Вернуть или вернуться?

К нашему возвращению он уже сидел во дворе, охая и причитая по поводу того, что телегу достать из грязи пока не получится, а другой нет, и товар возить не на чем. Сергей пообещал, что мы посмотрим на ту сломанную телегу, что стоит в каретной. Возможно, своими силами починим. Пока же предоставил отчёт о продаже фасованного табака.

– Баловство, – отмахнулся Ситников, не оценив наш труд.

Тут Павлина Конкордиевна позвала в дом, Маруська уже подала ужин. За всеми хлопотами днём мы так и не поели. Перекусили на бегу пирожками, потому приглашение на ужин восприняли с энтузиазмом.

– Ешьте, Сергей Павлович, ешьте, – подливала ему борща экономка, пересказывая при этом Ивану Григорьевичу сцену с соседкой.

Мы с Серёгой слушали эту интерпретацию событий с отвисшей челюстью. Выходило немного не так, как всё было на самом деле.

– А Сергей Павлович Фроське и говорит: «В ссылку тебя, в Сибирь, к каторжникам отправлю за порчу имущества, у меня все судьи знакомые, бумагу напишу, шоб впредь неповадно было».

Купец хлебал борщ, утирал бороду, усы и одобрительно мычал. К концу ужина уважения во взгляде Ивана Григорьевича прибавилось.

Кажется, жизнь налаживается, и всё не так плохо, как мне показалось в первые часы нашего попадания в это время.

Глава 5

По поводу табака и его упаковки Иван Григорьевич имел с нами беседу на следующий день. Просветил, что фасованный фабричный табак должен иметь акцизу. Наши поделки, мягко говоря, незаконны. Табачный бизнес – серьёзное дело, и занимаются им серьёзные люди. Тот табак, которым торгуют в лавке по тридцать копеек за фунт, привозят казаки из станиц. Он неправильно обработан, высушен кустарным способом, потому имеет плохое качество и низкую цену. Покупают его самые малообеспеченные слои горожан.

В городе есть своя табачная фабрика, выпускающая сигареты, которые продаются с акцизной маркой. Ну точно, как в наше время! Ничего не меняется в сфере бизнеса. И «серьёзные люди» и накостылять могут тем, кто сунется в эту монополию. В общем, купец рекомендовал в табачный бизнес не лезть, а заняться чем-то полезным.

Идею с побелкой лавки Иван Григорьевич одобрил. Маруська выдала нам полведра гашёной извести и метёлку. Вот с этим добром мы и заявились в лавку.

Побелили изнутри, навели порядок, вымели весь мусор. Затем отмыли полы, пересчитали товар, сравнили его с записями Ничипора. Недостачу по соли и гвоздям он велел искать в подвале дома. Мол, не всё перечисленное хранится в лавке. Впрочем, нас это пока мало волновало. Торговля в этот день велась вяло, и мы после уборки уселись перед лавкой, обсуждая, что ещё можно замутить в плане бизнеса в XIX веке.

– Попкорн продавать возле театра, – выдвинул Серёга очередную идею. – С кукурузой здесь проблем нет.

– Сколько мы на этом заработаем? – скривился я. – Даже если изымем у Маруськи нужную посуду, выход продукта грошовый. У американцев специальный аппарат был. И торговали попкорном в кинотеатрах.

– Тогда нужно клад искать, – хмыкнул Сергей. – Что ты о кладах помнишь?

– То, что на Кубани до фига ещё неразграбленных курганов, но большинство из них на территории адыгейских сёл. Там нам копать никто не позволит. Да и лопатой мы много не нароем. Золота найдём мало, в основном, предметы быта и прочую археологическую ценность. Сейчас можно на рынке из-под полы купить «кладовую записку», в которой будет подробно описано, где и какой зарыт клад. Если не нашёл клада по указанной записке, сам виноват, потому что не так понял указания.

Обсудив ещё несколько не самых удачных идей, мы дружно пришли к выводу: что-то изобрести в этом времени мы не можем. Не помним ничего.

– Эх, ноутбук бы сюда с Гуглом, – вздыхал Серёга.

– С ноутбуком любой дурак справится, – заметил я.

– Тогда у нас остаются только тексты песен, которые можно продать в виде стихов, – резюмировал Сергей.

Насчёт текстов песен стоило поспешить с извлечением их из телефонов, которые уже почти разрядились. Точно это сказать мы не могли, так как подвал был теперь закрыт на замок. В момент попадания нам невероятно повезло, что Николай как раз спустился в подвал и люк был открыт. Мне даже припомнилось, что Коленька хотел поискать «кубышку» отца. Сейчас ключи были у экономки. Но я уже оценил крепления и пришёл к выводу, что проушины можно отогнуть вместе с гвоздями. Надо будет ночью спуститься в подвал.

Мы с Серёгой помогли Ничипору закрыть лавку и отправились домой.

Вечером Сергей попросил у Маруськи тёплой воды и устроил постирушки. На это зрелище вышли посмотреть все обитатели дома купца, включая его самого.

– И что такого? – возмущался Серёга. – Носки я уже третий день не менял, трусы тоже. Хорошо, рубашка была на замену.

Выданные мной шаровары Серёга тоже постирал, переодевшись в свои джинсы.

– Справная вещь, – цокал языком Иван Григорьевич, разглядывая штаны. – Англицкие или хранцузы шили?

– Английские, – ответил Сергей и отправился развешивать стираное белье.

– Чего они так взбаламутились? – задал он мне вопрос чуть позже. – Никогда не видели, чтобы парень стирал?

Я, покопавшись в памяти, с удивлением узнал, что стирку здесь устраивают раз в месяц. Чаще смысла не видели. Помогает Маруське одна вдова, Катерина, живущая неподалёку. Свой колодец у Ситниковых был, правда, вода имела странный привкус. Так что таскать издалека её не требовалось. После стирки воду выносили со двора и сливали в канаву.

Теперь я ещё думал, как обрадовать Сергея новостью, что клопов в доме заливают кипятком два раза в год – перед Рождеством и перед Пасхой. И предыдущей ночью, когда он крутился в кровати и жаловался на комаров, кусали его не они, а обычные клопы. Насчёт вшей я тоже не был уверен, что их нет. Могли быть, хотя Маруська бельё и вываривала в большом чугуне. Тоже, думаю, не стоит сразу вываливать на неподготовленного парня информацию, что вываривают вещи, чтобы не только проще их отстирывать, но и от вшей избавляться.

Пока тепло, мы использовали заросли лопуха, растущего вдоль забора, вместо туалетной бумаги. Потом, когда лопухов не станет, такими «пустяками» никто не будет заморачиваться. Нижние портки у мужиков будут в характерных пятнах. И всё это будет перед стиркой вариться в одном чане с полотенцами и нижними юбками женщин. Так что ношенные всего три дня носки здесь никто грязными не посчитал бы. От Ивана Гавриловича вообще постоянно пахнет мочой. Подозреваю, у него с почками проблемы. По малой нужде часто бегает. Маруська ему заваривает спорыш, но это не помогает. А других медикаментов просто нет. Различных инфекций сейчас так много, что за гигиеной нужно следить особо тщательно, но как об этом расскажешь семье купца? Серёга ещё может себе позволить мыть руки перед едой. А на меня уже косо смотрят.

Маруська вечером, как прибралась по хозяйству, вышла за ворота посидеть на скамейке с соседкой, семечки полузгать, заодно обсудить нового постояльца у купца Ситникова. Я не удержался и решил подслушать. Высунулся в окно и внимал разговору. Бабский трёп был, в основном, насчёт того, что на всю эту господскую блажь много денег расходуется. Мол, я тоже уже перенял манеры у Сергея Павловича и столько мыла извёл, что просто жуть! Во всяком случае, подозрений ни моя личность, ни Сергея не вызывали. Вот и хорошо.

Пока я шпионил за Маруськой, Серёга посетил «удобства во дворе», затем заглянул в конюшню.

– Николай, а лошади у купца здоровые? – задал он мне странный вопрос, когда вернулся.

– Вполне, – не понял я, что его смутило.

– Мне показалось, у коней вздутие животов. Выглядят толстыми.

– Всё верно, – согласился я. – Это престижно иметь хорошо откормленную лошадь. Считается, что она сильнее, да и достаток хозяина демонстрирует.

– А для чего дед гриву им квасом мазал и заплетал? – продолжил Серёга расспросы.

– Тоже мода, – заверил я. – Завтра поутру расплетёт, расчешет, будет как у женщин после бигуди – волнистая и красивая грива.