Хотите быть герцогиней?

Он тогда ей сразу понравился. Бронзовая кожа и типичное для индийца понижение тона в конце фразы. Серебряные волосы с прямым пробором, столь безукоризненно прямой была также и его осанка. Он был к ней очень добр, даже вопреки тому, что она явилась в дом герцога без визитной карточки и без приглашения. Хан, казалось, был даже рад ее видеть.

– Герцог не всегда такой, – доверительно сообщил ей дворецкий, подавая Эмме следующий документ.

– Нет? – В душе Эммы забрезжила робкая надежда.

– Обычно он гораздо хуже. – Быстро оглянувшись через плечо, дворецкий взял из ее рук документ, чтобы вложить новый. – Герцог жил один и не собирается отступать от своего обычая. Он никому не доверяет, но уважает тех, кто может бросить ему вызов. Думаю, поэтому вы здесь. Он испытывает злость, обиду, скуку, и его боль куда сильнее, чем он выказывает. И знаете, одно из двух: или вы с ним поладите, или он разобьет вашу жизнь.

Эмма постаралась справиться с волнением.

– Если вам это хоть как-то поможет, – продолжал дворецкий, – знайте, что вся прислуга надеется на первое.

– Это обнадеживает… кажется.

Что бы ни потребовалось для того, чтобы, по словам Хана, «поладить», Эмма не сомневалась, что лишена подобных качеств. Однако, если Хан намеревается встать на ее сторону, она не возражает. Ей нужен хотя бы один друг в этом доме, и этим другом вряд ли станет ее супруг.

И не кошка, куда бы она ни подевалась.

– Чем вы там занимаетесь? – спросил тот, о ком они только что говорили.

– Ничем, – поспешно ответила она. – То есть я почти закончила читать. – Вы могли бы дать мне совет? – шепнула она дворецкому.

– Полагаю, уже поздно спасаться бегством.

– А кроме этого?

– Разве что напиться допьяна? Кое-кому в этом доме следовало бы, но я не могу.

– Хан, хватит стоять столбом, сделай что-нибудь полезное. Принеси фамильную Библию.

Дворецкий вытянулся в струнку.

– Да, ваша светлость.

Уходя, он едва заметно подмигнул Эмме – сочувственно и вместе с тем заговорщицки. «Отныне мы вместе» – вот что он, кажется, хотел сказать.

Эмма взяла перо.

Как только была подписана последняя страница контракта, священник деликатно кашлянул:

– Вы готовы начать, ваша светлость?

– О господи, да! Давайте поскорее покончим с этим.

Эмма и герцог заняли свои места, стоя бок о бок, и Эмма, не сдержавшись, взглянула на него. К ней был обращен его здоровый профиль – мужественный, решительный. Ни малейшей тени сомнения не было на его лице.

Но он вдруг повернулся к ней, и она увидела шрамы. Смутившись от того, что он заметил, что она его разглядывает, Эмма поспешно отвернулась, и инстинкт болезненно подсказал ей: отвернувшись, она допустила ошибку.

«Отлично, Эмма. Так держать!. Как раз вот этим ты его не оскорбишь».

Они произнесли положенные клятвы, и новоиспеченный супруг схватил ее руку, чтобы надеть на палец простое золотое колечко. В том, как герцог стиснул ее руку, не было ничего сентиментального – он как будто утверждал свое право на Эмму. Двое слуг поставили свои подписи как свидетели, после чего викарий удалился.

И они остались втроем – Эмма с герцогом да еще тяжелое, неловкое молчание.

Герцог хлопнул в ладоши.

– Ну, с этим покончено.

– Полагаю, это так.

– Я велю горничной принести чего-нибудь подкрепляющего в ваши покои. Вам наверняка захочется отдохнуть.

И он повернулся к ней спиной, собираясь уйти, но Эмма дотронулась до его плеча, чтобы остановить.

Он обернулся.

– Что еще?

Это был не вопрос, а скорее выговор. Эмма собралась с духом.

– Я хочу отобедать.

– Разумеется, вы пообедаете. Или вы думаете, что я стану морить вас голодом? Это вряд ли отвечает моим планам зачать здорового ребенка.

– Я имела в виду не просто утолить голод. Я хочу, чтобы мы с вами пообедали вместе. И не только сегодня, а каждый вечер. Настоящий обед, со множеством блюд. И чтобы мы с вами разговаривали.

У герцога сделалось такое лицо, будто она предложила ежевечернее вскрытие брюшной полости, исполненное посредством штопальной иглы и ложки.

– Зачем вам это?

– Нельзя, чтобы нас связывала только постель. Мы должны узнать друг друга, хотя бы немного. Иначе я буду чувствовать себя…

– Племенной кобылой? Да, я помню. – Герцог отвел взгляд и вздохнул, потом снова взглянул на Эмму. – Очень хорошо. Мы будем обедать вместе. Однако я хотел бы прояснить некоторые вещи прямо сейчас. Наш брак – это брак по расчету.

– Да, так мы и договорились.

– Между нами не будет любви или привязанности. Напротив, будут приняты все меры, чтобы их не допустить.

– Странно, что вы полагаете, будто нам понадобятся меры предосторожности. Я удивлена.

– Просто делайте то, что от вас требуется. Вы должны разрешить мне ложиться с вами в постель. Я отлично сознаю свое внешнее уродство. Вам не нужно остерегаться проявления с моей стороны грубости или распутства. Все наши встречи будут в рамках благопристойности, насколько это возможно. При погашенных свечах… И никаких поцелуев! Разумеется, как только вы понесете моего наследника, наши отношения закончатся.

Эмма была ошеломлена. Никаких поцелуев? При погашенных свечах? Из-за его шрамов?

В словах герцога она уловила такую боль, что внутренне содрогнулась. Должно быть, предательство Аннабел Уортинг было для него жестоким ударом. Даже если он вбил себе в голову, будто его шрамы так отвратительны, что никто не сможет их терпеть… Эмма теперь его законная супруга. Она отказывалась это принимать. Уж она-то знала, каково быть отверженным.

Герцог повернулся, чтобы уйти, но она снова остановила его.

– Еще одно. Я хочу, чтобы вы меня поцеловали.

Эмма выпалила это и замерла, ужасаясь собственным словам. Но дело было сделано – теперь ей нельзя отступать. Если она дрогнет перед ним, ей никогда не отбить назад тот маленький плацдарм, который она захватила.

– Вы разве не слышали? Я только что поставил условие: поцелуев не будет.

– Вы говорили про поцелуи в постели, – возразила она. – А я не про постель. Я прошу только об одном-единственном поцелуе.

Он провел ладонью по лицу.

– Обед. Поцелуй. Вот что я получил, женившись на дочери сельского священника. Романтические бредни.

– Поверьте, быть дочерью сельского священника отнюдь не означает, что моя голова набита романтическими бреднями.

«Распутница. Шлюха. Иезавель». Эти жестокие слова зашипели на нее из темных уголков памяти. Она заставила их отползти назад, как привыкла делать все эти годы. Может быть, когда-нибудь она сумеет прогнать их навсегда.

– Я могу обойтись без кольца с драгоценными камнями, без гостей, без красивого платья, – сказала она. – Я прошу только об одной маленькой любезности, чтобы почувствовать… немного тепла. Чтобы сегодняшний вечер был больше похож на настоящую свадьбу.

– Свадьба была самая настоящая. Мы принесли клятвы, которые нас связали по закону. Поцелуи на свадьбе необязательны.

– Мне кажется, на моей свадьбе поцелуй просто необходим. – Ее голос набрал силу. – Вы удостоили меня церемонии, пусть формальной и второпях, но меня бы порадовал этот маленький жест, который дал бы мне почувствовать, что я для вас нечто большее, нежели движимое имущество.

Она пристально наблюдала – как он отреагирует? Но его реакцией был полный отказ от какой бы то ни было реакции. Его лицо ничего не выражало – обе его половины: здоровая и та, где шрамы. Или он не был уверен в себе? Кроме того, нельзя исключать, что она ему неинтересна. Эти мысли заставили ее сердце сжаться.

– Если хотите, я могла бы сама вас поцеловать, – предложила Эмма. – Необязательно, чтобы поцелуй был долгим. Вам только и нужно, что стоять смирно.

Она привстала на цыпочки.

Но он положил руки ей на плечи, вынуждая опуститься на пятки.

– Жена не может целовать герцога.

О господи! Ничего унизительнее уже быть не может.

– Герцог, – продолжил он, – сам целует жену. Это совершенно разные вещи.