Страница 5 из 19
Екатеринодар второй половины XIX века впечатлял. От дома купца Ситникова мы отошли метров на сто, когда Серёга остановился оглянуться.
– Что не так? – поинтересовался я.
– Хочу убедиться, что это тот самый дом, в котором ты затеял ремонт.
– Не похож?
– Дом-то похож, зато всё остальное – просто мрак.
– Это, считай, центр города. Здесь до улицы Красной несколько кварталов. А на окраине точно будет как в станицах: мазанки, камышовые крыши, отсутствие тротуаров и удобств.
– Это ты месиво из непонятно чего под ногами называешь тротуаром? – усмехнулся Сергей.
– Вполне ничего. Грязь даже до щиколотки не доходит.
Меня и самого не покидало ощущение, что я оказался на грандиозной костюмированной вечеринке с декорациями «под старину». Серёга хоть и выглядел «туристом» на экскурсии, но уже воспринимал ситуацию нормально. Мне же приходилось ещё приспосабливаться к чужому телу и чужой памяти. Конечно, мне повезло в этом плане. Да и оказался я сыном не какого-нибудь крестьянина, а вполне обеспеченного человека.
Дом купца Ситникова на улице Медведовской (Кирова в XXI веке), наверное, был единственным кирпичным строением. Дальше по улице стояли сплошь деревянные дома, которые не имели парадных фасадов. Часть домовладений была окружена заборами, другие – покосившимися плетнями. Возле одного из таких плетней стояла древняя старуха. Она опиралась на клюку, подслеповато щурилась, но нас разглядела и даже напутственно перекрестила. Возле следующего забора мы были облаяны дворнягой. К ней присоединилась соседская шавка, и нам пришлось спасаться от этих кабысдохов бегом. Отстали дворняги только на следующем перекрёстке, вернувшись охранять собственные дворы.
Постепенно дорога становилась лучше. Только возле новостроек было море грязи, но до улицы Мира, которая в этом времени называлась Екатерининская, мы дошли по приличной булыжной мостовой. И потом двигались по относительно чистым участкам. Где застрял купец с телегой, я примерно понял, но всё равно не ожидал, что так резко приличная дорога может смениться грязным месивом. Буквально метрах в двух от брусчатки, рядом с чьим-то забором, телега и застряла.
– По миру пустили, ироды окаянные! – голосил батька так, что слышно было издалека.
Зрителей набралось уже прилично, кто-то, похоже, пытался помочь вытянуть телегу. Перепачканные с ног до головы «помощники» делились впечатлениями.
– Чего купец так надрывается-то? – поинтересовался Серёга.
– Предполагаю, что кто-то из добровольных помощников успел что-то спереть с телеги, – ответил я, прикидывая, как самому не увязнуть в грязи вместе с ней.
– Микола, сынку! – обрадовался родитель, заприметив меня, и начал живописать свои приключения.
Рассказа хватило до того момента, как пришёл Ничипор с грузчиками. Коня к тому времени уже выпрягли, что-то навесили ему на спину и начали распределять остальной груз. Мы с Серёгой прихватили один на двоих мешок с чем-то сыпучим и поволокли домой.
– Телегу вытаскивать не будут, – вводил я Серёгу в курс дела. – Если, конечно, дожди прекратятся и подсохнет, то попробуют, а так она до конца весны будет здесь стоять.
– Вполне верю, – согласился Сергей. – Надо же, колёс даже не видно.
– Чернозём, чтоб его! – Отёр я со лба пот и ухватился удобнее за мешок.
Нам ещё повезло, что к самой телеге не пришлось подходить. Снимать груз поручили Ничипору. Вот он почти по пояс в грязи стоял, перекидывая товар грузчикам. Папенька Николая, убедившись, что всё, кроме стащенного мешка, в целости, и прихватив какую-то коробку, припустил следом за грузчиками. Теперь купец бдительно следил за нанятыми рабочими, продолжая дёргать себя за бороду и вещать на всю округу о несчастной доле «бедного купца».
Наёмных работников отпустили, как только мешки были занесены во двор. Затем мы дружно отмывались под навесом. Маруська предусмотрительно заранее нагрела воды. Ещё и принесла для всех исподнее бельё, высказывая Ивану Григорьевичу, что он столько времени в мокрых и грязных портках сидел. Погода уже не летняя, с утра прошёл дождь, и по ощущениям на улице было градусов пятнадцать – семнадцать.
За всеми этими заботами и хлопотами личность Сергея не вызвала вопросов. Ужинали мы с ним снова вдвоём, потому что Иван Григорьевич занимался привезённым товаром. Конечно, он перехватил что-то на летней кухне, но на неожиданного гостя не отвлекался и вопросов не задавал. А прислуга лишний раз попадаться на глаза раздражённому хозяину не спешила.
Спать я устроил Серёгу на сундуке. Узковата оказалась лежанка, как и моя кровать. Плюс комковатая перина, пышные подушки в засаленных наволочках и запах несвежего белья, не добавляющие комфорта. Но мы так вымотались за этот долгий день, что на такие детали не обращали внимания. Наконец появилась возможность обсудить ситуацию и подумать, как нам жить дальше.
– Серёга, что ты помнишь по девятнадцатому веку? – задал я самый важный для нас вопрос.
– Как-то всё поверхностно и без дат. Помню, что поезд с царской семьёй взорвут. Когда, не знаю. Если насчёт каких-то изобретений или научных открытий, то тоже мимо. Химию в школе я не любил. Физику тем более. Мне эти предметы для поступления на худграф не требовались.
– М-да… попаданцы из нас никакие, – заметил я. – Истории этого периода не помним, няшек из своего времени не принесли. Единственный «рояль» – доставшееся мне тело с памятью бывшего владельца. Как жить-то?
– Я рисовать умею, – напомнил Серёга.
– Я тоже на живописи после третьего курса специализировался, а толку? Меня эта живопись и в двадцатом веке не кормила. Когда перешёл на компьютерную графику, вообще забыл, как кисти в руках держать.
– Может, что из великих открытий вспомним? – не сдавался Сергей. – Или в телефонах информацию поищем, пока они не разрядились?
Мы встали и по-партизански пробрались в подвал. Там уже дружно потрошили свои телефоны, пытаясь отыскать в их памяти хоть что-то полезное.
– У меня только музыка, фото и игры, а у тебя? – поинтересовался я.
– Тоже музыка, – тяжело вздохнул Сергей. – Я немного на гитаре играю, – вспомнил он ещё один полезный навык.
– Только мелодии с наших мобильников в этом времени совсем не в тему. Нужно что-то другое искать.
– Почему я в школе плохо химию учил? – тихо бормотал Сергей на обратном пути в спальню.
Я задавался примерно тем же вопросом. Долго не мог уснуть, всё прикидывал варианты. И ведь сколько я той литературы о попаданцах прочитал! Нет бы запомнить что-то полезное для себя! Помню только известный стёб писателей по поводу промежуточного патрона и автомата Калашникова.
Если разобраться, то пользы от знаний ещё не открытых химических элементов тоже нет. Не на той я ступеньке социальной лестницы, чтобы меня восприняли серьёзно в научных кругах. Коленька даже гимназию не закончил. Хотя учиться в местных университетах и меня что-то не тянет. Там как раз студенты-революционеры активизировались.
Какое-то у нас неудачное попаданство. Нет бы на полвека раньше, когда ещё был запас времени, чтобы серьёзно повлиять на историю. Через тридцать лет случится Октябрьская революция и к власти придут большевики. Но я понимаю, что не смогу предотвратить революцию. Даже если раздобуду оружие, перестреляю всё большевистское руководство, это не изменит ситуацию в стране.
Дело ведь не в лидерах, а, как нас учили на политэкономии и научном коммунизме, в том, что «верхи уже не могут управлять по-старому, а низы не хотят жить по-старому». Революционная ситуация, чёрт её подери! Не смогу, не остановлю я эту массу пролетариата, недовольного своей жизнью.
Кстати, читал я фантастику о попаданцах в советские времена, где главный герой то Ельцина убивает, то Горбачёва. Мол, нет человека – нет проблемы. Фигня полная. Не было бы Горбачёва, нашёлся бы кто-то другой, кто выплыл бы на волне народного негодования. В СССР к середине восьмидесятых годов как раз была та ситуация, когда «низы не хотели, а верхи не могли». Вот и рванула страна, как пороховая бочка.