-визгливым голосом декламировать перелицованный им стишок из детского мультика: «Жила на свете крыса по имени Алиса». Слава богу, что противный одноклассник, как и тот учебный год, остались в прошлом. Год просто закончился и Костюченко тоже. Его перевели в спортивный класс, чтобы он не портил успеваемость, а играл себе в свой дурацкий футбол и молчал в тряпочку.

– Ты ведь понимаешь, что собака – это живое существо? – интонация матери была как будто вопросительная, тем не менее, всем, в том числе и тёте Ане, было совершенно понятно, что никакого ответа не требуется. Алька знала, что такие вопросы называются риторическими, у неё по русскому языку и по литературе всегда были твёрдые пятёрки, в отличие от ненавистной математики, за которую Альку только ленивый не тыкал носом. Заступалась за Альку одна тётя Люба, мамина подруга, она так и говорила, когда мать жаловалась на полнейшую математическую тупость дочери: «Отстаньте вы от ребёнка, у девочки гуманитарный склад ума, сдалась ей триста лет ваша математика!» Алька слышала это своими ушами и тётя Люба стала ей нравиться ещё больше, хотя слово «гуманитарный» было и не очень понятно, но Алька догадывалась, что это нечто противоположное точным наукам, а значит, уже заранее для неё имеющее неоспоримое и стопроцентное преимущество. Когда тётя Люба увидела, что Алька опять вошла в кухню, она быстро потушила сигарету, изящно закинула ногу на ногу, и, как ни в чем, ни бывало, продолжила:

– Главное для женщины, что? – задала она риторический вопрос (одно время эти самые риторические вопросы Альку просто-напросто преследовали, попадаясь буквально на каждом шагу), – Правильно, – сказала тётя Люба, хотя ни мать, ни тем более, Алька ничего не отвечали, несмотря на то, что прекрасно знали, на что она намекает, – Главное для женщины – выйти удачно замуж. Тётя Люба подмигнула Альке, – Вот ты думаешь, как расшифровывается слово ВУЗ? – она засмеялась красивым грудным смехом, демонстрируя безупречные зубы, – Выйти Удачно Замуж! Вот так, поняла теперь? – спросила она презрительно фыркнувшую Альку, – А ты как думала? Честно говоря, Алька на эту тему вообще пока ничего не думала, а судя по тому, что сама тёть Люба недавно подала на развод, в тот вуз, который ею имелся в виду, она явно не попала.

–… собаку нельзя будет, как надоевшую игрушку выбросить, или положить в кладовку на верхнюю полку, – мать всё это время говорила, но всё так же, скорее для тёти Ани, чем для дочери, произнося слова нарочито уставшим, монотонным голосом. При этом её лицо с приклеенной улыбкой было застывшее и словно отяжелевшее, так что у Альки промелькнула мысль, что матери, наверное, трудно удерживать это выражение и что если она посидит с этой маской ещё некоторое время, то у неё может свести судорогой мышцы лица. И неизвестно ещё, к чему это приведёт. А что, и очень даже запросто. У Альки таких примеров сколько хочешь. Вот в конце третьей четверти у них был открытый урок по географии, так как учительница сдавала на разряд. И к ним пришли кроме их завуча и другой географички, ещё пять человек из департамента образования и даже, говорили, из министерства. Шесть женщин и один мужик, в очках и костюме торжественно прошли в конец класса мимо их бледной учительницы, которая неподвижно стояла у стола вот с такой же, как у матери, приклеенной улыбкой, и расселись на приготовленных заранее стульях. А вскоре после этого, их учительница попала в больницу и целый месяц у них география проводилась через пень-колоду, то совместно с «ашниками», то вообще не было, то вместо географии была сдвоенная математика (а это всегда приводило Альку в состояние близкое к ступору) или история, а то и вовсе классный час. Так вот, когда географичка всё-таки вышла, наконец, на работу, все заметили, что она изменилась и очень сильно. Похудела, и, как будто уменьшилась ростом. А ещё говорила медленно и тихо, иногда с трудом подбирая слова, будто всё время опасалась, что громкая, слишком быстрая или неосторожная фраза может причинить боль. Иногда Альке казалось, что учительница просто забывает не только специальные термины, но и самые обычные слова. Наверное, именно поэтому она в таких случаях отчаянно морщила лоб и, глядя на класс с виновато-растерянной улыбкой, кое-как заменяла утраченное понятие близким по значению. А ещё стало видно, что она очень пожилая. Хотя раньше этот факт так не бросался в глаза. Но самое главное, у неё что-то произошло с лицом. Взгляд стал тусклым, бегающим и невыразительным. А левый угол рта всегда был опущен вниз, как будто она постоянно чему-то горько усмехалась. Ирка Денисова, у которой мама работала в этой же школе медсестрой, и по этой причине она уже с первого класса любила продемонстрировать свою осведомлённость во врачебном деле и блеснуть чуть что знанием медицинской терминологии, гордо произнесла, прямо-таки смакуя каждое слово, что это последствия инсульта. Да, она прямо так и сообщила с важным видом в раздевалке после физкультуры, – Это, девочки, последствия инсульта. И потом ещё раз повторила тоже самое, но уже мальчишкам только, понятно, опустив обращение «девочки», когда Сашка Локтев и Тёма Никитин после урока географии отпустили какую-то гадкую шутку про съехавший набок училкин рот. Но Алька была уверена, что начало, которое привело к такому печальному результату, было положено тем самым звонком на её открытый урок, когда она стояла бледная с вымученной улыбкой у своего стола. Так что фальшивым радушием вкупе с приторно-ласковыми словами Альку не проведёшь. Однажды, когда они ещё учились в третьем классе, их учительница Галина Кирилловна опаздывала на первый урок и они, видимо, так расстроились все из-за этого обстоятельства, что их услышала даже завуч, находящаяся в другом конце коридора. Успокоив их немедленно одним только взглядом прищуренных, цепких глаз,она тихим голосом, который, однако, был прекрасно слышен на самой последней парте в дальнем углу кабинета, поинтересовалась, в чём дело. Бесхитростный и наивный Вовка Васильев радостно сообщил, что Галина Кирилловна не пришла. Завуч, немигающим взором уставилась сначала на него, а затем, оглядывая примолкший класс, велела им всем открыть учебники и читать следующий параграф. И вдобавок к этому, очень настоятельно посоветовала им сидеть тихо до получения следующих указаний и, поджав губы, вышла из класса. Ещё через десять минут в класс влетела красная, запыхавшаяся, своим маленьким ростом и коренастым прямоугольным сложением напоминающая тумбочку, Галина Кирилловна. Немного отдышавшись, она непривычно ласковым, и до отвращения елейным голосом, но отстранённо, как будто ответ её не так уж сильно и волнует, спросила, кто из них сказал, что её нет в школе. Алька, в этом смысле, отлично подкованная с раннего детства,благодаря пройденному полному циклу обучения и воспитанияв семье и в дошкольном учреждении, выполненному в лучших традициях советской педагогики, ещё до этого вопроса сразу поняла, две вещи, вернее, даже три. Номер один: их учительница и завуч встретились в школьном коридоре. Номер два: какой бы диалог не произошёл между ними, не стоит ждать ничего хорошего, если человек вдруг начинает разговаривать подобным голосом. Номер три: и совсем уж ни к чему высовываться, тем более, если конкретно к тебе не обращаются. Точка. Но простодушный дурачок Васильев, взметнул вверх свою правую руку и, размахивая ею, как стягом, полным энтузиазма голосом звонко выкрикнул: «Я!» Алька низко опустила голову над партой и зажмурилась, дальнейшая метаморфоза, которая тогда немедленно произошла с Галиной Кирилловной, была ей заранее известна.