Жестокие страсти

Мне и без того было жутко, а тут стало еще страшнее. Оказаться беременной от этого психа...

- Говоришь "нет"... - Артем оперся одной рукой о подушку рядом с моей головой, а другой снова стиснул мою шею. - ...выходишь отсюда голой и пиздуешь мимо них прямо на улицу. Вот так с кляпом. И я на тебе еще ножом вырежу, что ты шлюха, чтобы никто не перепутал!
 
 Мне хотелось заорать, что он больной! Больной! Что никогда не надо было так меня мучить, чтобы сделать меня своей женой! 
 Но вместо этого захрипела, когда он толкнулся в меня членом и вошел до конца. 
 Тело вздрогнуло и прильнула к нему. Я чувствовала себя дикой кобылицей из сказки, которую всю ночь объезжал Иван-Дурак, и вот с рассветом пришла пора покориться. 
 
 Артем склонился ко мне и тихо и внятно проговорил прямо в ухо:

- Выбор очень прост. Вот это - да. 
 
 И его пальцы нашли все еще простреливающий искрами удовольствия клитор и очень нежно обвели его по кругу. Горячая волна лизнула меня между ног, нервы напряглись в предвкушении наслаждения. Член выскользнул из меня и вновь вошел - медленно, горячий и длинный, продляя это балансирование на краю ножа. Еще чуть-чуть... и... 
 Я застонала сквозь кляп, готовая на все ради последнего движения.

- А это - нет. 
 
 Он убрал пальцы, резко толкнулся внутрь и сжал мое горло до прыгающих черных точек перед глазами. Накрыл рукой грудь и резко крутнул сосок, так что я захныкала. 

- Ты поняла? - снова очень ласково шепнул Артем. - Сейчас я уберу кляп и ты скажешь одно. Всего одно слово.
 
 Я кивнула. 
 
 Он начал расстегивать ремень, вжимающий носовой платок в мой рот, но остановился на полпути. 

- Хотя нет. Ничего не говори. Сначала я хочу еще раз услышать как ты стонешь подо мной.

В его глазах разлилось удивительно нежное сияние. Словно он смотрел на меня, но видел не ту шлюху, о которой он твердил со вчерашнего вечера, и которой, если честно, я частично и была, а любовь всей своей жизни. 
 Под таким взглядом я ощущала себя как грешница в раю, попавшая туда по досадной ошибке. Но говорить об этом никому не хочется. Хочется побыть той, кто достойна такого взгляда еще хоть немного. 
 
 - Иди ко мне... - в голосе Артема прорезались бархатные нотки. Он склонился передо мной, сидящей на кровати, положил свои горячие ладони на мои лодыжки и провел ими снизу вверх до бедер, до того места, где они смыкаются. 
 Погладил их медленными движениями, скользнул на внутреннюю сторону бедер и развел их так медленно и ласково, что ни одна моя мышца не напряглась в противодействии. 
 
 Он придвинулся ко мне, встав на колени между моих ног, и его руки вновь скользнули по телу, только теперь они нежно ласкали живот, обнимали трепетными пальцами грудь, покачивая ее тяжесть в ладонях. 
 Потом он кончиками пальцев провел по моим ключицам, по шее, коснулся виска... И дернул ремень, стаскивая его с моего рта и вынимая кляп. 
 
 Вместо кляпа в рот мне скользнул горячий язык, тут же сплетаясь с моим языком. 
 
 Артем прижимал меня к себе, упираясь уже стоящим членом в живот, но каждое его действие было ошеломительно нежным. 
 
 - Юленька... - горячо прошептал он мне на ухо. - Я люблю тебя с того момента, как впервые увидел в нашем коридоре. Как сияли твои глаза, какой нежной была кожа, какой обворожительной улыбка... Я и сам был еще мальчишкой, но в тот момент я понял, что никогда для меня не будет никакой другой женщины кроме тебя. И только потом я заметил, как ты была одета. 
 
 Я, освобожденная от кляпа, открыла рот, чтобы все-таки сказать... но он вновь накрыл мои губы своими, нежными, мягкими, непривычно осторожными, так что мне хотелось плакать после всех тех грубостей, что он говорил и делал сегодня со мной. И жаловаться.
 Ему же. 
 Кому еще?
 
 - Ты не представляешь, что такое для мужчины, только что вознесшего свою возлюбленную на вершину, понять, что она - не та, кого он себе представлял. Да, я был глупым мальчишкой, а ты всего лишь дурачилась. Но ты выбрала именно такой образ. Я долго думал об этом и понял, почему моя обида так сильна спустя все эти восемь лет. Ты сама хотела быть шлюхой, Юленька, любовь моя. 

Его пальцы одновременно с его словами путешествовали по моему телу. Я никогда не чувствовала таких нежных касаний, таких сладких поглаживаний. Он то едва дотрагивался кончиками пальцев до моей шеи сбоку, и я вздрагивала от горячего дыхания на коже. То вел ими по нижней части тяжелых полушарий моей груди, и я с удивлением понимала, что это невероятно чувствительное место, чуть ли не самое чувствительное в моем теле. 
 То сжимал мою попу, вжимаясь в меня пахом, и терся о живот горячим упругим членом, так что я хотела умолять его войти в меня.
 
 - Я оказался прав. Когда я узнал, что ты все-таки не дождалась меня, и даже не вышла замуж, а просто отдалась какому-то первому попавшемуся уроду, я уверился в том, что твоя суть изначально была такой. Это почти убило меня. Я многое сделал сегодня, наконец-то получив тебя в свои руки. Я не сдерживал себя, желая наказать тебя за развратность. Но когда я дотрагивался до тебя, любовь пересиливала. Я хотел оттрахать тебя как шлюху, и хотел любить тебя как свою богиню. И не знал, какое чувство сильнее. 
 
 Он то шептал едва слышно, то говорил яростнее и напористей, то мурлыкал на ухо, то холодно шипел, меняясь так неуловимо, что у меня начинала кружиться голова. Или она кружилась от того, что делали его пальцы? Они ласкали меня во всех местах, находя чувствительные точки там, где я в жизни бы не подумала, но неуклонно спускались вниз, к средоточию влаги и жара, наполнявших мое тело от того, что он делал.
 Его пальцы раздвинули складочки у меня между ног, почувствовали влагу и начали скользить вверх-вниз, то трогая мой клитор, то проникая внутрь ноющего влагалища. Это было словно отражением того, что Артем делал со мной в ванной. Но совсем другим.
 
 - Сейчас я хочу склониться перед тобой первый и последний раз, Юленька. Попросить у тебя прощения и проклясть... И быть с тобой так, как если бы все было иначе. Если бы я встретил тебя за чаем с тортом, а не в наряде шалавы, если бы в двенадцать подарил тебе куклу, а в четырнадцать пригласил на свидание. Если бы в шестнадцать наконец решился поцеловать тебя в первый раз, и это был бы твой первый поцелуй, потому что ты была бы моей девушкой, которую я берег все эти годы. Если бы в восемнадцать я уложил тебя на кровать, усыпанную розовыми лепестками и был бы твоим первым и единственным. И тогда бы сейчас, в твои двадцать, я бы любил тебя вот так, как буду любить сейчас. Перед тем, как мы выйдем к моим родителям и скажем, что женимся. Пусть это будет единственный наш раз в том мире, где все было правильно.
 
 Его пальцы нежно растягивали меня внизу, томительно и жарко, входили внутрь и покидали мое тело, кружили вокруг клитора, лаская его, доводя меня почти до экстаза, но избегая доводить дело до конца. Артем закончил говорить и теперь его губы и его язык присоединились к невероятно нежным и умелым ласкам. Он вылизывал каждый миллиметр моего тела, доводил до крайней точки и отступал... А потом в меня вошел его член. 
 
 Я выгнулась ему навстречу, закидывая руки на шею моего любимого, самого любимого, с детства, мужчины, закидывая ноги на его поясницу, вжимаясь в него всем телом и подаваясь вперед, чтобы он проник в меня до конца, слился со мной. В эту ночь, в этот последний раз, когда все происходило так, как должно было в том мире, где мы были бы всегда вдвоем. Из моих глаз катились слезы, когда я пыталась представить себе, как могла бы жить эти восемь лет под сенью его любви. Как одна ошибка в детстве и неизмеримо более суровая ошибка в юности лишили меня такого счастья.
 
 Артем ласкал меня, качал на медовых волнах, доводил до самого края, до самого-самого-самого, но не давал рухнуть в бездну. Потому что у его действий была единственная и главная цель.
 
 
 В тот момент, когда я балансировала на лезвие ножа, дрожа всем телом и испытывая уже боль от невозможности получить удовольствие, когда могла только стонать, и стонала без остановки, он замер, не выходя из моего тела и прошептал: